— Я знаю, что иконы пишутся по канону.

— И что?

— Люди на иконе «Борис и Глеб» нарисованы лицом к лицу. По канону так изображали супругов. У них даже нимбы соединены в сердце.

Иван мгновение помедлил, тараща глаза, потом побежал и уставился на указанную икону. А-бал-деть! У него аж лоб вспотел.

Действительно, если приглядеться, то очень даже похоже, что изображены действительно мужчина и женщина. Что делается-то, православные!

И как же такое понимать? В истории, помнится, ясно сказано, что Борис и Глеб — младшие братья Ярослава Мудрого, тихие и кроткие, к которым Святополк Окаянный подослал убийц. Невинно убиенные отроки стали первыми русскими святыми. Никаких сомнений тут быть не может. Но изображение на иконе…

Иван тряхнул головой, отгоняя неудобные мысли и изрядно озадаченный вернулся к неподвижно сидящему Али.

Тот поднял голову и посмотрел вопросительно.

— Ну да, — промямлил мурманчанин, — что-то такое есть, но, честно скажу, я не понял. И если ты прав, и изображены действительно мужчина и женщина, то просто не представляю, что это может означать. В общем, надо перечитать историю.

— А ты сам что-нибудь нашел?

— Я? — Иван встрепенулся, — да, разумеется. В первую очередь хочется сказать о Рублевском Спасе, перед которым мы сейчас сидим. Я раньше много раз видел его в репродукциях и даже не подозревал, что он так огромен. Тут добрых полтора квадратных метра!

На репродукциях или в Интернет-картинках внимание фиксируют только на лик Христа. И там совершенно не видно, что в оригинале живопись сохранена лишь на одной десятой части общей площади. Все вокруг не то, чтобы истерлось, осыпалось по ветхости, а… — тут Иван перевел дух и закончил залпом: — Все остальное, по-моему, просто уничтожено. Вокруг лика Христа чисто выструганная доска без каких либо следов краски или хотя бы грунта.

— Я думаю, что обе крайние доски не строгали. Их заменили.

— Похоже. Правая вон даже по размеру не подходит — смотри, как она выступает внизу… Будто нарочно делали, чтобы бросалось в глаза.

— Угу. Еще что-нибудь?

— Заметил одну вещь, но тут я не уверен.

— Что?

— Обрати внимание, у Рублевского Христа на шее вроде бы звездочка. С одной стороны понятно, что крестик он носить не мог — крестик у христиан появился, как память о нем, после распятия. Но все же интересно — вдруг это некий символ Вифлеемской звезды, под которой он был рожден?

— Или просто случайные черточки.

— Может и случайные. Но в форме правильной звезды.

Иван помолчал.

— Как думаешь, зачем понадобилось уничтожать большую часть изображения?

— Когда мусульмане вошли в Мекку и стали рушить идолов в Каабе, один воин хотел смыть водой настенное изображение Богородицы с Христом. Мухаммад запретил ему делать это, прикрыв ладонями лики Богородицы и Младенца.

— Что ты этим хочешь сказать? — напрягся Ванька.

— То, что здесь тоже сохранили только лик.

Бог знает что отвечать на такие заявления. Иван угрюмо помялся, но так ничего и не придумав, сказал:

— А знаешь, я кое-что заметил, только не знаю, как это истолковать. Вот присмотрись к участку чуть ниже и левее звездочки. Тут на самом краю сохранившегося красочного слоя можно разглядеть остаток какого-то изображения. Видишь? Что-то вроде пальцев руки.

— Благословляющий жест?

— Тогда указательный и средний пальцы должны быть подняты вверх. А здесь совсем другое расположение. И, обрати внимание, пальцы маловаты для взрослого человека.

— Ты хочешь сказать, что на этой иконе Христос держал на руках ребенка?

— Не знаю, — прошептал Иван.

Вечером я вернулся довольно поздно и против всяких ожиданий обнаружил, что Ванька вовсе не извелся от ожидания и желания поделиться впечатлениями, а увлеченно творит что-то на моем компьютере.

Какой самостоятельный мальчик…

— Кхм, — сказал я, сгружая на стол выпрошенный у приятеля ноутбук.

— Ага, привет, — откликнулся ребенок, не поворачивая головы от экрана. — На плите рыба, я пожарил, можешь разогреть.

— Что-то я раньше не замечал в тебе рвения к домашнему хозяйству…

— То раньше. А теперь нужно учиться быть самостоятельным и рационально расходовать средства.

— Ну да, — несколько озадаченно произнес я. — Рационально — это то, что надо. Меня потом научишь?

— Легко!

Мда, новое поколение сегодня открывалось мне с какой-то неожиданной стороны…

— Кстати, — поинтересовался я, — а чем ты сейчас так серьезно занят?

— Ищу работу, естественно.

— Фри-лансера?

— Но ты же сам сказал, что разгружать вагоны меня вряд ли возьмут… Вот, отобрал десяток предложений для IT-специалистов, выслал резюме…

— Оперативно. Но пока работодатели еще не откликнулись, может поужинаем вместе?

— Вообще-то, мы уже поужинали.

— Мы?

— Да. Я и Али.

— Какая прелесть, — пробормотал я. — Надеюсь, Али — это кот?

— Нет, Артем. Али — это мой новый друг. Сегодня за ним погнались скинхеды, а я ему помог. В общем, мы познакомились.

— Судя по тому, что ты выглядишь вполне целым и невредимым, знакомство обошлось без жертв. Второй вывод: твой новый друг — приезжий. Не узнавал откуда?

— Из Узбекистана. Кстати, старушка, у которой мы сегодня обедали, рассказала, что в войну многие узбекские семьи принимали эвакуированных русских детей, а одна семья даже усыновила 52 ребенка: русских, украинцев, татар… В общем, целый интернационал. И всех вырастили. Здорово, правда?

Я почесал в затылке и спросил осторожно:

— Но ты, надеюсь, не собираешься усыновить и вырастить своего нового приятеля?

— Нет, конечно. Во-первых, он старше меня, а во-вторых, у него есть родители.

Я возвел глаза вверх и с чувством произнес:

— Слава богу.

— Да брось ты, он славный парень.

— Понятно. И ты не решился бросить славного парня на улице и привел в дом. Кстати, где он сейчас?

— В спальне.

— Спит?

— Нет, молится. По его вере нужно молиться пять раз в день.

Я взялся двумя руками за голову. Для полноты картины не хватало только, чтобы этот парень оказался религиозным фанатиком или вообще террористом. Вот так придешь домой с работы, а тут база террористов, вокруг оцепление из ОМОНа и зверски выглядящих спецназовцев, и кто-то орет в репродуктор, призывая сложить оружие и выходить с поднятыми руками.

Жуткие сцены, нарисованные моим разыгравшимся воображением, были прерваны появлением обсуждаемого персонажа.

— Здравствуйте, — вежливо произнес предполагаемый член террористической группировки. — Можете называть меня Али.

— Очень приятно, — пробормотал я. — Артем.

— Вы не беспокойтесь, документы у меня в порядке, могу показать.

— Если вас не затруднит.

— Погоди, — вмешался Иван. — Ты же говорил, что у тебя регистрации нет.

— Я не говорил.

— Как так? Та старушка, Агрипина Петровна, спросила: «Регистрации нет?» Ты ответил «Да».

— А надо было сказать: «Нет»?

Теперь вмешался я.

— Если позволите, я прерву ваш лингвистический диспут. Мы остановились на очень актуальной теме проверки документов, я не ошибаюсь?

Али молча шагнул к столу и привычно выложил на стол стопку документов. Среди которых помимо паспорта со всеми нужными отметками оказался и студенческий билет Московского Государственного Университета.

— Так вы, молодой человек, студент?

— Закончил первый курс. Факультет психологии.

— Неплохо. А не слишком вы молоды для студента? По паспорту вам только еще 16.

— Мой отец — учитель, и я окончил школу в 14 лет. Год работал на хлопке, чтобы заработать на учебу. И вот поступил.

— Домой на каникулы решили не ездить?

— Это дорого. У нас большая семья.

— Ну что же, я рад, что Иван помог вам сегодня выбраться из трудной ситуации.

— Спасибо. Я знал, что Аллах не оставит меня в беде и пошлет мне кого-нибудь в помощь.

— В смысле, наш Ванька выступил, как посланник Аллаха?