— Ну как? — нетерпеливо выкрикнула я.
И обратила внимание на знаменательный факт: только сейчас девушка допила до конца свой третий коньяк.
— Я понятия не имела, о чем они говорили, — начала докладывать Гражинка. — Ты велела записывать с самого начала, и у меня не было времени подумать о предмете их разговора. С ходу стала стенографировать. Больше всего говорили о Весе… Я правильно расслышала? Вроде бы и ты называла имя этого парня в наших разговорах. Это его мамаше ты помогала таскать какие-то тяжести… Правильно я говорю?
— Точно. Молодец, правильно запомнила.
Я надеялась, что именно о нем они и станут говорить. И что?
— Так вот, у меня создалось впечатление, что они обсуждали, как бы ему половчее инкриминировать насильственные действия, «чтобы не смог отвертеться», так они говорили. Да ты лучше сама прочитай мои записи, я постаралась записать все, выбери важное для тебя…
Затем три четверти часа, не меньше, мы корпели над Гражинкиными записями, так что у меня вся часть туловища пониже спины одеревенела, очень уж неудобные стулья в этих провинциальных ресторанчиках, хотя бывают и хуже… Оказывается, Лодзя — так звали Завадскую — пылала ненавистью к растрёпанной Марленке. Ханя пылала ненавистью больше к хахалю, чем к злой разлучнице. Потому, наверное, что себя ценила несравненно выше и просто пренебрегала какой-то там лахудрой. Впрочем, у Хани и в самом деле ноги были красивее.
Если же говорить по существу, выяснилось лишь одно важное обстоятельство: соврала Марлена. Веслав действительно домогался Хани в недостроенной вилле — не без взаимности, разумеется, — и именно в то время, которое назвала Ханя. Следовательно, не мог он в это время ни пить водку с братом Марлены, ни разносить голову топором Веронике. Его кандидатура в убийцы тем самым раз и навсегда снималась со счётов. Одновременно на сцене появились новые личности. Молодые дамы были очень информированными и любопытными особами и тоже кое-что соображали в следственных делах. Так, Марлена, понося Ханю, пыталась создать алиби, но не Веславу, а своему брату И ещё в деле появилась новая персона, некий Куба, кореш упомянутого брата. Так впервые я услышала об этой загадочной личности. Видели его в Болеславце нечасто, неместный он.
Кажется, приезжий из Варшавы. Особые приметы — веснушки. Так его и называли девки во все время разговора — рябой или конопатый. Примета, прямо скажем, достойная внимания, ибо в Болеславце, неизвестно почему, веснушчатые парни не водились. Почему? А холера знает почему. Если, скажем, в Кросне все девушки красавицы, то почему в Болеславце парни не могут обходиться без веснушек? Необъяснимое явление природы.
В своём разговоре девки лишь походя упомянули Марленкиного брата, для них важнее были их любовные перипетии с Веславом. Они не теряли надежды, что Ханя в конце концов как-нибудь его заполучит. Не мытьём, так катаньем.
Патрик Гражинки не был конопатым, так что не мог оказаться корешем брата, хотя и такая мысль приходила мне в голову. Имя ещё ни о чем не говорит, каждый волен выбрать себе кличку или псевдоним, как угодно, а вызывал подозрение сам факт, что Марлена так старалась обеспечить алиби брату. Они наверняка что-то с конопатым корешем учудили и теперь оказались в опасном положении. Так решили мы с Гражинкой, потому что обе девицы этой темы едва коснулись, не развив её. Да, интересно, зачем это Марленкиному брату так понадобилось алиби?
Я решила весь записанный Гражинкой текст переписать на свой ноутбук и потом уже как следует поломать над ним голову. Мне предстояла та ещё работа, ибо расшифровать Гражинкину стенограмму было не легче, чем вавилонскую клинопись.
Обедать нам не хотелось, не до еды было, поэтому, оставив Гражинку в гостинице и очень надеясь, что без меня тут обязательно появится этот все более подозрительный Патрик, я одна двинулась на поиски.
Честно говоря, куда именно двинуться, я ещё не решила. Можно было бы пообщаться с Гражинкиной кузиной, ведь она уже более десяти лет работала учительницей в Болеславце и наверняка знала множество людей. В том числе и девиц, замешанных в деле Фялковской. Может, они у неё учились? Кто знает, какая информация может вдруг пригодиться. Долгие годы занимаясь самостоятельными расследованиями, я поняла, как важна бывает каждая, даже на первый взгляд незначительная мелочь.
Однако моя машина, должно быть сама, поехала в другом направлении, и я очень удивилась, оказавшись перед домом Вероники, у его главного входа. Ещё больше удивилась, заметив в доме какое-то оживление. Ага, вон и машина полиции припаркована. Интересно, они решили наверстать упущенное или объявился наследник? Я остановила машину и не знала, на что решиться. Разумеется, очень хотелось войти, но боялась, что такого моего нахальства полиция просто не вынесет. С другой стороны, пусть убедятся, какая я несносная особа, пусть им захочется избавиться от меня раз и навсегда, то есть отпустить Гражинку. Тем более что пообещали это сделать. А без Гражинки я не уеду! Это и они должны были уже понять.
Когда же в одном из окон промелькнуло лицо прокурора, я не выдержала, перестала сомневаться и вышла из машины.
Полицейский у входной двери как-то неуверенно преградил мне путь.
— Пани, я думаю, нельзя сюда входить.
Во мне тут же взыграли самые плохие стороны моего характера.
— А откуда вы знаете, можно или нельзя? — бесцеремонно заявила я. — А вдруг я просто обязана сюда войти. Кто нашёл для вас отпечатки пальцев? Я. И кое-какие вещественные доказательства. А вы уверены, что в протухлой капусте больше ничего не было?
Протухлой капустой я окончательно сбила парня с толку. Болеславец не Париж, в их полицейской комендатуре я была два раза, и весь наличный состав учреждения наверняка знал об этом.
Итак, я вошла в дом, и моим глазам предстало восхитительное зрелище.
Полицейские потрошили Вероникин дом с величайшей тщательностью, сантиметр за сантиметром. Нельзя сказать, что они переворачивали все предметы с ног на голову, увеличивая и без того царящий в доме беспорядок, зато самоотверженно рылись в ящиках столов и просматривали все книги на полках. А также каталоги, справочники и связки газет. Каждый предмет они аккуратненько посыпали порошком для снятия отпечатков пальцев. Вот с этого им и надо было начать. Если бы они провернули эту работу раньше, не пришлось бы ещё иметь дело с пылью, толстым слоем покрывшей все предметы в доме за прошедшие с убийства дни. Да, немало работы прибавил им Гражинкин воздыхатель, тот самый престарелый сосед. Ведь каждому дураку ясно, что свежий отпечаток пальца гораздо приятнее отпечатка запылённого.
А вот что меня больше всего озадачило, так это присутствие Патрика. Его предусмотрительно держали на уже обработанном участке комнаты. Втиснувшись в стену и стараясь как можно меньше бросаться в глаза следственным органам, я стояла не дыша. И все равно проклятый прокурор меня углядел, дёрнула же его нелёгкая повернуться именно в мою сторону.
— А пани что тут делает? — сурово вопросил он.
— На саксофоне играю, — не выдержала я, хотя зачем же с самого начала задираться с большим начальством? А вот сказалась застарелая неприязнь к прокурорам. — Вижу, что Панове нашли-таки наследника?
Услышав наш обмен колкостями, обернулся старший комиссар, видимо руководящий обыском.
— Нашли, — ответил он вместо прокурора. — Вот именно. Пан Каминский.
Я взглянула на пана Каминского, а пан Каминский поглядел на меня. Похоже, ему удалось многое прочесть в моем взгляде, он как-то даже слегка изменился в лице. Ничего не скажешь, парень красивый, как раз для Гражинки, холера, но не стану же я убеждать девушку связать свою судьбу с убийцей. А жаль…
— Очень приятно, — неискренне заверила я, — не знаю, известно ли уже вам…
И тут в голове промелькнул чрезвычайно важный для меня вопрос, рождённый моей всепоглощающей страстью к маркам. Вот интересно, успею ли я купить у него желанный болгарский блок, пока полиция ещё не разобралась в случившемся и он не стал у них главным подозреваемым? Впрочем, глупо надеяться, ведь все знают, что наследство останется в замороженном состоянии, пока не закончится расследование.
