Тьма не способствует ясности мысли. Отвратительный запах тоже. Неизвестность лишь усугубляет все это, вместе взятое. А холод и тряска заканчивают дело.

Принцесса Гизелла окончательно потеряла связь с реальностью. Чем глубже уносил ее демон, тем меньше оставалось нитей с прошлым. Некоторое время Гизелла пыталась всматриваться в темноту, но это только вызвало легкие галлюцинации. В темноте сначала появились цветные пятна, потом эти пятна принялись слагаться в призрачные фигуры, а в довершение всего этого — фигуры задвигались. Не дожидаясь, пока они заговорят, Гизелла закрыла глаза и попыталась полностью избавиться от мыслей об окружающем. Перед ее внутренним взором появился монах из Обители Ветра. Он был ее наставником с одиннадцати лет.

Она помнила, как вначале испугалась его пепельной бороды, заплетенной на конце в косичку, и еще больше испугалась его длинной колеблющейся тени, которая падала от огня в большом камине. Но когда увидела его глаза, страх исчез. Мгновенно и бесследно.

Диомад, так звали наставника. Он носил одежду из кусков ткани пяти цветов и обучал Гизеллу науке о превращении пяти стихий. Наука состояла из пяти частей. Учение о живых существах, о строении мира, о душе, о формах и о пустоте. Начали с учения о живых существах и до сих пор дошли только до строения мира. Об остальных трех учениях Гизелла ничего не знала.

Но и первых двух было достаточно для того, чтобы стать не такой, как все. Двенадцать ее братьев и сестер подшучивали над ней, называя монашкой, ибо она пристрастилась к науке настолько, что забросила даже обычные игры — в мяч и прятки. Не радовал ее даже сад-лабиринт, специально разбитый отцом для увеселения детей. В дни, когда она не пребывала в Обители Ветра, не припадала к источнику знания, она была грустна и вяла, проводила время за чтением книг или созерцанием мира с западной башни дворца. Хотя и смотреть-то было не на что. Что увидишь с западной башни? Несколько улочек, крепостные стены, горы вдали, небо с облаками и птицами, да еще мелких противных тварей, снующих в щелях меж камнями башни. Но Гизелла предпочитала такое сомнительное удовольствие всему остальному.

С закрытыми глазами, лежа животом на плече зеленокожего демона, уходящего вглубь гор, Гизелла улыбалась, ибо в ее голове звучал голос наставника с пепельной бородой:

«Существа ровные нравом, обитают на равнине, существа, высокие духом, способны возноситься в небо, существа, скользкие умом и нравом, не способные остановиться ни на одной мысли, скользят по воде или плывут в ней, рядом с ее поверхностью. Не таковы существа с перемешанными стихиями, разрываемые ими. Противоположные стихии, смешиваясь, составляют живые существа чудовищной природы, которые стремятся укрыться либо в пучине морской, либо в глубинах гор…»

— Вот здесь мы и отдохнем, — произнес голос из внешнего мира.

Гизелле понадобилось несколько мгновений, чтобы вернуться в него и вспомнить, где она и что с ней. Потом она открыла глаза.

Тахор положил ее на теплый песок и склонился над ней. И вдруг Гизелла как бы внутренним взором непостижимым образом увидела три составляющие демона стихии. Пламя, металл и землю. Земля была его плотью, пламя — духом, а металл — скелетом.

Снаружи он был, словно червь или змея, рождающиеся из земли, а внутри был, как меч, горящий в пламени.

Но стоило Тахору пошевелиться, как видение пропало. Гизелла снова увидела над собой отвратительного демона, похожего на мерзкую ящерицу.

— Ты спишь, принцесса? — спросил он. — Разбудить тебя? — И слегка шлепнул Гизеллу кончиком хвоста по бедру.

Принцесса вскрикнула и сжалась от боли. Кожу будто обожгло. Она даже не представляла себе, что это может быть так больно. Когда за их общие проказы наказывали Мариссу, и она плакала, кусая губы, Гизелла лишь смеялась. Ах, как бы она хотела сейчас повиниться перед любимой служанкой! целовать ее и самой намазывать целебным бальзамом! Марисса! Прости меня! Я не понимала степени твоей боли, не понимала, что ты не кричишь лишь потому, что не хочешь своим криком ранить мою чувствительную душу! Какая я была глупая!

Но теперь Марисса мертва — и убита тем самым хвостом, что лишь слегка шлепнул Гизеллу. Марисса мертва, и не перед кем виниться, не у кого просить прощения. И вину теперь ничем не избыть!

— Ну что, проснулась? — осведомился Тахор. — Смотри у меня, не засни до смерти, а то лишишь меня удовольствия умертвить тебя медленно.

Гизелла огляделась. Демон притащил ее в большую пещеру, где было очень тепло. Даже жарко. На стенах, на потолке, на полу светились красноватые точки, подобные глазам волков.

Гизелла вдруг почувствовала, что песок под ней будто шевелится, словно это был не песок; а теплый бок какого-то огромного существа, и оно медленно дышало.

— Где мы? — спросила принцесса.

— Все там же, — ответил Тахор. — Под горами. И даже ниже. Под землей. Твой город, твой отец и братья уже где-то наверху, а мы с тобой в глубине земли.

«У врат преисподней», — подумала принцесса. И жара это подтверждает. А еще это движение песка… Неужели правы были те, кто считал, что преисподняя — это зверь?

«… ибо, говорят они, грязь всех пяти стихий умножается в глуби земли, гуманность становится слабостью, правила — развратом, долг — распущенностью, мудрость — жадностью, ум — тупостью, чудовищная природа обитателей глубин складывается стократно и тысячекратно, и образует в самой глубине одно большое существо, называемое преисподней, ибо пожирает грязные души, питаясь ими».

Дрожа от ужаса, Гизелла спросила:

— Где твой дом, Тахор? В преисподней?

Тахор в ответ расхохотался. Красноватые светящиеся точки поблекли, песок вдруг прекратил двигаться.

— Преисподняя, это там! — сказал Тахор, отсмеявшись, и показал пальцем вверх.

И в этот момент песок под Гизеллой пропал. А вместо него появилось нечто твердое. Тахор встрепенулся и протянул руки к принцессе, но ее отбросило ударом снизу. С истошным визгом она откатилась к стене и уткнулась в нее носом.

Сзади раздался рев Тахора, смешавшийся с каким-то странным, быстрым треском.

Гизелла обернулась и увидела мечущиеся тени. Сначала она не могла ничего разобрать, но потом разглядела тварь, с которой боролся Тахор. У нее было туловище жабы, ноги паука, и рот, как у пиявки, вытягивавшийся из отверстия в костяной маске, которая заменяла твари морду. По верхнему краю маски светились паучьи глаза — два больших и два маленьких, впрочем, может быть, это были и не глаза, а что-то другое.

И тварь была в два раза больше зеленокожего демона. Быстрый треск создавали шипы на ногах, стуча друг о друга. Паучьи глаза были холодны и ничего не выражали, зато рот жадно тянулся к голове Тахора, а три пары задних ног совершали массу ненужных, механических движений. Словно эта тварь была не живым существом, а всего лишь марионеткой в руках кукловода. Но когда рот дотянулся до демона и зубы, сомкнувшись, оторвали несколько пластин чешуи, Гизелла поняла, что тварь все-таки живая.

Тахор успешно сопротивлялся, но не мог одолеть жуткое создание. Равновесие сил сохранялось — и ни тварь не могла пообедать Тахором, ни он не мог убить ее.

Гизелла обнаружила, что с ее лба по носу стекает светящаяся красным тягучая жидкость. Принцесса с отвращением отерла ее пальцами, а потом принялась вытирать пальцы о стену, и только тогда поняла, что это.

Красноватые точки, освещавшие пещеру, как оказалось, медленно передвигаются. Нечто вроде светящихся улиток без панциря. Ударившись о стену, Гизелла раздавила одно такое существо.

«Я слишком красива, чтобы меня сожрал какой-то паук из глубин преисподней», — подумала принцесса, и в этот момент раздался треск ломаемого дерева.

Гизелла вскрикнула от страха, обернулась, и ей показалось, что на нее бежит эта паукообразная тварь. Но это была всего лишь одна его нога. Она упала возле принцессы, едва не задев ее. Шипы все еще шевелились, но уже не стучали друг о друга.