После того кошмарного обследования я это строеньице запомнила прекрасно и в бывшее блудилище — сейчас жилая квартира — попала сразу. Дверь открыла та самая девочка, только повзрослевшая на год.

— Добрый вечер, — начала я скороговоркой. — Я тут перед ремонтом обмеры делала и у вас тоже. Ты меня помнишь?

Она кивнула. Пожалуй, девочка замкнутая.

— У меня к тебе пустяковое дельце, может, поговорим?

Девочка снова кивнула, на сей раз слегка неуверенно. Из квартиры послышалось: «Кто пришёл?», голос женский, мать, наверное.

Я забеспокоилась — контактировать с маменькой не входило в мои планы, я не успела выдумать предлога, и добротное враньё не шло на язык. Девочка, впрочем, выручила.

— Это ко мне! — крикнула она. — Выйду ненадолго во двор!

Я все ещё стояла за порогом, отстранилась, девочка вышла и закрыла за собой дверь.

— Если вы ко мне, то дома негде. Все сидят друг у друга на голове, а мой брат подслушивать любит. В чем дело?

Она, по-видимому, чем-то обеспокоена и не жаждет семью посвящать. Меня это устраивало вполне.

— Помнишь, когда мы обмеряли вашу квартиру, к тебе пришла подружка, — начала я, усаживаясь на досках, сваленных во дворе.

Было уже темно, но свет из окон и от фонаря освещал её лицо, девочка смертельно перепугалась. Она тоже собиралась сесть, но тут напряглась, сдерживая желание удрать. Наверное, забеспокоилась из-за подружки.

— Сядь! — сказала я резко, но приглушённо. — Я тебе ничего не сделаю, и меня не касаются всякие ваши глупости. Хочу кое-что узнать и никому ничего не скажу.

Девочка замерла, но полусидячая позиция была очень неудобна, она тяжело плюхнулась на доски и глубоко перевела дыхание, по-видимому, с перепугу даже дышать не смела.

— Как приходила тогда подружка, вижу, помнишь, — я заговорила успокаивающе. — Вашего разговора я не слышала, занята была, донеслось до меня только имя какой-то Каськи. Эту Каську твоя подруга назвала дурой. Меня интересует только одно, кто она, эта дура Каська?

Каська, очевидно, оказалось не самое страшное, девочка снова вздохнула с явным облегчением. Помолчала, собиралась с мыслями и преодолевала панику.

— Да была тут одна такая…

— Кто? Твоя соученица?

— Какое там. Приходила со своим парнем, таскалась сюда. Она того…

— Которого?

— Наркоманка…

Через меня не то электрический разряд прошёл, не то стайка муравьёв-спринтеров промчалась: нашла красивую пани Касю…

— Дорогая моя, я из-за этого и приехала. Сделай одолжение, расскажи все, что знаешь про эту Каську.

— А что? — недоверчиво покосилась девочка.

Я посмотрела на неё максимально серьёзно, в надежде, что она все-таки увидит в неверном освещении выражение моего лица.

— Я разве тебя спрашиваю про твои дела? А ведь могу…

— Да нет, мне все равно, — поспешно прервала она. — Так вот: она шлялась сюда и ждала того парня. Иногда оставалась ночевать в нашем доме… Где придётся. А мы с ней разговаривали.

Замолчала. Похоже, с Каськой дела неважнецкие. Я решилась поставить вопрос ребром.

— Слушай, мне необходимо знать все про Каську-наркоманку — её надо найти. Меня не интересует остальное, и плевать хочу на всякие романы и прочее. Я не слепая, вижу, ты чего-то боишься, бойся себе на здоровье, скрывай или сглупу проболтаешься, меня не касается. Даже если вы вместе с подругой убили кого-нибудь, смилуйся Боже, над его душой, моя хата с краю, никому ничего не скажу. Я понятно говорю? Скажи все про Каську и меня больше не увидишь.

— Нет, убийство нет… — вырвалось у неё. — Но… Значит… Все за Каськой тут ходят…

— Кто все?

— Разные. Приходили, спрашивали. Агате по морде съездили, потому что сказала, ничего, мол, не видела, а она и взаправду не видела, а я, значит, сразу и созналась…

— В чем созналась, Господи Боже?!

— Мол, знаю её. Она дура, помыкали ею все, для своего парня на все готова, через него и в наркоту влипла.., вообще добрая, помогала всем, любила детей и её парень тоже, возились с ребятишками…

Опять замолчала, немного подумала, внимательно на меня посмотрела. Я напряжённо ждала.

— Так и быть, — решилась она вдруг. — С меня хватит. Пани — первый нормальный человек… Да я вас и знаю, вы ведь и сами догадываетесь, кто о ней спрашивал, а вы не из них, я вижу… Скажу вам все. Парень велел им сушковать, этим ребятишкам…

— Как это сушковать? — Так.., ну, здесь в детском доме был мальчик, его фамилия Сушко. А этот Каськин парень научил ребят шваркать подошвами и бормотать тихонько под нос, и получалось так: суш-ко, суш-ко, суш-ко, целыми часами могли так шваркать, а он слушал, будто музыку небесную…

Я тоже слушала, будто музыку, может, даже в большем экстазе. Девочка отбросила опасения и говорила не переставая.

— Каська с парнем сюда за делом ходили, хотя какие дела у таких, у них и так крыша едет, и все же что-то там выполняли. И играли с ребятами. А когда исчезли, их начали искать, и милиция даже. Я никому не говорила, а вам скажу… У Каськи была семья, она просто убежала из дому, она уже совершеннолетняя — ей восемнадцать исполнилось. И деньги у неё были, кто-то давал. Её парень тоже из семьи…

— А не знаешь их фамилий?

— Нет, даже как зовут, не знаю. Она звала его Пёс.

— Как?!

— Пёс. Обыкновенно — пёс, и все тут. И у меня есть один адрес, Каська как-то здесь сидела одна, разве не видели? Да вы не могли не видеть, ведь мерили весь дом! Здесь, где мы теперь живём, такая комнатушка рядом, даже дверей не было, теперь временно поставили, она сидела в углу, а я заглянула — сторожиху искала, ну, и увидела её, ей плохо сделалось, стонала, ничего не хотела, только велела, ежели помрёт, передать одной женщине. Думаю, она ничего не соображала, кому говорит, меня не узнала, говорила как с чужой. На Саской Кемпе, Валечных, пять, первый этаж, Голковская Марианна. Голковской она и велела сказать, что померла. И все. А тогда не померла, лучше ей стало и ушла.

— А парень? О нем ничего не известно?

— Нет. Только противно с ней обращался. Упрямый, как черт. Все по его должно быть, и точка. О Голковской я никому ни слова, никто про это слыхом не слыхал.

Замолчала и снова перевела дыхание, словно тяжесть с себя сбросила. О Каське, видимо, и в самом деле все сказала.

— Порядок, — заключила я и придержала её за руку — она уже рвалась убежать. — Слушай, я обещала не совать нос в твои дела и не буду. Но я все-таки взрослая, а потому, если тебе понадобится помощь, вот мой номер телефона. Ты его выучи и запомни навсегда. Меня здесь не было, ты ничего не говорила, видела только за обмерами дома. Представь, я тоже боюсь. В случае нужды звони, только, ради Бога, никому об этом ни слова!

Девочка, видимо, прекрасно поняла мои переживания и сразу успокоилась. Кивнула, повторила вполголоса номер, встала спокойно, неторопливо. Пожалуй, мы заключили союз…

На улицу Валечных, пять я примчалась на следующий день около десяти утра. На особу, открывшую мне, посмотрела с великим вниманием и с ещё большим сомнением. Она отнюдь не располагала к себе, напротив: губы, сжатые в тонкую линию, подозрительный взгляд сразу лишали всякого оптимизма. Невысокая, худая, жилистая и, пожалуй, старая, она не спросила: «Кто там?», а открыла дверь, не снимая цепочки, и молча уставилась на меня.

— Пани Марианна Голковская?

Она кивнула, по-прежнему стояла неподвижно и молча, ожидая, что я ещё скажу. Кстати, у меня ведь есть пароль…

— Кася дала ваше имя и адрес. В случае смерти просила вас уведомить.

Марианна Голковская вздрогнула, прикрыла дверь, я уже решила — вот и конец общению, но нет, она просто хотела снять цепочку. И сразу же открыла шире.

— Войдите, — пригласила она шёпотом. Пропустила меня вперёд и снова накинула цепочку. Мы стояли в узкой прихожей, разглядывая друг друга. Очередь говорить, по моему мнению, была за ней.

— Умерла? — спросила она сухим, холодным тоном.