— И что?

— Инфаркт. Вздор, не верю! Разговаривать с Яцеком спокойно я не могла, боялась — вот-вот заявится Зигмусь.

— Знаешь что, пойдём куда-нибудь. Не знаю, как ты, но я бы позавтракала. В порту есть неплохие забегаловки. Или куда подальше, в окрестных сёлах отличную рыбу подают. Здесь опасно…

Яцек не стал расспрашивать, почему в моей комнате опасно разговаривать, а о завтраке он попросту забыл.

— Поедем, — поправил он меня — Лучше в порт, мне пока не до загородных прогулок.

Я поспешила забраться в его машину, и мы покинули опасную территорию.

— Поначалу врач готов был отстаивать инфаркт, — рассказывал Яцек, когда мы уже сидели над тарелками с копчёным угрем. — Но пани меня знает, я настаивал на своём, пришлось ему подойти к делу серьёзнее. Правильно, инфаркт, но вызванный аконитином.

— Знаю, алкалоид, извлекаемый из некоторых видов аконита. Сильный яд, употребляется в медицине как обезболивающее средство, например, при невралгии. Наверняка Гавел не заваривал ядовитую травку с целью улучшить пищеварение.

— Наверняка. По мнению врача, введена в организм за несколько часов до смерти. Ядовитая субстанция могла быть проглочена с пищей или проникла в организм другим путём. Достаточно даже маленькой царапины, не обязательно инъекция.

Коротко и исчерпывающе. Просто умиляет подобная вера в мой интеллект! Как же, сочиняю детективы, должна знать такие вещи. Укол миниатюрным шприцем с аконитином, чуть заметная царапина, смазанным аконитином… Действует быстро, правда, не столь молниеносно, как цианистый калий. О том же, как действует этот яд, принятый в пишу, я не имела ни малейшего понятия. Гавел был мужчиной сильным, даже укол мог бы выдержать в течение нескольких часов.

— А установили, во сколько он скончался?

— Считают — около шестнадцати, с точностью до получаса в обе стороны.

— А царапины на нем какие-то обнаружены?

— Множество, в основном на ногах. Пани видела, сколько здесь на дюнах колючей травы и кустов, шиповник к примеру. Он ещё сказал, я говорю о патологоанатоме, что у себя в клинике он смог бы дать более точное заключение, здесь не те условия. Сейчас его насторожила царапина на правой руке у локтя, он почти уверен — дело в ней, но пока это его личное мнение, официальное заключение напишет после того, как у себя в лаборатории произведёт анализ слизистой оболочки желудка и чего-то ещё. Вам понятно, что это означает?

Мне очень даже было понятно. Потеряла остатки аппетита, на любимую рыбку просто смотреть не могла.

А Яцек продолжал говорить, голос его был твёрд и суров.

— Сам себе он аконитина не ввёл, случайность я исключаю. Во сколько отец пришёл на пляж? Вы заметили?

— Заметила, конечно, в полтретьего. Ну, может, было минут двадцать третьего, я тоже на часы не смотрела. Надул матрас и свалился на него ничком.

— Наверняка почувствовал себя плохо, холера… Ага, я не сказал ещё, когда отец ел последний раз, ему что-то подсыпали в пищу, какое-то снотворное. Возможно, он заснул на пляже и умер во сне. Он не двигался?

— Не дрогнул. Сначала я посматривала на него время от времени издали, а потом переместилась поближе. Гавел все время лежал неподвижно, руки вокруг головы. Лежал ничком, я его не узнала. Думала, спит человек.

— Сначала, наверное, действительно спал, а потом умер. Ну и как пани думает, с какой стати отцу принимать за обедом снотворное? Я уже не говорю о том, что он вообще никогда в жизни не прибегал к снотворному.

Я молчала, дело было ясное. Яцек тоже замолчал, потом твёрдо заявил:

— Полиции я не верю, они получили протокол первого вскрытия местного коновала и полностью удовлетворились. Потом я им вручил предварительный протокол вскрытия, написанный лучшим польским патологоанатомом…

— И что?

— Не хочется выражаться при даме. С равным успехом он мог быть написан на санскрите. Для них ясно, пожилой человек скончался от инфаркта. А я этого дела так не оставлю! Убеждён, отцу кто-то помог умереть.

— Погоди, не могут они так это дело оставить! Должны провести расследование.

— Да, вы так считаете? Какое расследование, смерть произошла в силу естественных причин, прокуратура сочла дело ясным и закрывает его. Виделся я с местным прокурором, законченная идиотка, для неё слово «аконитин» ничего не значит, поняла его как отравление организма никотином. А вы сами знаете, отец некурящий. Все аргументы от неё отскакивают, как от стенки, придётся заняться самому. Вы мне поможете?

«Судьба на редкость ко мне неблагосклонна», — подумала я. Одного Болека хватило бы с избытком, не говоря уже о Зигмусе. Да, не соскучишься. И тем не менее я ни секунды не колебалась.

— Сделаю все, что смогу. А ты уверен, что делом не займётся Варшава?

— Как же, держи карман шире. Варшава прикрыла бы дело даже в том случае, если бы в спине отца торчала рукоятка кинжала.

— Яцек, ты что-то знаешь?

— Вообще-то знаю, и даже довольно много, вот только неизвестно мне, что тут происходило в самое последнее время, ведь я по Скандинавии мотался, всего четыре дня как вернулся. И сейчас должен в темпе всем этим заняться, времени у меня в обрез, надо возвращаться в Варшаву, разобраться с делами отца, он привык к тому, что у него всегда все было в порядке, и меня приучил, это мой долг. Ну и похоронами заняться, перевезти тело в Варшаву… впрочем, это не проблема. Вцепиться в патолога и не выпускать его до тех пор, пока не получу новое заключение, он уже отправился в Варшаву делать анализы. А главное, найти подонка, который прикончил отца. В принципе, я догадываюсь, где его искать.

— Я тоже догадываюсь — морально в Варшаве, а физически здесь?

— Здесь, пани умница, сразу поняли, я в вас не ошибся. В Варшаве буду действовать я, но разорваться не могу, вот мне и нужен помощник здесь, потому я и обращаюсь к пани.

— Слушай, а что, собственно, твой отец здесь делал? Отдых в Прибалтике.., очень не похоже на Гавела.

— Вот именно! Отец узнал об одном таком нехорошем деле.., афёра премерзкая, на редкость грязная и в таком масштабе — только ахнешь. Отец звонил мне перед поездкой сюда, по его словам, здесь ожидается нечто грандиозное и он желает при этом присутствовать.

Зная, что уже соглашусь, я лихорадочно раздумывала над тем, какая ещё информация мне может понадобиться.

— Яцек, наверняка ты расспрашивал патолога. Через какое время наступает смерть от царапины и через какое — после отравления?

— Расспрашивал, разумеется. После введения в царапину аконитина — от двух до трех часов. А если проглотил в пище, может пройти и часов восемь.

— Значит, завтрак или обед. Значит, следует проверить, с кем твой отец провёл последние часы жизни. Значит… Ладно, попробую. И не такая уж я умница, тут ты преувеличиваешь.

— Возможно, — излишне легко согласился Яцек. — Может, просто инстинкт, — совсем уж бестактно прибавил он. Инстинкт в моем понимании как-то всегда связан с приматами… И добавил:

— Я очень рассчитываю на вас. У пани большие возможности, все вас знают, все уважают…

Я недовольно посмотрела на молодого человека. Ну почему так получается, что от моей славы мне одни неприятности или большие хлопоты? А когда надо, никакой от неё пользы…

…а мне уже пора улетать. Вся моя надежда на пани!

Вот, пожалуйста, и второй туда же…

С мечтами отдохнуть у моря я распрощалась сразу же, решительно и бесповоротно, причём собственное благородство весьма подняло настроение. Взглянула на часы: до назначенной встречи с Болеком оставалось целых два часа, достаточно времени, чтобы начать своё частное расследование. Вот только не мешает подумать, с чего же начинать.

Большой специалист по детективам, я знала, что обычно расследование начинается с опроса свидетелей. Это, так сказать, первая, вступительная фаза. Последующие действия следователя уже зависят от того, что наговорят свидетели. Некое физическое лицо поцарапало Гавела и накормило его ядом и снотворным. Необходимо отыскать данное лицо. Собрать доказательства. Мотивы… Мотивы были весьма туманны, не указывали пальцем на преступника. Впрочем, без доказательств, желательно железных, преступник и при наличии мотивов наверняка отвертелся бы.