Лунь спрятался в тени за камнем, а когда люди вышли, кинулся по их следам вглубь гор и вскоре обнаружил оставленные злодеями мешки с его друзьями. Дыхание их было слабое, едва заметное. Лунь принялся развязывать путы.

Сложное это занятие для пальцев, привыкших разве что ловить блох и срывать ягоды, но все же ему удалось развязать пару узлов на малом мешке, как вдруг тело в нем пошевелилось, а в следующее мгновение ткань и веревки затрещали и разорвались, будто были гнилыми! Лунь едва успел отпрыгнуть в тень, зажав себе рот обеими лапами.

Из разорванного мешка появилась Гизелла. Она зарычала как зверь и встала на четвереньки. Лунь решил, что это не Гизелла — принцесса не может себя так вести. Это какое-то другое существо, которое только выглядит как Гизелла. Оно присело на корточках над большим мешком и принюхалось. Лунь перестал дышать, решив, что сейчас существо почувствует обезьяний запах — и тогда ему не сдобровать. Но странное существо было увлечено другим запахом. Запахом большого черноволосого мужчины, который находился во втором мешке. Лунь тоже чувствовал этот запах,

Потом вдруг девушка вскрикнула и ринулась прочь на четвереньках, как получеловек-полуживотное.

Лунь быстро огляделся. Что могло так напугать это человекоподобное существо? Но все кругом было спокойно. Лунь устроился поудобнее, чтобы дождаться, когда проснется Конан, и незаметно заснул сам. А когда проснулся, мешок уже был пуст. Жалобно вскрикнув, Лунь схватил обрывок веревки и закружился с ним по пещере. Но вскоре обнаружил, куда направился его большой друг, и поспешил за ним.

Конан проснулся от тяжелой духоты, острого запаха льна и мучительной ломоты во всем теле. Когда он открыл глаза, то ничего не увидел. Кроме того, на лице лежала какая-то тряпка. Конан попытался снять ее, но обнаружил, что связан. Однако веревки были не слишком прочны. В Долине ветров не умели делать по-настоящему прочные веревки.

Потребовалось небольшое усилие и пара мгновений, чтобы веревки лопнули. В то же самое время Конан прокусил тряпку, закрывающую лицо. А потом разорвал освободившимися руками и выбрался из мешка.

Вокруг была знакомая красная полутьма и светящиеся улитки, подобные глазам волков. С потолка свисали сосульки из известняка. Меч лежал рядом с ним. Конан схватил его за рукоять. Привычное ощущение вернуло киммерийцу уверенность. Он мгновенно вскочил, готовый отразить любое нападение. Он даже жаждал с кем-нибудь немедленно сразиться, чтобы сбросить с себя вялость и оцепенение.

— Эти болваны, кажется, приняли нас за демонов! — воскликнул он, но ответом ему было молчание.

Конан огляделся. Принцессы Гизеллы не было. Еще один разорванный мешок лежал рядом, но оказался пуст. И разорван в клочья, словно сворой голодных злых псов. Конан схватил мешок и вскочил.

— Гизелла! — закричал он. — Гизелла!

Он пригляделся к мешку. Никаких следов крови. Значит, возможно, принцесса все еще жива. Что же случилось? Или она осталась наверху, среди этих туповатых селян?

Отверстий в потолке здесь не было. Значит, их протащили некоторое время по пещере. Не иначе для того, чтобы сложнее было найти дорогу назад. А, следовательно, боялись, что они смогут найти эту дорогу. Значит, им было чего бояться!

Конан опустился на четвереньки, низко склонил голову, словно выслеживающий добычу волк, и внимательно осмотрел каменный пол пещеры. На камнях остались волокна мешковины.

Наверное, ноша была слишком тяжелой для носильщиков и иногда опускалась слишком низко. Еще был запах. Характерный крестьянский запах — дыма и сена.

Конан направился по следу, надеясь найти выход из подземелья. Вряд ли такую непосильную ношу стали бы тащить далеко. И его предположения подтвердились даже быстрее, чем он ожидал.

Он продолжал идти, время от времени останавливаясь, проверяя след. К запаху сена и дыма примешался еще какой-то запах. Что-то чужое, нечеловеческое.

Через некоторое время запах настолько усилился, что Конан стал подумывать, не потерял ли он след, как вдруг неподалеку раздался шум. Быстрый треск, будто бы от цикад, только очень больших, не меньше человека. Знакомый звук!

И тогда Конан вспомнил, где слышал этот треск. Он бросился вперед и оказался в большой овальной пещере, с потолка которой как гнилые зубы свисали сталактиты с обломанными остриями.

Конан подоспел как раз вовремя. Гилван попытался ткнуть кинжалом в рот чудовищной твари, которая собиралась его сожрать. С такой же боролся Тахор, когда Конан впервые увидел Гизеллу. Жаба с паучьими ногами и костяной мордой. Нога жабопаука поднялась, юный крестьянин вскрикнул, развернулся и сделал один шаг от твари, но нога опустилась и достала его.

Гилван упал и скорчился, не шевелясь.

Конан долго не раздумывал. Неважно, что крестьянин, возможно, являлся врагом. Важно, что он был человеком. А человек не должен умирать, как какая-нибудь муха, попавшая в паучью сеть.

Конан прыгнул на жабопаука и изо всей силы вогнал меч ему в спину. Не ожидавший нападения сзади, адский хищник даже не оказал никакого сопротивления. Умер, как будто самый обыкновенный паук, которого раздавили ногой. Меч с хрустом вошел в паучью плоть, ломая тонкий хитиновый панцирь. Из раны наружу полезло нечто вроде лягушачьей икры, склеенные между собой липкие пузыри. Для верности Конан всадил меч на полную глубину, насколько позволила рукоять, а потом провел мечом немного вперед. Выдергивая меч, он спрыгнул назад, и на лету еще отсек твари одну из задних ног. Пузыри из внутренностей жабопаука лопались с треском, распространяя вокруг страшную вонь.

Конан обошел тварь, приблизившись к юному крестьянину. Чудовищ из преисподней нельзя недооценивать, даже мертвых. Иные мертвые создания вполне еще могут двигаться и убивать.

Конан сунул меч в ножны, подхватил Гилвана за подмышки и оттащил от твари подальше, к стене.

Гилван дрожал всем телом. Когда он слегка опомнился, то поспешил выразить благодарность своему спасителю. Не вставая, он на четвереньках подполз к черноволосому северянину и, глядя на него снизу вверх, как собака, произнес:

— Ты вытащил мою жизнь из небытия. Ты спас меня. Теперь ты как мой отец. Ты снова родил меня. Моя жизнь — твоя.

— Думаю, что ты считал иначе, когда с приятелями тащил нас сюда, — сказал Конан.

Гилван опустил голову, не зная, куда деваться от стыда. Он посмотрел на ногу убитого чудовища. Шипы все еще продолжали подрагивать.

— Мы думали, что вы демоны.

— Почему вы решили, что мы демоны? — спросил Конан.

— Из подземного мира не возвращаются.

— Но вы же вернулись, когда отнесли нас сюда.

Гилван наморщил лоб. Непривычное это было для него дело — думать и сопоставлять. Мечтать он, в принципе, умел, но мечтать это совсем не одно и то же, что думать.

— Мы вернулись, но мы не ходили так далеко, как вы. Вы были глубже.

— Откуда ты знаешь, что глубже? Ты же ведь понятия не имеешь, где мы действительно были. И потом, вы же сначала помогли нам выбраться, значит, не считали нас демонами. Думаю, эта мысль не твоя и не твоих друзей. Кто тебе сказал, что мы демоны?

— Керземек. Я не верил, но когда принцесса съела мышь…

— Это с ней бывает, — заявил Конан. — Когда я увидел это в первый раз, тоже страшно удивился. — Он не стал уточнять, что второго раза не было.

— Так ты думаешь, что она не демон?

— Я уверен в этом. Так же, как в себе самом. Поверь мне, мальчик, демоны такими не бывают. А я видел множество демонов. И многих из них отправил в самую глубокую преисподнюю!

— Ты великий воин! — воскликнул Гилван.

— Ладно, а теперь возвращайся к своим. Наверное, твой Керземек уже заподозрил неладное. И тебе достанется от него…

— Я пойду с тобой! — вдруг твердо заявил Гилван.

Конан смерил щуплого юношу взглядом с большим сомнением.

— Ты не выживешь, — сказал он.

— Уже один раз выжил — ты меня спас, выживу и дважды я же буду с тобой, — заявил Гилван и победно улыбнулся, видя, что поразил своей сообразительностью киммерийца.