Владимир Соколовский
ДВОЙНОЙ УЗЕЛ
Повесть
Из оперативной сводки по управлению
4 июня в 8.15 в помещении Кучинской районной фотографии обнаружен труп фотографа Макурина Сергея Григорьевича, 58 лет, без внешних признаков телесных повреждений. Труп находился в закрытом на замок помещении. В 9.35 во дворе дома Макурина по ул. Пионерская, 4, был найден труп его жены, Макуриной Нины Федоровны, 54 лет, лаборанта фотографии, с проникающим ранением груди. Преступник не установлен.
Глава I
Капитан Семакин спал. Трепетали крылья широкого короткого носа. Рука колыхалась в проходе между креслами «Ракеты». «Рассвистелся!» — подумал Попов, косясь на маленькую, уютно скорчившуюся фигурку инспектора. Сам он мучительно завидовал людям, умеющим устраиваться так вот, в любых положениях. Ишь, посвистывает! Попов заворочался, как бы случайно подтолкнул плечом Семакина. Тот пожевал губами, гукнул хриплым командирским тенорком: мма?! И снова засвистел, перевалив голову на другое плечо. Следователь вытянул журнал из рук дремавшего в кресле справа эксперта. Но читать не стал. Эх-ха-ха-ха… Поди ж как не везет — в командировку по такой жаре. Попов сунул журнал на колени эксперту и потащил из портфеля пухлую, засаленную книгу, которую подарил ему районный прокурор, провожая на новое место работы. Попробуй сыщи такую! Даже почитать не давал.
А. М. Яковлев. «Расследование убийств».
Он рассеянно перекинул несколько страниц. «На месте происшествия, как правило, имеется труп или его части». О господи!..
Протокол осмотра места происшествия
г. Кучино, 4 июня.
Следователь областной прокуратуры юрист II класса Попов с участием инспектора ОУР УВД капитана Семакина, прокурора-криминалиста Михайлюка, судмедэксперта Вайсбурда, понятых: Ерахтиной Ульяны Федоровны, прож. ул. Рыночная, 12, и Дегтярева Петра Ивановича, прож. ул. Тупиковская, 27, с соблюдением требований ст. 179–180 и 182 УПК РСФСР произвел осмотр трупа Макурина С. Г. и места его обнаружения.
Осмотром установлено:
Районная фотография, где обнаружен труп Макурина, представляет собой одноэтажное деревянное здание, состоящее внутри из двух комнат, одна из которых оборудована под фотолабораторию, прихожей и коридора.
Труп находится в помещении, где производится фотосъемка. Слева от входа, возле окна, находится стол с выдвинутым ящиком, в котором находится несколько свежих фотографий. Сверху стол покрыт стеклом, под которым также находятся фотографии. На стуле стоит граненый стакан емкостью 200 гр, пустой. Стакан издает слабый запах, похожий на запах горького миндаля. Рядом со столом лежит спинкой вниз желтый деревянный стул. На полу помещения, наискосок от стола к стене, находится труп мужчины в возрасте около 60 лет, рост 165 см, правильного телосложения, худощавого, волосы светло-русые. Одет в синюю трикотажную рубашку, серые брюки, желтые полуботинки с черными носками.
Труп на ощупь остывший. Окоченение полное и явно выражено во всех группах мышц. Наружных повреждений на трупе не обнаружено.
Попов перечитал протокол, усмехнулся: ну грамотей! «Находится» да «находится»…
— Ясненько! Все ясненько! — возбужденно потирал руки судмедэксперт — полный кудрявый парнишка. — Отравили, отравили старичка. Вон из стакана-то попахивает! Синильная кислота или циан.
— Не суетись ты! — оборвал его Попов. — Ясно ему все. Может, и кто отравил, скажешь?
Эксперт притих.
Следователь написал постановление на экспертизу трупа, поднялся.
— Везите его в морг. Вечером вскроем. — Он обратился к Семакину. — Что уборщица говорит?
Показания свидетельницы Килиной
— Я тем утром припоздала немножко — внучка у меня хворает. Пока я с ней возилась, кормила да к соседке ее отводила. Мы ведь вдвоем с ней живем, дочь с зятем все по стройкам колесят. А я так — здесь родилась, здесь помру. Всяко бывало — и сладко, и горько, — а все родное место. Да что это я? Так вот, припозднилась немножко. Я пенсию получаю, а тут подрабатываю. Утречком пол вымою да опять к внучке бегу. Пришла я, как бы не соврать, минут десять девятого. Фотография-то в одиннадцать открывается, да Сергей Григорьевич больно строг был: чтобы к восьми часам на работе, как штык. Сам проверял, бывало. Мы тебе, говорит, Килина, за то и деньги платим, чтобы ты трудовую дисциплину не нарушала. Работы у тебя не ахти как много, так ты у меня смотри — чтобы вовремя на работе быть! Вот четвертый год работаю. Ничего, думаю, не заметит небось! Пришла, ключ у меня свой был, замок им открыла. Отомкнула, значит, сигнализацию отключила, зашла. Ведро в сенках взяла, за водой на колонку сходила. Обратно-то захожу, прямо в помещение само, и к столу иду — я всегда с того угла к дверям мыть начинаю. Вдруг вижу: лежит кто-то. Я не разобрала сначала, испугалась, ведро поставила, потом смотрю: ботинки-то вроде как Сергея Григорьевича. Чудные у него ботинки были. Чегой-то, думаю, он там лежит? Не уж пьяный вчера напился, здесь спать и остался? А Нина замкнула его да домой ушла?
Нет, уж чего нет, того нет. Не был он пьяницей, врать не буду. Только два раза его за время, что здесь работаю, пьяным видела. Помню, иду как-то раз вечером, в десятом часу (фотография у нас в восемь закрывается), и Сергей Григорьевич не задерживался никогда, а тут смотрю: свет горит. Аи забрался кто? Захожу, дверь дергаю — заперто изнутри. Я давай стукать. «Кто?» — спрашивают. Откликнулась я. Нина дверь открыла, впустила. Выпивши сама. А за столом Сергей Григорьевич сидит. И — мать-мать! мать-мать! В жизни такого мату не слыхала. Ну-ко прекрати, — говорю. — Если жены не стесняешься, так я тебе и вовсе, между прочим, чужая. И потом я человек больной, пожилой, ты меня уважать должен. — Замолк он. Потом налил в стакан водки, тихо так говорит мне: «Руфа! Иди выпей, радость, со мной». Тут Нина к нему кинулась. «Какая это тебе Руфа! Налил шары-то… Тетя Катя это, уборщица». А потом мне говорит: «Вы, тетя Катя, идите, выпил он сегодня, бормочет невесть что. Уложу его здесь — пускай проспится». Прихожу на другой день, а он спит тут же, на полу. Разбудила я его, а он на часы сразу глянул: поздненько, дескать, Катерина Андреевна, на работу явилась… Ну, ладно.
А в другой раз — вот недавно совсем, в День Победы. Вечером-то, в праздник самый, сижу я дома, вдруг слышу — шумят. Выхожу, глядь: расположились у меня на крылечке вино пить Сергей Григорьевич да Славка Додон, полудурок наш городской. Поздоровалась я, говорю: «А чего, Сергей Григорьевич, не в клубе? Там культурно, и вам, как человеку фронтовому, почет будет». А он отвечает: «Да был я там, надоело, решил вот… с народом соединиться!» Ничего себе, думаю, народ! Ушла. Часа через два выхожу — лежат на крыльце, голубчики. Ну я Сергея Григорьевича в избу утащила, а Додона в сенки. Утром встал: «Спасибо, Катерина Андреевна!» — и ушел. И месяца после того не прожил.
А сегодня-то? Так вот. Подошла я к нему, ну, думаю, разбужу. А сама боюсь: опять ругаться станет, что на работу опоздала! До руки-то у него дотронулась… ох! Заверещала, как ветром меня оттуда выдуло…
Через пять минут после того как обеспамятевшая, взлохмаченная уборщица вбежала в здание районной милиции, на место происшествия прибыл почти весь личный состав во главе с начальником, майором Галушкой. Потоптавшись, решили ехать домой, известить вдову. Дверь дома была открыта, но в избе никого не было. В ограде сразу же наткнулись на труп женщины. Через четыре часа на «Ракете» в город прибыла бригада из областного центра.
