Фридугис даже засмеялся при этой мысли. Ему было радостно и легко. Он подбежал к богине и простерся у ее ног. Она взирала на него благосклонно. Она даже чуть наклонила голову, чтобы ему удобнее было вставлять алмаз.

Восхищенный Фридугис вынул алмаз и показал богине. Блики засияли по всему золотому образу Кали, как бы наполняя ее радугой. Она светилась. Медленно Фридугис поднес алмаз ко лбу статуи и вложил его на место.

И статуя поглотила свет. Теперь она вся сверкала нестерпимым белым сиянием, точно была охвачена неземным огнем. У Фридугиса страшно заболели глаза, как будто прямо ему в зрачки ткнули острыми иглами. Он зажмурился и закричал от боли.

Кали не слышала его. По джунглям разнесся ее смех. Это был глубокий, гортанный женский голос, в котором звенели серебряные нотки. Удивительный, нечеловеческий голос, пробирающий до самых костей!

Кали выпрямилась, стоя на носках. Затем подняла ногу и согнула ее в колене. Сменила положение рук. Начался поразительный по красоте танец. Бедра богини извивались, и пояс в виде младенческих черепов колыхался, обвивая ее талию. Она пела самой себе, не разжимая губ, и этот звук заполнял все пространство вокруг богини. Фридугис едва мог дышать, но Кали не замечала его.

Она поднимала над головой руки и тщательно перемещала пальцы, создавая различные их комбинации. Мир вокруг нее изменялся. Выгоревшая пустошь медленно заполнялась растительностью. Из земли ползли извивающиеся, как змеи, гибкие стволы деревьев. Они застывали и делались толстыми, они покрывались корой, из их веток стремительно выходили листья. Затем началась «эпоха цветов». Бесчисленное множество цветов всех оттенков розового, беловато-желтого, голубоватого, фиолетового. Лепестки были повсюду: на листьях, на земле, на голове богини, на ее гладких плечах. Привлеченные ароматом, налетели насекомые, и сразу же вслед за ними — бесчисленные яркие птицы.

В глазах рябило. Впрочем, Фридугис почти ничего не видел — боль по-прежнему не отпускала его.

Он услышал громкий крик павлина. Раскрыв хвост и горделиво подняв увенчанную короной голову, огромный павлин важно шагал навстречу Кали. Богиня простерла к нему руки — это движение выглядело как часть ее танца — и павлин взошел на золотую ладонь.

— Сын мой! — громко возгласила богиня. — Сканда! Приди ко мне!

Павлин потоптался на месте, несколько раз открыл и раскрыл великолепный веер хвоста, а затем подпрыгнул и приземлился на ладонь золотой матери в виде стройного мальчика, подростка в золотых доспехах. На нем был шлем с высоким гребнем, сверкающий панцирь с шипами на плечах, на бедре его висел меч, за спиной торчал боевой лук.

Лицо мальчика в точности повторяло черты Кали, оно было таким же воинственным и свирепым.

— О, Сканда! — сказала ему Кали.

Сканда засмеялся, спрыгнул на землю и поклонился своей матери, а затем пустился бежать, испуская на бегу ликующие вопли.

— Кали! Кали вернулась! Кали! Кали вернулась к нам! — слышалось из глубины джунглей.

С медным идолом произошла другая перемена. Когда Кали обратила на него свой третий глаз, из алмаза вышел длинный ярко-синий луч.

Этот луч был направлен прямо в середину лба медной фигуры.

На миг голубое сияние охватило идола. Он весь был объят пламенем, а когда все погасло, Фридугис сумел разглядеть у толстых медных ног темное человеческое тело. Идол сидел неподвижно в странной позе, сложив искалеченные руки в молитвенном положении. Жизнь больше не присутствовала внутри его мощной медной фигуры.

Зато человек, извлеченный синим лучом третьего глаза Кали, был жив. Он застонал и отполз подальше от идола. Кали, впрочем, не обратила на него внимания. Она продолжила танец, и теперь — Фридугис догадывался об этом каким-то странным чутьем, — этот танец имел самое прямое отношение к бывшему хранителю алмаза.

Фридугис упал на колени и закрыл лицо руками. Вся его поза выражала полную покорность судьбе, что бы ему ни уготовило будущее.

Конан стремительно бежал через джунгли. Он мчался туда, откуда доносились странные звуки: громкое пение, крики, воинственный звон доспехов.

Именно там сейчас происходило все самое главное — то, ради чего Фридугис проделал столь долгое путешествие. Да и Конан, если признаться, — тоже.

Варваром двигало отнюдь не любопытство. Он желал, во что бы то ни стало разобраться с коварным бритунцем. До последнего Конан считал Фридугиса вполне приличным человеком. То есть таким, который, ограбив чужую сокровищницу, непременно поделится с компаньоном.

Конан мысленно проклинал себя за доверчивость. Следовало уже привыкнуть к тому, что самые благородные с виду люди преображаются, стоит им увидеть золотые монеты или россыпь драгоценных камней.

Фридугиса же соблазнила не только жадность, но и власть: он вообразил, будто может теперь повелевать самой богиней Кали, коль скоро алмаз у него в руках. Что ж. Пора рассеять хотя бы одно из заблуждений этого несчастного. Даже если Кали и повинуется ему, то сказать то же самое о Конане-киммерийце Фридугис никак не сможет.

Конан фыркнул. Забавное же будет лицо у бритунца, когда тот увидит перед собой мстителя-варвара! Что ж, все имеет свою цену, и коварство не является в данном случае исключением. Фридугис заплатит за все сполна.

Когда Конан выбежал на поляну, он не узнал местность.

Кругом буйно цвела пышная тропическая растительность. Воздух был полон волшебных ароматов, густых и сладких. Кругом гудели деловитые насекомые, заливались райские птички, чьи перья сверкали ярче самоцветов.

А посреди поляны медленно танцевала золотая статуя богини. Алмаз сверкал в ее лбу, и вся фигура гигантской женщины была залита переливающимся светом. Маленький юноша-воин стоял на плече у своей матери; на шлеме его красовался гребень, напоминающий по форме корону, что украшает голову павлина. Доспех его был усыпан круглыми павлиньими «глазками», вроде тех, что сияют на хвосте этой роскошной птицы.

Медный идол валялся в безжизненной позе, и при взгляде на него Конан сразу понял, что это существо — чем бы оно на самом деле ни являлось, — больше никогда не пошевелится: то, что одушевляло массивную фигуру неведомого божества, навсегда покинуло ее.

Фридугис стоял на коленях перед Кали, опустив голову. Богиня приближалась к нему с каждым новым движением своего замедленного танца. Бритунец как будто не понимал, что сейчас она наступит на него тяжелой ступней и раздавит…

Или, того хуже, схватит своими мощными руками и разорвет на части.

Прекрасное гневное лицо богини оставалось неподвижным, но Конан, наблюдавший за ней со стороны, каким-то образом понимал ее намерения. Она предвкушала скорое пролитие крови. Она стосковалась без живой крови, которой, должно быть, в прежние времена щедро кормили ее жрецы.

И Фридугис, который принес зловещей богине ее чудесный алмаз и позволил ей ожить, окажет своей повелительнице эту последнюю услугу.

— Кром! Она полностью подчинила его себе! — прошептал Конан. Он покачал головой: — В любом случае, если даже он предатель, я не позволю какой-то богине расправиться с ним. Это — мое право, и только мое. Я не намерен уступать месть другому!

Фридугис начал раскачиваться, как кобра, зачарованная флейтой факира. Он тянул руки к танцующей Кали.

Сканда, стоя на плече своей матери, весело смеялся. Он вел себя как ребенок или безумец, и в этом радостном смехе Конан вдруг угадал прежнего пастушка, который то бегал по джунглям, то вдруг начинал говорить загадками, а то погружался в безмолвие и держался как умалишенный.

Корзина с драгоценностями так и стояла возле выхода из разрушенного подземного храма. Рядом с безжизненным идолом.

Конан осторожно переместился поближе к ней, стараясь держаться в тени.

К счастью, Кали была полностью поглощена своим танцем и не замечала происходящего вокруг. Вероятно, богиня полагала, что врагов у нее быть не может. Не здесь, не возле ее древнего святилища.