В воздухе все громче слышался вопрос о том, как будут возвращать деньги. Возврат денег много лет был достопримечательной особенностью наших ипподромов. Как только по каким-либо причинам лошадь, участвующая в скачке, бывала дисквалифицирована, теряла старт, вообще не выходила из стартового бокса или приходила последней со слишком большим отрывом от остальных, за неё возвращали деньги. Однако система выплат зависела от вида ставок, бухгалтерия высчитывала сумму бесконечно долго, но деньги все-таки в конце концов возвращали.

Теперь все должно было быть иначе. Ходили различные сплетни, но никто не знал, что будет. Сомнения наконец начал разрешать громкоговоритель, поэтому его слушали, оттопырив уши ладонями.

В одинарной ставке возвраты были обязательны. Это все поняли. В ставке на несколько лошадей возвраты касались только билетов, где выигрывала хоть одна лошадь, и это всем сразу не понравилось. Никаких возвратов в триплетах и квинтах. На место снятой со скачки автоматически вписывали резервную лошадь…

— Какую резервную?! — дико взвыл Вольдемар. — Куда эту резервную вписывать?!

— Тихо! — рявкнул на него пан Рысь. Рупор продолжал разглагольствовать. В роли резервной должна была выступать лошадь, на которую больше всего ставили, что легко определить благодаря компьютерам. Безответственным организаторам не пришло на ум хотя бы попытаться представить себе, как именно народ это поймёт, а народ с непоколебимым оптимизмом решил, что речь идёт о лошади, которая выиграет.

Я полетела скандалить насчёт этого клочка бумаги со снятыми лошадьми, требуя, чтобы сообщили результаты скачки. Чёртов рупор их не объявлял, потому что результаты показывали на табло. Я, однако, ко всяким табло и дисплеям относилась, прямо скажем, без особой набожности и все время между скачками провела в скандалах с администрацией. Невозможно беспрерывно торчать перед монитором, читая пробегающую трусцой строчку и вылавливая в ней нужные сведения. К тому же, если человек хочет ещё и записать прочитанное, ему гарантировано расходящееся косоглазие. На двойки теперь разбиваться? Один смотрит на экран и говорит, что видит, а второй с дикой скоростью записывает. Так, что ли? И подумать не успеешь…

Запыхавшись, злая и вся взъерошенная, я плюхнулась в кресло в тот момент, когда лошади второй скачки входили в стартовые боксы. Я скорее схватила бинокль.

Именно в этой скачке я поставила на двух лошадей, и две были записаны на той компьютерной карточке, которая полетела к чертям из-за снятой десятки. Вместо неё стояла единичка, с неё начиналась у меня квинта. Люди в очереди позади меня вели себя настолько нервно, что, начни я думать и гадать возле кассы, на кого лучше поставить, они бы меня на куски разорвали.

Что я переживала, пока шла эта скачка, ни в сказке сказать, ни пером описать. Я была уверена, что поставила не так, как надо, и это чувство завладело мною без остатка и чуть не задушило.

— Мне уже все до лампочки, — горько поделилась я с Марией, когда дали старт. — Меня эти лошади в гроб вгонят…

— Ну и что там у тебя? — поинтересовалась она, вглядываясь в лошадей, сбившихся в кучу на повороте.

— Мух отгоняю.

— Не надо, муха тоже человек… Жокей-любитель Квятковский на Гонце стартовал замечательно, не опоздал, шёл первым, однако через пятьдесят метров он дал себя обогнать двойке Врублевского. Теперь он держался вторым, за ним летела четвёрка, а дальше — выброшенный мною из квинты Клювач.

— Двойка, семёрка, четвёрка, пятёрка в середине, — сказала я Мете. — На победу идёт Вонгровская, а не Репа, и я на её лошадей поставила. Только бы не Клювач, потому что в этом случае меня точно удар хватит!

— Какой там Клювач, он не в форме, да и вес большой! — рассердился Юрек.

— Первая же группа!

— На прямую выходит Фармал, за ним Гонец, — говорил рупор. — Фармал слабеет, вперёд выходят Клювач и Гербаль. Гонец, Клювач, Гербаль…

— Смотри, как идёт! — визжал Метя. — Давай, Репа!

— Чтоб тебе сто раз лопнуть и чтоб язык у тебя отнялся! — энергично сказала я. — Черт, из-за одной идиотской лошади… Посылай лошадь, кретин!

Квятковский посылать не умел, а может, и не хотел. Лидером скачки оказался треклятый Клювач, ещё пару секунд за ним держался Гонец, потом ослабел, и на второе место выскочил Гербаль Репы. Я оглянулась в надежде дотянуться до Мети и хотя бы ухо ему накрутить, но — увы! — его от меня отделяла Мария, к тому же он ещё и отодвинулся вместе с креслом на безопасное расстояние. Наверное, почувствовал, чем пахнет…

— Клювач, Гербаль, — сказал кретин-рупор. Удар меня не хватил, мухи меня не съели, но только потому, что событиями подобного рода я была закалена в течение долгих лет. Иммунитет выработался. Если я выбирала из двух лошадей, ещё не было случая, чтобы я выбрала как надо. Может быть, в это кресло вместо меня надо было посадить умственно отсталую корову?

— Осика бы выиграл! — мрачно и злобно высказалась я. — И на кой черт она посадила Квятковского?!

— Ну, начинается неплохо, — с мазохистским удовольствием сказал полковник. — Сенсация за сенсацией!

Мария с ужасом посмотрела на нас, нерешительно делая какие-то движения, словно не зная толком, кому покрутить пальцем у виска — себе или мне.

— Да что на тебя нашло?

— И я тебе могу сразу сказать, что будет дальше, — безжалостно оборвала я её упрёки. — Дальше придут все те лошади, которых я выбрала, и всю квинту мне поломает только этот паршивый Клювач. Вот увидишь…

— Но почему?!

— Ради Бога, могу тебе все объяснить. Я этого Гонца у себя в карточке оставила только потому, что во второй скачке поставила на двойку Вонгровской, вот и в первой поставила тоже на двойку…

— Да откуда ты взяла этого Клювача?!

— Происхождение. Группа. Оставь меня…

— Ну вот, пришёл ведь Репа? Пришёл! — радостно лез ко всем Метя. — И увидите, что дальше будет!

— А то будет, что я его отравлю, — яростно пообещала я. — И председателя совета убью. Да ещё и того, кто требует, чтобы квинту начинали с первой скачки.

— Работы будет у вас — непочатый край, — вежливо заметил пан Рысь.

Я подумала, что могу ещё поставить триплет на оставшихся от квинты лошадей, но у касс творились страшные вещи, и я отказалась от своей затеи. Из этого хаоса вернулся Вальдемар и показал свои билетики пану Собеславу. Пан Собеслав покарал его презрительным взглядом.

— Да вы что?!.. Вы что наделали?

— Да ведь, как говорится, черти взяли корову, так пусть и подойник возьмут!

— Давай, Репа! — в полном кайфе верещал Метя.

— Ой, Метя, я ей помогу тебя травить, — пригрозила Мария. — Нет в этой скачке Репы. Мы на Болека ставим.

— Давай, Болек…

За триплет дали восемь тысяч с копейками, о чем сообщил полковник, вернувшись от дисплея.

— Они уже все показали. Ваш выигрыш, пани Иоанна, был бы значительным.

Я поддалась своим неудачам. Долго ещё я уныло таращилась на растущие перед административным корпусом туи. Вспомнила вдруг, как несколько лет назад я пыталась показать знакомому типу кого-то, кто стоял за высоким кустом.

— Ну, видите? — нетерпеливо говорила я. — Вон там, за этим можжевельником! Его видно до пояса…

Я отлично понимала, что говорю что-то не то, но никоим образом не могла вспомнить, как правильно называется это растение. Знакомый не возражал, внимательно глядя на торс в рубашке, видневшийся над кустом. Дома слово вспомнилось само.

— И почему вы меня не поправили? — упрекнула я наутро знакомого. — Это не никакой не можжевельник, это тамариск…

Один Бог ведает, почему простое слово «туя» не держалось в моей башке. Знакомый диковато на меня посмотрел, и, когда я на третий день я ему сказала наконец правильное название, записав дома это слово на программке, он признался, что не перечил исключительно из вежливости.

— И что тебя так рассмешило? — возмущённо спросила Мария. — Тут разыгрываются леденящие кровь сцены, а ты хихикаешь?

— Про тамариски вспомнила. Психологическая защита…