Двадцать один час сорок восемь минут. Каменец. Штаб 2-ой Танковой группы.
«Дер Тойфель! Что КОНКРЕТНО сообщает этот Ваш Панвиц?»
Начальник штаба поправил монокль и, открыв кожаную папочку с золочёным орлом, прокашлявшись, солидно доложил: «Командир разведбатальона, оберст-лейтенант VON Панвиц сообщил — Дозор номер 1 достиг Речицы. Мост севернее — взорван. На дороге- лесной завал. Пытался обойти, но был обстрелян. Потерь нет. Отошёл на Запад. Веду наблюдение. Конец сообщения»
Гудериан: «Дер Тойфель нохэмаль квач унд шайзе! Объяснит мне кто нибудь, что у этого ФОНА в голове- квашеное шайзе или всё же остатки дегенеративных мозгов? Завал его на Восток не пропустил, а? Каково? А дорожного знака «Проезд закрыт» там случайно не стояло?
Мост взорван, скажите пожалуйста…Там что за река, напомните? Отец вод- Миссисипи? Рейн-батюшка? Или Der Dnepr? Вонючая сточная канава там, а не РЕКА…
И почему он отступил, если потерь нет? Отошёл он…я ему отойду!!! Два раза отойду!!Die sexuelle Verbindung, высушу и снова отойду!!!
Машину, быстро!!! Сам поеду, посмотрю…что там за Линия Сталина!»
Начальник штаба, захлопнув папку, осторожно подбирая слова: «Герр командующий…судьба несчастного Моделя…»
Гудериан: «Не сметь!! Не сметь при мне упоминать этого придурка! Вы, цоссенские крысы! Что, я не знаю, как вы шепчетесь по углам- вот, мол, угробил самодур восходящую звезду своими придирками… Я его заставил воевать! Я вас заставлю воевать! Вы у меня научитесь воевать…Die Verdammnis!!!»
Двадцать один час сорок девять минут. Перекрёсток шоссе Брест-Ковель и Малорита — Кобрин. (отметка 152.4).
«Ох, Матка Бозка Ченстоховска…как есть хочется…поставь мне сейчас шмалённого кнура- целиком съел бы, одни копыта оставил. А нет- из копыт холодца бы наварил.»
Рядовой 18-того дорожно-эксплуатационного полка Анджей Поплавский с надеждой посмотрел на придорожный «голубец»- маленькую иконку Пресвятой, в застеклённом ящичке на столбе.
Дева Мария в ответ только ласково улыбалась и по прежнему молчала…
«Богородица, Дева, радуйся, блаженна ты меж жёнами, Господь с тобою…Пошли мне хоть какой нибудь еды! Любой, я всему рад буду…»
Плохо одному. Плохо одному на лесной дороге под вечер…Стократ хуже одному на войне…
Как поставили рядового Поплавского утром у придорожного «голубца»- регулировать движение — так и стоит…Ну, то есть, вначале их было двое — да старший, ефрейтор Збруевич, пошёл в Макраны, промыслить на счёт еды…И вот не возвращается.
И движение на дороге прекратилось…То хоть ездили, и Поплавский авторитетно показывал, где «Хозяйство Макаренко», а где- «Хозяйство Лобанова«…а как солнце за верхушки деревьев зашло- как обрезало…
А там, глядишь, ночь…Интересно, в этом лесу волки водятся?
Не праздный вопрос. Потому как из оружия у рядового был только штык-нож к польской винтовке…Сами винтовки — не выдавали. Потому как, по секрету сказал знакомый писарь- считались бывшие польские подданные…того…А разве Анджей виноват, что родился в панской Польше?
Костёр бы развести…всё веселее было бы…да он по младости годов не курил, и потому серников не имел…
Скучное дело…»Матка Бозка, помоги, а? Ну хоть что-нибудь из еды!»
Слева, куда еще днём ушёл старшой, послышался рокот мотора…»А вдруг…германы? «- холодной волной ворохнулась под пилоткой страшная мысль…Много он своим штыком навоюет…На всякий случай Анджей спрятался в придорожных кустах.
На дороге показались тёмно-зелёные броневики, под белой окантовкой башенок- красные звёзды…»Езус-Мария, наши!» — рядовой выскочил на дорогу и приветсвенно замахал руками…
Передний броневик, обдав Анджея клубом пыли, остановился…Из лязгнувшей дверцы выглянул командир в танковом шлеме и кожаной куртке…
«Эй, боец, ты чей?!»
«Рядовой Поплавски, пан…то есть товарищ командир! Регулирую дорожное движение!»
«Один, что ли, регулируешь?»
«Так есть…то есть было двое, один ушёл…»
«Сбежал, что ли?»
«Нияк нет, товарищ командир, за едой пошёл…давно…»
«А ты, значит, остался…Так, боец, что в Бресте, что в Кобрине?»
«Наши там, товарищ командир. Бьют германа!»
«Это хорошо. А мы ваши соседи- Юго-Западный фронт, 41-ая танковая дивизия, идём к вам на подмогу…
Ну что, боец, может с нами поедешь? Что ты тут один, как перст?»
«Не можно, товарищ командир, на посту я…»
«Ишь ты. На посту…Ну стой, охраняй свой столб…Давно стоишь?»
«С Утра, товарищ командир…»
«Ладно, бывай, мы поехали…»
Командир отвернулся от Анджея, порылся в сумке: «На, держи…»
Зарычав, броневик покатился на Кобрин…
Анджей, рассматривая врученную ему банку тушёнки: «Эх, дурак я…Надо было у Матери Божьей ещё и хлеба попросить…и открывалку…»
Дева Мария всё так же ласково улыбалась и продолжала молчать…
«Надуманная драма!» — воскликнет недоверчивый читатель — «Ведь у Анджея на поясе висит штык-нож»…
Дорогой друг, дело в том, что восемнадцатилетнему романтическому юноше- поляку, с его до идиотизма рыцарским отношением к исполнению воинского долга — и в голову не придёт, что ОРУЖИЕ можно использовать для такого прозаичного дела, как откупоривание консервов…Он ведь на нём клялся честно служить Советам и тайком от замполита Святой водой его освящал…Это всё равно, что от лампады прикуривать!
В Америке, например, такое поведение считают польской тупостью.
(Мгновенная чёрно-белая вставка. Это же место, этот же день и это же время.
Истекающий кровью, израсходовавший последние боеприпасы, 115 стрелковый полк 75-той стрелковой дивизии, с развёрнутым Боевым знаменем пошедший в последнюю штыковую атаку, полёг весь под местечком Гвозницей… Через Медну и Бродятин хлынушая в прорыв боевая группа 4-ой «панцер-дивизион», получившая возможность ударить на Кобрин с юга, достигла перекрёстка шоссе Брест-Ковель и Малорита — Кобрин (отметка 152.4).
Вовремя схоронившийся Анджей из своих кустов наблюдал, как немецкий танк походя снёс «голубец», потом притормозил, и соскочивший на землю «герман» в чёрном комбинезоне стал мочиться на икону…Шутка такая, весьма незатейливая… Выскочивший на дорогу Анджей, размахивающий своим штык-ножом, был мгновенно немцами застрелен.
А немецкий танк поехал дальше….И никто не увидел, как по щеке Девы Марии скатилась кровавая слеза…)
Двадцать один час двадцать семь минут. Лесная дорога Каменец-Пружаны, не доезжая Речицы. (Очередная развилка Истории)
Гудериан понял, что его явно дезинформировали. Это был не завал.
Если бы герр командующий лучше учил русскую историю- то знал бы, что это ЧУДОВИЩЕ носит название «Die Zaseka». Традиционное русское сооружение.
В том месте, где дорога сужалась и переходила в устье оврага- спиленные на высоте груди толстые лесные стволы крест-накрест, вершинами на Запад, образовывали непроходимый, ощетинившийся сучьями препон — из-за которого ещё нашим предкам так удобно было выцеливать гарцующую европейскую мишень…Единственным отличием было то, что нынешняя засека была ещё щедро перевязана колючей проволокой…Хорошо бы было и заминировать…но чем? Спасибо товарищу Кулику…сердечное спасибо, от немецкой армии!
….Несколько пулемётных трасс MG-34 погасли в лесном сумраке…Русский лес в ответ угрюмо молчал.
Посланные солдаты, обшарившие округу- вернулись, испачканные смолой, исцарапанные и мокрые от пота, не смотря на вечернюю прохладу…Это пока были все потери…
Однако Быстроходный Гейнц не стал ждать, пока сапёры растащат эту преграду. Он кожей чувствовал, как уходит драгоценное время, и это нетерпение просто швырнуло его вперёд…Оттолкнув услужливо кинувшегося помогать «гефрайтора», герр командующий полез на завал, переступая по толстым ветвям, как по ступеням.
И когда из осмотренных трижды древесных стволов вдруг высунулась могучая длань — с плоскими жёлтыми когтями, и ухватила герра командующего, и потащила в хвойную глубину- никто и глазом моргнуть не успел…
