Луна, внутри которой вечно хранится семя небесного бога, была обителью семи праведных дев, семи праведных принцесс, не пожелавших стать вместилищем греха Кета, бога мрака, пришедшего из глубины времени. Бог мрака был свиреп и хотел наказать семь праведных дев, принеся их в жертву своему отцу, безвременному хаосу, но девы сбежали.

Дворец из белого мрамора, в котором они обитали, поглотила луна, а они вознеслись над ней на облаках и направились в разные места земли. Они думали, что порознь их будет труднее найти. Но прибыв на землю, они не смогли найти друг друга, как ни искали. И долго бродили небесные принцессы по земле, плача и стеная, пока не забыли о своем небесном происхождении. Но даже забыв о нем, они помнили красоту неба, и часто глядели на него, восхищаясь, но, не понимая, что же в нем прекрасного. Одна из дев, имя которой пожрал отец Кета, бога мрака, безвременный хаос, заблудилась в Карпашских горах. Она поднималась на вершины, шла по хребтам, ночевала в долинах.

И вот однажды она остановилась у реки и увидела свое отражение. Она залюбовалась собой, но вдруг заметила, что в реке отражается не только она, но и горы, и лес, и большой свирепый медведь на другом берегу. Она испугалась и отпрянула от воды, взглянув на другой берег. Но никакого медведя там не было. Тогда она снова взглянула в воду и увидела рыбу. Рыба была большая и темная. Спина ее медленно изгибалась в потоке. А потом рыба раскрыла рот и проглотила все отражения. Небесную деву, горы, лес и медведя. Ничего не осталось, одна только рябь.

Небесная дева закрыла глаза и просидела так до ночи, пока на небосклон не выкатилась луна. Она была словно белый глаз, пристально глядящий. Взглянула дева на луну и забылась праведным сном.

И сквозь этот сон пришел к ней человеческий, земной язык, пришли знания о том, как возделывать землю и взращивать злаки, как строить лестницы и террасы, как возводить мосты и дома. Обо всем для земной жизни узнала она, лунная принцесса, а когда пробудилась, то услышала стук копыт. По берегу скакал прекраснейший из смертных, заблудившийся юноша, покинувший отеческую землю и страждущий любви и знания. Он тоже увидел принцессу, как и она его. Они с первого взгляда полюбили друг друга. Он был из далеких восточных земель, из великой страны, где строят корабли как горы, а строительством управляют люди, которые умеют вспоминать о прошлом и писать оды тысячу лет назад почившим царям. Она не помнила своего происхождения. Но все равно они поняли друг друга. Они общались взглядами и руками, рассказывали друг другу о своей любви бровями и губами. Они построили первый дом и первый мост, выровняли верхушку холма и посадили на нем злаки, и сделали лестницу, чтобы подниматься к нему.

Небесная принцесса научила юношу языку из своего сна, а он рассказал ей о законах своего народа. Они родили первых жителей Долины ветров и обучили их всему, что знали сами. А когда пришла пора покидать потомков, чтобы в лучшем из миров быть их защитниками перед злыми обвинителями и придирчивыми судьями, они вспомнили обо всем, что забыли, и поведали о законах гостеприимства.

Гостя надо щедро накормить, напоить и развеселить. Ибо гость — это милость бога, это посланец от бога, это свидетель праведности и правдивое слово. И каждый гость может быть ухом и глазом великого владыки, обитающего внутри воздуха. Невидимого и вездесущего. А великий владыка обладает тысячью ушей и тысячью глаз. И каждое его ухо, и каждый его глаз распознают самое громкое и самое большое, самое малое и самое тихое. Ничто не способно укрыться от него. И в лучшем из миров все зачтется человеку. Дурной взгляд и дурная мысль, дурное слово и дурной поступок. Сурово, но справедливо будет судить царь царей, владыка владык, и каждое его ухо, и каждый его глаз будут свидетельствовать. А еще бог-создатель не любит скуки, не ради этого создал он поднебесный мир. Он хочет веселья и радости, хочет игрищ и танцев, хочет песен и улыбок.

И люди из Долины ветров стремились не прогневить бога. Они работали, словно танцуя, с песнями и улыбками, и всякое событие отмечали праздником, веселясь, насколько хватало сил.

Обо всем этом Гизелла узнала из песен и представлений, разыгрываемых на синем полотне, означающем дарованную людям воду, благодаря которой существуют злаки и цветы, травы и плоды, люди и звери.

Правда, избалованной шадизарской принцессе крестьянское веселье представлялось грубым, но она постаралась не подавать виду о том, что действительно думает. Она улыбалась, хлопала в ладоши, когда кто-то танцевал перед ней, смеялась, а также танцевала сама, когда ее к этому вынуждали, успешно скрывая истинные чувства. Она была царицей этого пира. Ей первой предложили отведать праздничной пищи. Это был неизвестный ей плод. Такой большой, что его едва можно было обхватить пальцами. Гизелла взяла его и поднесла ко рту, смущенно улыбаясь, потому что не знала, как от него откусить.

— Нет, не так, — сказала девочка, стоявшая рядом. — Принцесса, а не знаешь. Давай я тебе покажу, как надо.

Гизелла с радостью отдала плод девочке. Она взяла его двумя руками, надавила большим пальцем на верхушку — и плод, брызнув на пол сочной красной мякотью, распался на две половинки.

— На, ешь, — сказала девочка и протянула одну половинку Гизелле, а другую со счастливым видом принялась есть сама.

Сок стекал у нее по подбородку и капал на грудь. На девочке были синие юбка и передник, спина и бока оставались открытыми, видны были худые ребра.

— Вот нахалка! — сказал кто-то.

— Я не нахалка, а просто очень хитрая, — заявила девочка с набитым ртом, и все засмеялись.

— Где же музыка? Где музыканты?! — раздался нетерпеливый женский голос. — Принцесса устала ждать!

Она была не права, Гизелла вовсе не устала, поскольку и не ждала. Но как бы то ни было, а в ответ женщине вдруг грянул такой резкий странный звук, что у принцессы сердце ухнуло куда-то вниз. На миг она подумала, что все это сон, и сейчас она проснется в объятиях Тахора, глубоко в Нижнем мире. Она едва сдержалась, чтобы не закричать.

Но когда к этому звуку добавился гулкий барабанный удар, а потом еще и звон маленьких колокольчиков, она поняла, что звуки эти вовсе не вопли голодного демона, а всего-навсего сельская музыка.

— Бог хочет танцев! — воскликнула худая девица-подросток, выскочившая из толпы.

Синее платье на ней было слишком просторное, туда могла бы поместиться еще одна точно такая же.

Барабаны застучали с новой силой. Девица наклонилась всем корпусом, выставив зад, томно повела им влево-вправо, будто корова, заигрывающая с быком, а затем вдруг резко выпрямилась и подпрыгнула, высоко вскинув ноги.

К ней присоединилась вторая. На мгновение они встали друг напротив друга, подбоченившись, словно кулачные бойцы, а потом принялись кривляться, изображая то ли обезьян, то ли бойцовых петухов.

К ним выскочил юноша, вроде бы один из тех, что помог Гизелле и Конану выбраться из подземного мира. Девицы усиленно делали вид, что он им мешает, толкали его, как бы, не обращая на него внимания, но это явно была всего лишь часть танца, и на лице юноши сияла довольная улыбка.

А потом к танцующим один за другим стали присоединяться молодые люди, и вскоре же почти все танцевали. Кто-то схватил Гизеллу за рукав и тоже втянул в круг.

Мелькали лица, раздавались выкрики. Гизелле то и дело приходилось уворачиваться от кос, рук, а иногда и ног. Каким-то чудом ее ни разу не задели, хотя она никогда не подозревала за собой отчаянно большой ловкости. Скорее всего, это все-таки была не ее ловкость.

Долго она не продержалась. От мелькания и верчения у Гизеллы закружилась голова, она остановилась и оперлась на руку люб любезно подвернувшегося молодого человека. Он сразу понял, что ей нехорошо. Бережно поддерживая принцессу за талию, он отвел ее к лавке и усадил.

— Тебе что-нибудь нужно, гостья? — спросил он, склонившись к Гизелле.

От него пахло сеном и потом. Она помотала головой. Но вид ее говорил о том, что одно ей все-таки нужно — посидеть, не кружась больше. И без того бледное лицо сделалось еще бледнее.