Пятнадцатью минутами позже слегка взволнованный и одновременно гордый столь ответственным поручением Янушек выехал из лесу на соседнюю дорогу и остановился, не веря своим глазам. Прямо у него за спиной, рядом с дорогой осталось болотце, вокруг которого шла узенькая чёрная тропинка. Перед ним лежала неширокая, мощёная когда-то дорога, сплошь в выбоинах и ямах, огибающая небольшую горушку. Под горушкой он увидел мостик, под которым весело шумела речка, исчезающая где-то в лесу. Все ещё не веря в такой успех, мальчишка достал схему и сравнил её с окружающим пейзажем. Радость Янушека могла по силе соперничать только с изумлением: он выехал прямёхонько на место, описанное дружком!

Паренёк постоял немного, опершись о руль, наслаждаясь триумфом и представляя, как будут удивлены и восхищены остальные трое, которых он так безошибочно вывел к цели. Будут просить прощения за все свои подковырки и оскорбления! Только бы ещё раки не подвели!

Янушек прислонил велосипед к дереву и бегом спустился к речке. Она текла неторопливо, была довольно мелкой и чистой, так что очень хорошо просматривалось песчаное дно. Вдоль этого берега кучками росли деревья и кусты, образуя зеленые поляны, покрытые травой. Другой берег был выше и весь густо порос лесом. Наклонясь к реке, мальчишка пристально вглядывался в воду, надеясь увидеть хоть какого-нибудь, пусть самого завалящего рачка. Но напрасно. Если раки здесь и водились, то ничем не выдавали своего присутствия. Слегка разочарованный Янушек утешался мыслью, что эти существа предпочитают почему-то ночной образ жизни, и поэтому ещё не все потеряно. Оставив на время раков в покое, он перебежал через мостик и углубился в лес на другой стороне.

Мальчик шёл по тропинке вдоль берега у подножия горушки. Стоявшая вокруг тишина так на него подействовала, что он перестал с шумом продираться сквозь высокую траву, а принялся обходить разросшийся кустарник и вообще старался двигаться бесшумно. Огибавшая пригорок тропка слегка отдалилась от речки; Янушек пошёл медленнее, и тут ему послышался какой-то звук. Он остановился, затаил дыхание и прислушался просто так, без всякого дурного предчувствия, из обычного любопытства: а вдруг это какое-то интересное животное…

Звуки были непонятные, и мальчишка никак не мог определить, что это такое Если животное, то следовало бы потихоньку подкрасться, чтобы не спугнуть. Янушек сделал ещё несколько осторожных шагов по тропинке, огибая пригорок.

Теперь уже было лучше слышно. Как бы позвякивание и шуршание. И снова — шуршание и звяканье. И голоса. Без сомнения — человеческие.

На всякий случай, без какой бы то ни было видимой причины, Янушек присел, а затем встал на четвереньки. В этой позиции он продвинулся ещё чуть-чуть, осторожно раздвигая заросли, и выглянул.

Перед ним были двое. Мужчины, видимо, очень торопились, работали быстро, время от времени обмениваясь короткими отрывистыми фразами. Янушек рассмотрел их очень хорошо и отлично слышал весь разговор. Паренёк не сразу сообразил, что именно видит и слышит, когда же, наконец, до него дошло…

Несчастный мальчишка так и застыл от ужаса, не будучи даже в силах спрятать назад свою торчащую из кустов голову. Увиденное и услышанное было настолько однозначным, что исключалась возможность какого-либо двоякого толкования. Сердце колотилось со страшной силой, и Янушеку никак не удавалось собраться с мыслями и решить, что же теперь делать. Главное, чтобы его не заметили…

Надо что-то делать Но что? Вернуться и рассказать все тем троим, ждущим на опушке? Нет, а то они, чего доброго, все бросят и откажутся от раков! Сообщить куда-нибудь? В милицию? Опять же — раки, считай, накрылись. Ну уж, нет! От раков он ни за что не откажется! Погоди, погоди! Эти здесь рано или поздно кончат свою работу и уйдут, не останутся же они в таком месте на всю жизнь! Значит, надо просто подождать. Порядок, он все расскажет потом, может, завтра, хоть весь свет оповестит, но только когда раков наловят. Не раньше!

Приняв такое категорическое решение, Янушек с величайшей осторожностью начал отступление. Он прополз, пятясь, несколько метров, и только убедившись, что склон пригорка совершенно заслоняет его, встал на ноги и помчался по тропинке обратно к дороге. Пролетев мостик, он схватил велосипед, вскочил в седло и покатил мимо болотца, страшно взволнованный, испуганный, но полный решимости.

Лагерь удалось разбить только уже совсем в сумерках. Можно было бы и гораздо раньше, если бы Янушек так не копался. Вместо того чтобы сразу повести всех на найденное место, он долго расхваливал его прелести, восхищался чистотой речки, в подробностях описывал мостик и прочие фрагменты местности. Багаж на свой велосипед он грузил, как старый паралитик, по очереди роняя все вещи и устраивая передышку после каждой, тяжело сопя, стеная и жалуясь на усталость. Как минимум час путешественники потеряли из-за такого странного его поведения, которое Тереска определила как тяжёлый приступ дебилизма.

По прибытии на место, которое дружно было признано и в самом деле очаровательным, Шпулька сразу категорически запротестовала против устройства лагеря на низком, а значит, и более влажном берегу и потребовала поставить палатку на склоне пригорка. Наклон был небольшой, но все-таки был, а следовательно, требовались дополнительные работы.

— Тебе что, так нравится спать вниз головой? — возмущался Зигмунт.

— Во-первых, можно вниз ногами, а во-вторых, у нас есть лопатки: чуть копнуть — и будет ровно. А там холодно, мокро и противно.

— Но ловить-то придётся с того берега, — заметила Тереска. — Этот слишком высокий и заросший. К воде не подойдёшь.

— Ну и что? Ловить пойдём туда, а спать будем здесь. Два шага по мосту, подумаешь! И костёр — чем выше, тем больше освещает. И дым понесёт к реке, и лес не подпалим.

— Мне без разницы, — заявил Янушек. — Умываться я не буду, а так — все равно. Надо лягушек наловить.

— Лягушки потом, — начала распоряжаться Тереска. — Сейчас — за работу. Шпулька меня убедила. Выровняйте площадку. Янушек, накачивай матрасы! Я займусь топливом, нам много понадобится.

Шпулька с Зигмунтом взялись за лопатки. Шпулька — охотно, Зигмунт совсем наоборот. Очень надо: спать на сухом месте, но с ногами выше головы, он может и на мокром, лишь бы ровно было. И вообще он сюда не копать приехал, а раков ловить. Уступил он, только чтобы девчонки не заводились.

В земле на склоне, который выравнивали брат с сестрой, кроме корней и камней было полно всякого мусора.

Шпулька с Зигмунтом не обращали на него ни малейшего внимания и отгребали все в сторону. Работали они дружно и быстро, отвалили большой камень, убрали какие-то черепки, выбросили что-то вроде заржавевших железок, тщательно выровняли и утрамбовали небольшую площадку.

— Тоже мне барыня, захотелось ей, видите ли, на сухом ночевать, ехала бы тогда в пустыню, — ворчал Зигмунт, орудуя лопаткой. — Весь этот пригорок — сплошная мусорная свалка.

Тереска приволокла из лесу огромную сухую корягу и сразу отправилась за следующей. Янушек кончил накачивать матрасы, оглянулся, подождал, пока сестра скроется в лесу, и потихоньку юркнул в кусты. Тереска может говорить что хочет, а он своё знает: лягушек надо наловить, пока ещё хоть что-то видно. А кроме того, его беспокоило то место…

На том месте все было тихо и спокойно. С сердцем в пятках Янушек тщательно изучал обстановку, спрятавшись в густых зарослях. Он отлично понимал, что не должен приходить сюда и проявлять какой бы то ни было интерес к этому месту, но что-то как магнитом притягивало мальчика. При этом не было ни малейшей уверенности, что те люди действительно ушли, а не скрываются где-нибудь в лесу неподалёку. Ни в коем случае нельзя было показывать, что он что-то знает и вообще раньше уже был здесь. Наоборот, он здесь впервые в жизни, ловит лягушек, и ничто, кроме лягушек, его не интересует!

Горячее желание Янушека ввести противника в заблуждение привело к тому, что, увидев возвращавшегося с целлофановым пакетом мальчишку, Зигмунт ужаснулся.