— Ты когда-нибудь задумывался о том, почему самые сильные бойцы на поле Куликовом были монахами?

— Э-э… Ты имеешь ввиду Пересвета и Ослябю?

— Именно. Когда перед боем крикнули поединщиков, схватка между которыми могла решить весь исход битвы, с обеих сторон выехали самые сильные богатыри. И от русского войска выехал Пересвет. Монах.

— Ты намекаешь, что в русских монастырях хранились некие тайные знания, постигнув которые послушники становились непобедимыми воинами. Я правильно понял?

— Примерно так. Не случайно и китайское кунг-фу культивировалось именно в монастырях. В том числе в знаменитом Шао-лине.

— Допустим. И что?

— А то, что в настоящее время сохранилось очень немного людей, которые владеют этими тайными знаниями. И могут, например, не прикасаясь к противнику, свалить его с ног на расстоянии до 5 метров.

— Опа. Постой, а я что-то такое видел по телевизору. Какой-то американский тренер демонстрировал подобные трюки. Но, конечно, о расстоянии в пять метров речь не шла.

— То, что демонстрировал американец — фуфло. Настоящий мастер своих умений на публике не показывает. И увидеть что-то такое можно только в очень и очень узком кругу.

— Допустим. И что? — я взял свою недопитую чашку и сделал осторожный глоток. — Причем тут мои мальчишки?

— А при том, что твой восточный, неизвестно откуда взявшийся мальчуган владеет этим тайным знанием.

Я поперхнулся чаем, дернулся и облил себе весь пиджак.

— Я заметил это случайно, — как ни в чем не бывало продолжал Евгений. Единственной его реакцией на происшествие было то, что он подтолкнул ко мне по столу пакет с бумажными салфетками. — Мальчишка, разумеется, старается свои таланты не афишировать, держится неуклюже, как обычный новичок…

Но однажды, когда я поставил его в пару с сильным противником, он в какой-то момент буквально отшвырнул его от себя. Не прикасаясь руками.

— Ты чудеса какие-то рассказываешь. Тебе просто показалось.

— Я рад был бы думать, что показалось. Но я видел, как такие фокусы проделывали мастера. И уверяю тебя, парень действовал так, словно его обучали этому с рождения.

Поэтому я повторяю вопрос: где ты нашел этого удивительного мальчика и что вообще ты о нем знаешь?

На пути домой я был задумчив. Настолько, что едва не сбил на переходе хлопотливую тетку с сумками, сунувшуюся под колеса, когда зеленый свет для нее уже сменился на красный.

Тетку я не задел, но в зеркальце заднего вида видел потом, как она что-то злобно кричала мне в след и даже пыталась грозить кулаком, отягощенным сумками.

Открыв дверь квартиры своим ключом, я попытался войти, но не смог. На пороге нарисовался Иван с каким-то необычным выражением лица.

— А ты знаешь, — фальшиво отводя глаза, сказал он. — У нас масло совсем кончилось. Может ты сходишь, пока не переобулся…

— Масло? — переспросил я, ощущая себя персонажем из анекдота, которого неверная жена просит вынести мусор, чтобы тем временем выпустить из квартиры любовника. — У нас полно масла, я только вчера покупал.

— Правда? Тогда может сыра купишь?

Решительно отодвинув племянника в сторону, я вошел. Огляделся. Вроде все в порядке. Во всяком случае ни пожара, ни наводнения не наблюдалось.

— Ну? И что случилось?

Из дальней, Ванькиной комнаты с несколько смущенным видом появился Али.

— Это я виноват, — заспешил подлетевший сзади Ванька. — Мы боролись на диване, я уперся ногами в книжные полки и…

Быстрым шагом я проследовал в дальнюю комнату и увидел картину хотя и далекую от вселенской катастрофы, но все же впечатляющую. Во всяком случае, книжные полки стояли, как руины Сталинграда, а все их содержимое громоздилось на полу, образовав изрядную кучу.

— Так.

— Да мы сейчас все уберем, — залопотал Иван, преданно заглядывая в глаза и прижимая руки к груди. — Мы бы уже все убрали, но тут крепления вылетели, и полки не держатся. Нужны просто гвозди, молоток и 20 минут времени.

— Гвозди и молоток, — протянул я, осматривая разрушения. Пожалуй хорошо, что я не пошел за маслом. За время моего отсутствия мальчишки несколькими ударами молотка успели бы добить эти развалины.

— Ну что? — тревожно спросил Иван.

— Вам повезло, — объявил я, снимая пиджак. — И давайте все вместе скажем спасибо моему учителю труда Михаилу Федоровичу. Он научил меня обращаться с инструментом и объяснил, что доски из ДВП никогда не крепят гвоздями.

Иван! Тащи дрель, саморезы и металлические уголки — ты знаешь в каком ящике они лежат. Будем восстанавливать конструкцию.

Работа заняла довольно много времени, но в целом я был даже доволен. Если бы не происшествие, мне вряд ли пришло в голову учить мальчишек крепить полки. А ведь каждый мужчина должен уметь работать не только головой, но и руками.

Наконец полкам придали первозданный вид («Лучше новых стали», — оценил Иван), и осталось только загрузить на них все, что низвергнулось на пол. На этом этапе процесс наведения порядка неожиданно застопорился.

Можно было, разумеется, просто распихать упавшие книги и альбомы на свободное место, но на беду оба мальчика оказались книгочеями. Стоило им взять в руки книгу, как они усаживались и принимались ее перелистывать, а потом и читать. А тут, в маленькой комнате, как на грех стояли полные собрания Майн Рида, «Борьба за огонь» и «Пещерный лев» Жосефа Рони-старшего с роскошными иллюстрациями, богато иллюстрированный Фенимор Купер, восемь томов Конан Дойля, полная, в трех книгах «Одиссея капитана Блада», академическое издание братьев Стругацких и тому подобное. В общем, я понял, что уборка в этой комнате затянется на века, и ушел готовить ужин.

Моего ухода никто не заметил.

К ужину эти крокодилы все же выползли, но вели себя как перекормленные гусеницы: глаза вовнутрь, реакция на внешние раздражители слабая.

На аппетите, впрочем, это не сказалось. Так что к концу процедуры заглатывания пищи, кровь отлила в желудок, и в глазах появился осмысленный блеск.

— Мы там такие интересные вещи нашли, — поделился Иван.

— Я догадался.

— И фотографии. Там знаешь, альбом был, такой старый, а в нем много-много фотографий. Мы стали их собирать и…

— Не понял, — озаботился я. — Что значит «альбом был»? Вы с ним что-то сотворили?

— Нет, ну что ты, — Иван с некоторым усилием допил второй стакан чая и замер, прислушиваясь к ощущениям в животе. — Просто он упал, и все из него вывалилось. А мы собирали.

— И что?

— Там штуку одну интересную нашли. — Иван тяжеловато поднялся и, грохоча тапками, умчался в комнату, где они наводили порядок. Вернулся он практически мгновенно и, тщательно осмотрев стол на предмет сухости, выложил обещанную находку. — Вот.

Я взял фотографию в руки.

Мда, действительно. Это был один из самых старых и самых загадочных снимков в нашем семейном архиве. На оборотной стороне виднелась пометка, сделанная карандашом — 1943 год. И еще надпись: «Марии 23 года».

См. рис. Любовь Марии

— Это по-настоящему военный снимок? — заглядывал мне в глаза Иван.

— М-м…

— Ну что, военный?

— А у вас в домашнем альбоме разве нет такой фотографии?

— Такой? — удивился племянник. — Не-ет.

— Тогда убирайте со стола, и пошли ко мне в комнату. Эта история длинная, мне нужно вам кое-что показать.

— Как видите, — неспешно начал я, — на снимке запечатлены двое военных: мужчина и женщина. Несмотря на то, что фотография черно-белая, знаки различия вполне прилично читаются: женщина — лейтенант медицинской службы, мужчина, судя по стрелкам на рукаве, — капитан.

— А как ты определил, что именно медицинской службы? — спросил Иван. — Лично я никаких эмблем типа чаши со змеей не вижу.

— Элементарно, Ватсон. Просто я знаю, что женщина на этом снимке — твоя прабабка. А она была военным медиком.