–Зона... –задумчиво произнёс хозяин Рекса, позвякивая ложечкой в чашке. –Она меняет каждого, кто в неё входит. Необратимо преображает всякого, кто в ней поселился. Мистическим образом, совершенно непостижимым для нашей могучей материалистической науки. И это не сталкерское суеверие, не пустые философствования старого маразматика за чашкой чая. Взять, например, вашего покорного слугу… Но в моём случае - банальнейшая ситуация, даже признаваться стыдно. Джекил и Хайд... Помните повесть Стивенсона о лондонском учёном? В посмертном письме он признался, что совершил открытие: в психике одновременно существуют несколько аспектов одной и той же личности. А индивид - продукт одновременного совмещённого действия всех этих личностей. В итоге не до конца удавшегося научного эксперимента он смог расслоить себя на мистера Хайда, совершавшего чудовищные злодеяния, и идеального гуманиста доктора Джекила.
–Читал. –сказал Диагноз. -Давно. В прошлой жизни.
–Работая здесь в Зоне, я стал замечать за собой, чем дальше, тем больше, что вписываюсь в странный ритм колебаний настроений и состояний. Периодичность их смены равнялась приблизительно суткам, от выброса до выброса. Да вы, коллега, и сами, вероятно, заметили это.
–Мммм… -неопределенно пожал плечами Диагноз. –Ээээ…
–Заметили, заметили… Так вот, я стал замечать за собой серьёзные изменения в работоспособности, настроении, поведении. Причём изменения эти подчинялись суточному ритму - от выброса до выброса. Взять, допустим, какие-то двадцать четыре часа - невиданный профессиональный подъём. Такие дни я назвал для себя «профессиональными». Пять-шесть операций провожу одну за другой, все проходят «на ура», справляюсь с самыми сложными случаями, результаты - сверх всех оптимистических прогнозов. Казалось бы, можно только радоваться.
Однако, чем дальше, тем меньше оставалось оснований для радости. В подобные дни, как вы, коллега, наверняка заметили, Болотный Доктор становится бездушной машиной для лечения. Куда-то деваются человеческие чувства, исчезают переживания, сочувствие к пациенту. Над рваными ранами, ожогами и переломами тружусь охотно, однако лишь постольку, поскольку они доставляют новый материал для наблюдений и экспериментов. Мне решительно всё равно, кого я оперирую, лишь бы случай представлял интерес с медицинской точки зрения. Единственное, что испытываю - холодный расчётливый азарт. Словно принимаю брошенный природой вызов: вытащу ли бедолагу с того света, залатаю ли дыру, с которой больше никто не справится, найду ли средство от новой напасти Зоны. При этом совершенно не имеет значение, кого пользую - человека или кровожадного мутанта. Порой оказывается, что мутант под скальпелем оказывается даже как-то... гм... более увлекательным объектом, что ли... А если вдруг проигрываю и пациент умирает на операционном столе? Тогда испытываю досаду, которая, наверное, сродни раздражению шахматиста, потерявшего пешку: неприятно, конечно, но в общем, мелочь, ерунда, игра продолжается. А ведь потерял-то не шахматную фигурку, а человека... Трудно, вероятно, со мной в такие «профессиональные» периоды, а, коллега? Бездушный вивисектор? Экспериментирующая сволочь?
-Эээ... -в замешательстве протянул Диагноз. -В общем... Ну-у-у... Вы в такие дни даёте бесценные уроки мастерства. Просто волшебник в белом халате. Век смотри - век учись.
-Благодарю за деликатность. -хмыкнул Доктор. -Зато на следующий день после выброса «профессиональный» период сменяются «сострадательным». Очередной выброс - и я практически не в состоянии сделать что-либо толковое. Потому что каждое прикосновение к пациенту отзывается во мне такой болью, что даже руки опускаются... Будто я не пациенту, а себе рану без наркоза зашиваю. Вот сидит передо мной бюрер-людоед с проломленной башкой, а я физически чувствую его мучения, переживаю вместе с ним, хочется сделать всё, чтобы мутанту, ужасу Зоны, стало лучше. Вот вы поначалу удивлялись, коллега, зачем я вожусь с отпетыми бандюгами, у которых ни на грош стыда и совести. Да всё по той же причине: сердце в «сострадательные» дни буквально рвётся от жалости.
-Вот поэтому вы - единственный в Зоне, кто общается с контролёрами и слепыми собаками, псевдогигантами и кровососами. -заметил Диагноз. -У кого, кроме Болотного Доктора, чудища могут вызвать жалость и сочувствие? А они это понимают. И ценят, насколько умеют. Помните кровососа, который нас снабжал рыбой почти месяц после того, как вы его поставили на ноги? И потом, ведь вам за всё время жизни в Зоне никто не причинил не то, чтобы вреда, но даже малейшей неприятности. Вы ведь побывали практически во всех местах, а оружия ни разу в руках не держали.
–Не держал. -согласился хозяин Рекса. -Зачем оно мне? Зона не трогает ставших её частью… Однако же, заболтались мы, коллега. Пора баиньки, завтра рано вставать. Боюсь, появилось множество неотложных дел.
–Множество. –согласился кто-то за спиной Диагноза. –Настоятельно прошу простить, за то что я бесцеремонно вмешиваюсь в беседу, но… Поверьте, Доктор, мне очень неприятно вам надоедать, но дело не терпит отлагательств.
Диагноз от неожиданности поперхнулся чаем и развернулся вместе со стулом. В двери стоял среднего роста человек с коротко стрижеными седыми волосами, неприметным лицом и в странном одеянии. Вроде бы это был костюм химической защиты ССП-99, используемый экспедициями ученых и сотрудничающих с ними сталкеров-экологов, но отчего-то не традиционного ярко-зелёного цвета, а бархатисто-черный. Через плечо переброшен новенький автомат «Вал»
Из записной книжки А.Дегтярёва.Сталкерская байка об Абсолютной Защите. Согласно её сюжету, некий учёный угодил в невиданную аномалию. Сам он бесследно исчез, а его высококачественный модифицированный костюм ССП-99, приобретший удивительную способность стопроцентно защищать от любой мыслимой и немыслимой напасти (пуль, огня, электричества, кислот и др. и пр.) – остался. Время от времени аномалия появляется в разных местах Зоны и демонстрирует находящуюся в ней суперэкипировку. Вот только как её достать? Любопытно, что сталкеры, рассказывающие эту байку весьма охотно делятся техническими деталями. Ну, например, описывают встроенную систему фильтрации воздуха и кондиционирования, защиту торса от пулевого и осколочного повреждения, всего организма - от радиации и биологических аномалий. Особенно подчёркивается стойкость к химически агрессивным средам и прочим вредным для организма воздействиям. Подобная конкретизация совершенно нехарактерна для большей части сталкерского эпоса и заставляет предположить, что в основе мифа лежит всё-таки некий реальный факт (Изложено сталкером по прозвищу Брынза).
Рекс оторвался от чашки, припал к полу, вздыбил шерсть на загривке и глухо, но свирепо, зарычал.
–Здравствуйте. –сказал седой.
–Добрый вечер. Но чему обязан визитом? -удивлённо спросил Болотный Доктор. -Уж вы-то, кажется, в моей помощи совершенно не нуждаетесь.
–Пойдём, красавец, помоем посуду. -сказал Рексу Диагноз. Он почувствовал, что при разговоре шефа со странным визитёром их с псом присутствие не обязательно. Рекс, не переставая злобно скалиться, щетиниться, тихо ворчать и исподлобья сверлить пришельца взглядом, последовал за ассистентом Доктора.
Седой без приглашения сел на кушетку, небрежно приставив автомат к стене.
–Зачем вам оружие? -поинтересовался Доктор.
–Не знаю. -честно ответил гость. -Что-то вроде хвоста у поросёнка. Непременный атрибут, но никому неизвестно - для чего.
– «Жили-были три поросёнка, -пробормотал Доктор, -а звали их Нефиг, Нафиг и Пофиг». Мой ассистент как-то рассказывал модернизированную детскую сказочку… Однако, давайте к делу, мне действительно периодически требуется поспать. В отличие от вас.
–Боюсь, отдохнуть не придётся. -визитёр в затруднении потёр безукоризненно выбритый подбородок. -Вы, конечно, поняли, что происходит?
–Безусловно.
