— Иди пока, — я получил напутствие от услужливой зверушки и решил что он, как всегда, прав…

Следующие 5 часов непрерывного шатания, попыток сохранить равновесие и мечтаний о том, чтоб лес скорее закончился, я предпочитаю не вспоминать, но я дошел до края леса и хотел пойти дальше, как сзади услышал звон падающих на стрел, их было 7, волк принес даже ту, что попала в него самого..

— Еще раз спасибо — благодарить всегда не сложно, если тебе помогли не из корысти, а просто помогли.

— Почему мне помогаешь? — я не мог удержаться от вопроса.

— Суп у тебя бабкин решил попробовать, ты о нем больно вкусно думал, пока шагал по лесу. Волчий ответ был сильно удивителен.

— А если честно? — я решил узнать точно, и ответ явно был из тех, что я предпочел бы не знать, судя по волнам смущения и не ожиданий робости пришедших от Волка.

— Мы теперь стая, ты скоро это поймешь, — ответ был странный и кроме улыбки ничего у меня не вызвал.

— Ну, ты ошибаешься, моя стая в деревне, а не ты, — моя попытка переубедить Волка основывалась на убеждениях, впитанных с детства..

— Давай спрячу и стрелы, и Машу, — новое предложение было удивительным — Волк не попытался спорить, а явно решил свернуть тему разговора, и опять оказался прав, с простотой и логичностью предложения, если он в лесу что-то спрячет, то никто не найдет, и зверье не тронет, ну нафиг зверью шариться там, где волками пахнет? только для ритуального самоубийства, а такой зверь уже весь повывелся…ну ни мне и ни волку такие не попадались, хотя колобок же в деревню пришел, но не сам, но был же, да и явно не о самоубийстве помышлял, а выжить он тогда пытался, про волков видимо знал, что нет от них спасения, а про людей видимо нет..

Я сложил стрелы и Машу в котомку и туго затянул ремень, чтоб вода не попала, хотя не ржавели кузнецовы поделки ни у кого, никогда, но. я так сделал, да и не потеряется ничего, не попадет земля и мусор, отдал Волку и, повернувшись, пошагал к околице нашей деревни.

— Супу чтоб много сварили! догнала меня напутственная мысль Волка, — съем как, МАШУ принесу к ночи…

Встречать меня высыпала все деревня, оно и понятно — покойник вернулся, надеюсь, избу-то мою еще не поделили, хотя с них станется, справная крыша всегда ценилась, а проще вселить кого-то в избу, чем новый дом строить, старосте народ подбирать. Но вот неувязочка вышла, я-то живой, так что подвиньтесь — подвиньтесь, я был доволен собой — выжил, вернулся, и улыбка сама наползла на мою грязную и уставшую рожу.

— Он стал червивым! — пронеслось в толпе, а навстречу мне вышел староста, его это работа червивых обхаживать, Мне стало обидно и как-то противно, я же иду-ковыляю не потому что ходить и бегать не могу, а ноги берегу больные, и улыбаюсь не от того, что все смешно да весело — а от радости, что их вижу. И моя бабушка пришла, видать кто-то уже к ней сбегал, доложил, что я вернулся, и вернулся червивый. Бабка пристально всматривалась мне в лицо, словно пытаясь под слоем грязи и улыбкой найти своего внука здоровым и таким же неугомонным как раньше, но… Но я был слишком уставшим и ободранным, чтоб быстро ее успокоить веселой шуткой или озорной улыбкой. Староста что-то говорил мне, но я не слушал, я пошел к единственному человеку, кто искал во мне человека, а не развлечение да тему для сплетен деревенских. Староста пытался меня удержать, даром что ростом не был обижен, да и работой не брезговал, но почему-то у него это не получалось, хотя в руку он мне крепко вцепился, аж больно стало. Самое простое было убрать его руки с моей, подумано — сделано, только вот староста почему-то замолчал после этого и руки баюкать начал, как-то странно на меня глядя. Как я это узнал? Да запросто — оглянулся я, когда вдруг гомон людской стих, да так резко, что я подумал, что Волк из лесу показался, и они его увидали и кричать в голос готовятся, но за спиной никого кроме покрасневшего старосты, баюкающего свою руку, ту, что я снял со своего плеча, не было. И я спокойно подошел к бабке, сказав:

— Вари супу, и на пятерых, и баню, и ноги мне посмотри, зашиб я их, когда в лесу с волками столкнулся, Потом, помню, меня вели в баню, помню, что отмыли, на шрамы от волчьих когтей поглядывая, потом не помню, уснул я. Да так крепко, что не чувствовал, как меня мужики, помогая бабке, ко мне в избу принесли, и как онв ноги мои лечила. Проснулся только под вечер и то от запаха, что от котла шел — на столе ватником укутанный был, Бабка моя тут же сидела, на меня поглядывая, странно поглядывала, как будто догадывалась, что неспроста я две ночи в лесу провел и не сгинул.

— Рассказывай, — голос был у нее тихий, но память детства подсказала, что разговор будет серьезный.

— А о чем? — я пытался придумать, как и не соврать и бабке открыться про мои приключения..

— Рассказывай все, стемнело уже, с расспросами к тебе только поутру придут, я у тебя переночую, — категоричность тона и собранная поза вроде бы невысокой старушки, подсказали, что этого разговора она боится не меньше меня.

— А поесть? — вопрос не был праздным, если ноги у меня практически не болели, то желудок настойчиво требовал супа много и срочно!

— Точно! — вклинилась знакомая волчья мысль голов в голову.

— Ты где? — мой вопрос даже не был произнесен вслух, но бабка почувствовала, что я отвлекся от разговора с ней на что- то другое. Опыт — он везде — опыт.

— Да тут недалеко от двери с Машей тебя ждем, когда угощать пустишь, суп- то пахнет точь в точь, как ты вспоминал. Давай открывай нору свою. — нетерпеливость и явное желание поесть супу забивали все другие эмоции в мыслях волка, ему было так охота съесть супу, что реку он точно просто переплывать бы не стал, а прибежал по поверхности, если на другой берег котелок поставить, и вышибить дверь его удерживало явно только не желание поднимать шум, а может и что то еще.

— Я не один! мои мысли метались под пристальным взглядом бабки все сильней.

— Знаю, старая там тоже с тобой, но она не опасна и слаба, так что открывай дверь, а то сломаю и голодным оставлю и тебя и бабку, — в мыслях Волка явно было опять полное наплевательство на всех, кто слабее и не ядовитый.

— Подожди, ей скажу, чтоб не волновалась, ты на вид-то не жених долгожданный, а рожа бандитская, напугается и помрет, а кто отвечать будет? — попытки спасти от разгрома избу приносили двоякие плоды, чем покладистее становился Волк, тем серьезнее становилось выражение лица Бабки.

— А ну, говори, о чем ты так усердно думаешь, что с лица аж поменялся так внезапно! — в голосе Бабки звучал металл, как от тех молотов, что кузнец наковальню прикладывал, а мне быть наковальней для Бабули, хоть и родной и любимой, ну никак не хотелось.

— Да так, Бабуля, у тебя как со здоровьем? — мой вопрос был продиктован обстоятельствами..

— Да отлично, еще правнуков на руках смогу носить! — ответ несколько обескураживающий для парня, что и девку себе не приглядел, но обнадеживающий, если посмотреть — правнуки не правнуки, а вот с новой родней ей знакомиться придется, по любому, ну поехали…

Я встал, подошел к двери и отпер засов, и толкнул дверь, впуская в избу темноту ночи и ее прохладу.

— Ты что удумал! — голос Бабки слегка дрожал, но выглядела она бодро и явно не испуганно — ее сложно удивить и мне, видимо, это удалось.

— Только не торопись, не убежит твой суп, — мысль, кинутая в темноту, и мой бодрый голос, обращенный к бабушке.

— Бабуль, тут вот теперь у меня родственник появился, сказал, что я его стая, ты уж громко не кричи ладно? — я старался выглядеть спокойно, когда шел от двери к столу чувствуя, как там, в темноте, отряхивается Волк. А он, оказывается, тоже волнуется, забавно — не опасная и слабая бабуля чем-то беспокоит и вызывает робость у столь тихой смерти, как Волк в ночи…забавно.

— Ты, Бабуль волков близко видела? — я начал находить некоторое удовольствие в обоюдном любопытстве, Волка к бабкиному супу, бабки ко мне и меня к поступкам волка.