— Нетипичный, — наверное, для инвалида. А говорили, что-то будет приземляться. Здесь, на рыночной площади.
— Знаешь, мне кажется…
— Что?
Оглянувшись и убедившись, что на них никто не обращает внимания, оба конспиратора ещё внимательнее уставились — один на пиджак, другой на пеларгонию — и продолжили обмен мнениями.
— Кажется мне… раз нам ведено заниматься исключительно реакцией людей, значит, предполагают — у кого— то что-то нечаянно вырвется.
— Думаешь, шпионов ищут?
— Если ищут таким вот способом, глупее не придумаешь.
— Целиком и полностью согласен с тобой. Вот почему думаю — здесь другое. Нечто совсем новое, неожиданное, и поэтому мне самому интересно.
— Мне тоже. Скорей бы уж начиналось.
Обменявшись мнениями, они отцепились наконец от неинтересной витрины и разошлись в разные стороны.
Редактор в четвёртый раз за последние четыре минуты взглянул на часы и озабоченно произнёс:
— Опаздывают. Езус-Мария, что там случилось? Уже должны быть здесь.
— Ты в каком состоянии их оставил? — поинтересовался фоторепортёр.
— Не беспокойся, уже одетыми. И оружие у каждого на изготовку, так что оставалось только загрузиться в вертолёт. Я не стал дожидаться, пока погрузятся.
— Ну тогда я не знаю… А с другой стороны, хорошо, что их ещё нет.
— Почему?
— Потому что мы плохо рассчитали время, — признался фоторепортёр, — и камера включилась с опозданием. Ещё как минимум четверть часа никакой силой телевизионщиков и киношников из сараюшки не выгонишь.
— В таком случае ты прав, — согласился редактор с коллегой. Согласился на словах, в глубине души он отдал бы все, чтобы наконец началось действо, которого он ждал всю жизнь. А на киношников и телевизионщиков ему, если честно, глубоко наплевать.
Совсем по-другому относился к упомянутым выше институциям замдиректора Центра по изучению общественного мнения. При одной мысли, что их может не оказаться на месте в нужный момент, он чуть было сознания не лишился, ведь тогда все мероприятие теряло для него всякий смысл. И теперь, встревоженный до крайней степени, он уже и сам не знал, что предпочёл бы увидеть первым: приземляющийся космический корабль или самые что ни на есть привычные машины кинохроники и телевидения. Он попытался что-то сказать коллегам, но от волнения так заикался, что те его не поняли.
Полное спокойствие сохраняла лишь секретарша, в которой личная радость от одержанной победы всецело затмевала все служебные эмоции. Девушка взяла на себя миссию успокоить взволнованных мужчин.
— Не стоит так волноваться, — сказала она. — Известно ведь, что всегда в последний момент что-то обязательно случится. Но у них же там полно всяких механизмов, а при них механики, справятся… Сейчас прилетят, вот увидите. Это во— первых. Во-вторых, телевидение и кино и в самом деле немного запоздают, вот и хорошо, что те ещё не прилетели. Ну и в— третьих, я никуда не пойду, останусь здесь и попридержу столик. Ведь должна же у нас быть какая-то база…
Вроде бы ничего особенного не сказала, но каким-то таинственным образом эти простые слова успокоили её товарищей по столику. Фоторепортёр опять позвал официантку.
И тут вдруг в голубом безоблачном небе появилась маленькая блестящая точка. Она напоминала неподвижную искорку, повисшую в безбрежном пространстве. Но вот искорка стала постепенно расти и снижаться.
Первой увидел её замдиректора Центра по изучению общественного мнения и от неожиданности опрокинул только что поданную ему официанткой чашку с кофе.
— Вот они! — крикнул он, срываясь с места. Редактор успел схватить его за руку.
— Спокойно! — прошипел он. — Без паники. Всем сидеть на местах, мы можем только смотреть. Не привлекать к себе внимания!
Замдиректора послушно шлёпнулся на свой стул, не сводя глаз с искорки, блистающей на безмятежном небосклоне. Фоторепортёр принялся незаметно доставать из-под стола свои аппараты, по очереди обвешиваясь футлярами. Делал он это не торопясь, чтобы не привлекать внимания посетителей кафе.
— А что будет, если их не заметят? — нервничал замдиректора.
— Не беспокойтесь, это исключено, — ответил редактор. — А Весь там зачем?
Серебряная точка медленно спускалась…
Тщательно спрятанный в листве растущих поблизости деревьев и нацеленный на заменяющую экран простыню, крытый проектор вышел из строя за несколько секунд до окончания фильма. Сбившаяся в кучку посередине сарая окаменевшая толпа зрителей испустила единый общий вздох и пошевелилась. Оператор Веслав, на которого возложили ответственность за успех акции, первым вышел из сарая, ощущая в себе нечто вроде претензии и бормоча сквозь зубы:
— Могли бы, такие-сякие, хотя бы рассказать, чем все закончится…
Убедившись, что скрытый проектор остался скрытым и его нельзя обнаружить, он поднял глаза к небу и замер. На небе сияла медленно увеличивающаяся искорка.
Веслав был человеком серьёзным, ответственным и к своим обязанностям относился добросовестно. Конечно, скрытая камера могла в любой момент заработать и показать конец захватывающего фильма — как оператор, он знал, что такое бывает, но понял — больше медлить нельзя. Вот почему, когда остальные зрители, нехотя, оглядываясь и медля, стали покидать сарай, половина оборудования уже была перенесена Веславом в машины. Правда, телевизионный штатив оказался в «ниссе» кинохроники, а юпитеры киношников — в телевизионной машине, но этого никто не заметил. Весь грудился как черт!
— А ну быстрее! — страшным голосом подгонял он коллег. — Видите же, там что-то летит. Необычное! Пошевеливайтесь!
Коллеги, огорошенные всеми сенсациями дня — остатками оргии преступников в виде голой бабы среди лесной чащобы, а потом потрясающей оргией на старой простыне, — подгоняемые теперь дикими выкриками Веслава, послушно кинулись по машинам, не способные ни на какие самостоятельные действия, а тем более протесты. Блюдя своё достоинство, руководитель телевизионной группы взглянул на небо и подтвердил:
— Действительно, что-то летит.
— Не столько летит, сколько садится, — поправил его любознательный электрик кинохроники. — И похоже, прямо на крыши городка.
— О, есть надежда — вдруг катастрофа! — обрадовался руководитель телевидения. — Поспешайте, хлопцы, вдруг удастся заснять!
И машины помчались на максимальной скорости в направлении Гарволина. В каждой из машин руководитель соответствующей бригады чувствовал, как в нем нарастает желание свершить нечто необычное, заснять ещё никем не заснятые сцены. Не такие, ясное дело, которые они только что видели в сарае, но не менее завлекательные.
Через три минуты, ещё не успев опомниться, оба творческих коллектива оказались в самом центре Гарволина.
Меж тем серебряная точка превратилась в странный серебристый предмет и недвижно зависла над центральной площадью Гарволина. В окно кафе было видно, как к автовокзалу подъехал автобус и стоящие в очереди пассажиры приготовились втискиваться в него. Первые были слишком озабочены стремлением поскорей занять место и не обращали внимания ни на что другое, последние же начали задирать головы и один другому указывать на диковинный предмет в небе.
— Он у вас что, действительно летит беззвучно? — изумлённо прошептал за столиком кафе замдиректора Центра — Звук специально приглушён, — объяснил тоже шёпотом редактор, из последних сил стараясь приглушить в себе эмоции. — Гениальный пилот, глядите, как изумительно снижается! В точности так, как мы уславливались.
Тем временем необычное явление было замечено многими, большинство голов на рыночной площади были задраны вверх. Все молча таращились на непонятный серебристый предмет, немного напоминающий толстое веретено, вверху которого вращался большой светящийся круг. Второй круг, поменьше, поблёскивая на солнце, вращался с другой стороны веретёна. Веретено висело над центром площади, постепенно снижаясь.