— Зачем же тогда написали 1943 год?
— Я, помнится, тоже в свое время задавался этим вопросом.
— Да не тяни. Говори, что выяснил!
— В общем так. У Марии была младшая сестра — Катерина. В 41-м ей было 13 лет, и она хорошо запомнила все события первого военного лета.
— Ты с ней разговаривал?
— Да. Успел. И главное, у меня хватило ума записать все то, что она рассказала. Вот этот текст в компьютере, можете прочитать…
Из воспоминаний Катерины:
«Мария ушла на фронт добровольцем в самые первые дни войны.
Их, с санитарным эшелоном отправили на запад. Но, как оказалось, войну она опередила совсем не надолго. Уже через месяц фронт оказался возле нашей деревни.
Немецкие самолеты шли над головой с первого дня. Через нас на восток, куда-то дальше, дальше… Нас они не бомбили. Но в деревне все вырыли во дворах ямы, чтобы было куда прятаться. Так что когда фронт подошел, и начались обстрелы, мы все спасались там.
Сестру Валю ранило, когда она с отцом кидала к нам в яму одежду. Боялись, что дом разбомбят, и мы останемся без ничего.
Но потом вещи прятать перестали. В яме было очень тесно, мы сами умещались там еле-еле, и то при условии, что все стояли вплотную друг к другу.
Однажды ночью я подумала, что небо начало рушиться. Такой вой стоял, и полосы молний по всему небу… Мы не знали тогда, но это были «катюши» батареи капитана Флерова. 14 июля под Оршей, совсем недалеко от нас, они приняли свой первый бой.
На следующий день я впервые увидела немецкие танки. Было так: я стою, слышу шум какой-то необычный. Но через лес ничего не видать. У нас, знаешь, лес растет только в оврагах. Деревья оттуда видны так, словно укрылись в овраге по пояс. Но кустарник между деревьев густой, и на просвет через него ничего разглядеть невозможно.
Наша мама всем велела прятаться в яму, а я стою, как зачарованная…
И вдруг из-за деревьев — танк!
Мать из ямы схватила меня за ногу и утянула в укрытие. Остальное мы видели уже из ямы.
Была атака. Наши солдатики кричали «Ура» и шли в атаку на танки в одних гимнастерках. Как голые. Против брони — в одних гимнастерочках. Мы потом на то поле ходили. Смотрели, остался ли кто живой. Одного нашли, притащили раненного к себе, и он потом при обстрелах с нами в нашей яме стоял…
Танки прошли дальше, но стрельба долго не прекращалась. Сильные бои шли.
Ночью загорелся соседский дом. Те, которые там жили, не пострадали, потому что тоже стояли в своей яме. Но вскоре от дома пошел такой жар, что они побоялись сгореть. И под обстрелом перебежали к нам. Так странно было видеть, как они, пригибаясь, бегут с детьми: черные на фоне пожара.
А потом пришли немцы.
Это была ночь. Горящий дом. Звук ревущего пламени. И они стоят в сапогах над нашими головами.
Нам было очень тесно в яме, мы стояли вплотную. А они — над нашими головами».
Я закончил чтение, перевел дух и, немного помолчав, продолжил:
— Далее тетя Катя рассказала, что медсанчасть, в которую попала Мария, отстала от нашего отступающего фронта. У них был большой обоз с ранеными, поэтому они не могли двигаться быстро и оказались у немцев в тылу.
— Как партизаны?
— Вообще да. Смоленск потом вошел в историю Великой Отечественной войны, как партизанский край. Но сначала, в конце лета и осенью 41-го воинское подразделение Марии никаких подвигов и партизанских действий совершать не могло. По той простой причине, что абсолютное большинство в нем составляли средне- и тяжелораненые. Полностью здоровыми были две измученные медсестры, один военврач и трое пожилых солдат из обоза, которые управлялись с лошадьми.
Такой командой в районе Ярцево было не выжить и не спрятаться, тем более, что в больших лесов там нет.
В общем, война увела Марию из родного дома, война же ее домой и вернула.
Когда она только появилась под видом беженки, среди родных было смятение. Мария просила помощи, а помочь было нечем. Дом сгорел, медикаментов не было. И прятать раненых бойцов в деревне, где расквартировались немцы, было чересчур уж рискованно.
Но постепенно справились. Солдат попрятали среди родных — благо в деревнях тогда жили по родственному и каждый каждому приходился если не кумом, так сватом, братом или хоть очень дальней — седьмая вода на киселе, но родней.
И лишь потом, ближе к зиме, когда уже обжились и вросли в обстановку, из бывших раненых солдат образовался небольшой партизанский отряд. Командиром, как вы уже догадались, стал старший по воинскому званию. То есть военврач.
— Тот, который на фотографии, да? — горячо уточнил Иван.
— Совершенно верно. Понятно, что из соображений конспирации его имя старались лишний не упоминать. Оно стало как бы военной тайной. А теперь вот и спросить не у кого.
Кстати, есть вероятность, что Вячеслав — не является его подлинным именем. Дело в том, что партизанский отряд назывался «Слава». И это имя у большинства ассоциировалось с именем командира.
Но как бы то ни было, сына, которого родила Мария в 1943 году, записали как Юрия Вячеславовича.
— Погоди, ничего не понимаю, — замотал головой Иван. — Что значит «есть вероятность»? Мария же наверняка, знала как зовут отца ее ребенка, и если она указала в метрике «Вячеславович»…
— Метрику составляли в конце 1944, когда вернулись наши. К этому времени новорожденный Юрий Вячеславович уже остался круглым сиротой.
— Ничего себе…
— Партизанский отряд «Слава», возникший фактически случайно, в первое время не слишком беспокоил фашистов. Не было оружия, взрывчатки, разведданных… Но в 42 и в 43 годах, было совершено несколько крупных диверсий и оккупационные власти забеспокоились.
Несколько попыток навести порядок полицейскими мерами потерпели неудачу, и тогда какой-то гестаповец придумал беспроигрышный вариант. Отряд СС оцепил одну из деревень в этом районе и всех жителей, включая грудных детей, согнали в большой сарай.
После этого повсеместно было объявлено, что все эти жители — пособники бандитов. И если партизаны не выйдут из леса и не сдадутся, то их пособники будут расстреляны.
— И дед, конечно же, вышел, — подвел итог Иван.
— Разумеется.
Понятно, что ничем хорошим это не кончилось. Его долго пытали и потом, при большом скоплении народа, согнанного со всей округи, повесили на деревенской площади.
Не знаю, пытались ли оставшиеся на свободе партизаны спасти своего командира, знаю только, что Мария была в той толпе.
В момент казни ей стало плохо. Она упала, потеряла сознание и соседи едва успели донести ее до дома, как она родила.
Сына назвали Юрой.
Буквально через несколько месяцев, в конце 1943 года, пришло освобождение. Наши войска освободили Смоленск.
И то ли тогда порыв был такой всеобщий, что «Все для фронта, все для Победы», то ли Мария очень уж сильно любила своего капитана и непременно хотела лично фашистам за него отомстить…
В общем, она оставила новорожденного сына матери и сестрам, а сама снова ушла на фронт. И в самом начале 1944 года погибла на реке Березина. Фактически, в тех самых местах, где свершилось изгнание с нашей земли войск Наполеона.
— А ребенок? — спросил Али.
— Ребенка родные Марии благополучно вырастили. И поскольку о его отце достоверно было известно только то, что он был военврачом, Юрий Вячеславович тоже поступил в военное училище и тоже стал военным хирургом.
— А потом фактически повторил его судьбу, — мрачно заметил Иван.
— Да, — кивнул я. — Но он сам так выбрал.
— Вот это мне и не нравится, — так же мрачно завершился Иван.
