— Просто чудо, я и надеяться не смел! — радостно восклицал он. — Могу отправляться в отпуск, жена совсем приуныла, а на Мазурах меня ждёт удочка и хорошие люди! Представляю, как дети обрадуются.

Болек на свободе начал с того, что снял гипс, клятвенно заверяя — наложит его на ногу при первой же необходимости. Да, он понимает, из дому без гипса — ни-ни, ладно уж, на свежем воздухе будет строить из себя несчастного калеку, ни на секунду не выпуская из рук костылей, а поплавает, так и быть, под покровом ночной темноты. В темноте его не опознают, даже если и заметит кто.

— Всю жизнь я мечтала подключиться к какому-нибудь настоящему расследованию, — призналась я майору. — Чего только не делала ради этого, и все без толку. А вот теперь думаю — и к лучшему, уж больно хлопотное это дело.

— Вы совершенно правы, уважаемая пани, — галантно согласился со мной майор.

Провернув операцию с переселением, Яцек мог приступить непосредственно к делу. И приступил.

— Значит, так, думай, — сказал он Болеку. — Есть такая улица, Ананасовая…

— Есть, — с готовностью признал Болек, чрезвычайно довольный переездом. Сняв гипс, он с наслаждением растирал освобождённую ногу.

— И на этой улице строится вилла, — продолжал Яцек. — Большая, недоконченная, но часть её уже полностью отделана.

— Точно! — подтвердил Болек. — А остальное так и стоит недостроенное.

— Так и стоит.

— А в целом вилла предназначена для размещения крупной фирмы и жилых апартаментов владельца.

— Все правильно.

— И что с ней сейчас делается?

— А ничего. Или много, это как посмотреть.

— Говори толком, терпение моё кончается!

— Если хочешь, можешь дать мне по морде, — благодушно предложил Болек, видимо рассматривая это как справедливую компенсацию за счастье покинуть больницу и снять гипс. Нет, я ошиблась, ибо Болек пояснил далее:

— Пусть это будет рука судьбы, таких кретинов учить надо. Ведь я, как последний дурак, один там вкалывал, всю проводку им сделал, всю электронику, а там этого прорва. И ещё удивлялся: как же так, отделку конторы завершили, а апартаменты оставили недостроенными? Нет, потом я понял, что владелец и инвестор в одном лице получает денежки именно за простой, а не существующее официально здание использует в своих интересах эта обезьяна.

— Назови обезьяну!

— Там я его только в лицо знал, фамилию уже тут установил. И то не я, а пани Иоанна. Таинственным боссом, который устроил себе притон в той вилле, является некий Станислав Бертель. Близко я с ним не знаком, ничего больше о нем не знаю. Подчинённые боятся его как огня.

— Вот именно! — в ярости выдохнул Яцек и опять разложил на столе чертёж Гавела. — Это тебе что-нибудь говорит?

Болек взял чертёж в руки и стал со вниманием рассматривать, а майор с сержантом, сидя рядком на постели, со вниманием рассматривали Болека.

— Все сходится, — после непродолжительного молчания сказал Болек. — Вот это уже готовая часть дома, его контора, а вот здесь ещё ласточки могут вить гнёзда.

Яцек пояснил присутствующим:

— Отец любил всякие ребусы и загадки, вот и здесь в такой форме изобразил постройку, наверняка она является важным невралгическим пунктом всей афёры, без крайней нужды отец бы не стал заниматься графикой. Там есть какой-нибудь сейф или что-нибудь в этом роде?

— Есть, конечно, я сам его и устанавливал, напичкал электроникой.

— А ты что, разбираешься в этом?

— Ещё бы не разбираться, ведь я же электронщик. Люблю свою работу. И вечно выдумываю всякие такие интересные дополнительные штучки.

Они замолчали, я же очень нехорошо подумала о себе. Ведь эту записку Гавела, вернее, чертёж, перерисовав, я давно таскала в сумочке, и надо же, даже в голову не пришло, что это неумело начертанный план какого-то здания. Идиотка безмозглая! И в дорожных знаках тоже разбираюсь, могла бы и улицу вычислить. Ну да ладно, Яцек своего отца лучше меня знал…

Майор взял мою копию записки и принялся её изучать.

— Так вот, значит, это место, — бормотал он. Яцек уверенно перебил:

— Вот к каким выводам я пришёл. Четверо негодяев, а возможно и пятеро, надумали отмочить номер с крупной партией русских алмазов. Вместо того чтобы делить прибыль на сорок частей, решили разделить только между собой. Дельце поручили провернуть типу с Ананасовой. Болек видел типа, выходит, Бертеля. А коррумпированная мафия на всякий случай отправила сюда Вежховицкого, штатного посредника, не исключено, он же и привёз сюда сокровища. И сдаётся мне, Бертель решил самолично денежки прикарманить, имитируя пропажу сокровищ.

— И прибавьте к этому ещё одно звено, — вмешался майор. — Курьера он выбрал не случайно…

— Кто выбрал? — не понял Яцек.

— Вежховицкий. Вот его.

И майор мотнул головой в сторону Болека.

Теперь Болек не понял.

— Этот ваш Северин меня выбрал? Да я же его не знаю! И он меня тоже не знал.

— Неважно, вас знали другие. Сколько вы времени корпели над электроникой? Три года?

— Три с половиной. Почти четыре.

— И за это время вы успели прослыть как замечательный мастер и на редкость трудолюбивый недоумок, уж вы простите меня за солдатскую прямоту. Не скажу, что приобрели европейскую известность, но прославились в наших масштабах, факт. Вот один прохиндей и передаёт вас другому как талантливого мастера и законченного идиота. Такого, что работу сделает на совесть, а платить ему не обязательно. Неужели вы до сих пор ни разу не задумались, как получается, что при вашей постоянной занятости и таком количестве заказов вы сидите без денег?

— Я думал — мне просто не везло, — жалобно ответил несколько ошарашенный таким натиском Болек.

— А вот негодяям и мошенникам почему-то везёт, — поучающе закончил майор. — Вас же передавали с рук на руки хорошим знакомым по принципу «услуга за услугу».

На Болека жалко было смотреть. За одну секунду на его лице сменились все цвета радуги. Бедный парень лихорадочно искал аргументы, оправдывающие его. И нашёл.

— Так ведь я же не закончил! — возмущённо крикнул он.

— Что с того? Остались такие мелочи, о которых смешно говорить. Их закончит любой неуч, за десятую часть платы. И ещё похвалят вас — отлично сделана работа, все подведено, куда надо, только подключить осталось. Да, надо признаться, такие лопоухие в наше время нечасто встречаются.

Яцек, сержант и я с интересом наблюдали за Болеком — сколько правды о себе он в состоянии вынести? Майор не знал жалости, за что лично я была ему глубоко признательна. Должен же кто-то доходчиво объяснить парню настоящую причину его «невезения», для его же пользы! Так ему и надо! Когда я сама пыталась растолковать Болеку причины его постоянных неудач, он только нетерпеливо отмахивался. Я же давно чувствовала что-то подозрительное в этой череде, в этой длинной цепи вечной невезухи, да только не располагала такими сведениями, какие мы получили сейчас.

Болек встал, вышел на середину комнаты и сделал несколько приседаний на одной ноге, после чего пощупал обе и пожаловался:

— Опять забыл, которая у меня сломана. Мы молчали и только улыбались. Надо дать парню время переварить отеческий, но все равно неприятный, выговор майора. Даже прямолинейный и суровый Яцек тактично не нагнетал. Я решила сменить тему, направить разговор в другое русло.

— Ну, хорошо, — обратилась я к майору, — а зачем им это вообще понадобилось?

— Что понадобилось? — не понял майор.

— Ну, этот трудолюбивый недоумок. Тьфу! Прикусила язык, да словечко вылетело, вот так сменила тему! Ну да слово не воробей, надо брести дальше. И я пояснила:

— Зачем им чужой, своих исполнителей, что ли, не хватает?

— В том-то и дело, им нужен был посторонний, случайный человек. Постоянный, опытный курьер разбирается в ситуации, его на мякине не проведёшь, сразу почувствует — все эти нетипичные требования опасны, что-то тут не так. А такой новенький, неопытный — просто находка. Он всему вериг, никаких неудобных вопросов не задаёт. Думаю, Вежховицкий разгадал планы Бертеля, знал о наличии второго медведя и был начеку, не спускал с него глаз.