Почему-то он был уверен, что русский не оставит его пропажу безнаказанной. И, ощутив эту уверенность, удивился: странно, дико — русский его друг! Две недели назад он бы в это не поверил ни за что.

Пошёл дождь из низких туч — серых, унылых. Он был мелкий, частый и холодный, и летел с ветром, мешая нормально смотреть. Сперва Мартин протирал лицо, потом плюнул и пошёл просто так.

Его форма промокла насквозь, земля под ногами стала раскисать. Часы стояли, он не сразу обратил на это внимание, но это было так.

Тропка разделилась. Около развилки стоял указатель — довольно странный, если не сказать страшный. Но Мартин так промок и замёрз, что посмотрел на него равнодушно...

ACHTUNG ! — гласил указатель, направленный сразу в две стороны. Справа были изображены туча с молнией и череп с костями, слева — какая-то странная маска, вытянутая, с миндалевидными глазами.

Впрочем, этот указатель неоспоримо свидетельствовал, что тут бывают — и нередко — немцы, свои. Мартин постоял и пошёл налево, хотя и левый значок выглядел отнюдь не дружелюбно, напоминал древнегреческую маску.

Мальчишка вынул нож и держал его в руке наготове, полный решимости в случае чего пустить оружие в ход. Ему казалось, что на свете не найдётся уже вещи, способной удивить. И всё-таки он удивился, выйдя на берег пруда — того самого пруда, с которого всё и началось.

Тут не было пустынно. В каких-то пятидесяти метрах от себя Мартин увидел грузовик, два бронетранспортёра с нацеленными пулемётами и группу людей в блестящих костюмах, напоминавших скафандры водолазов.

Они деловито возились, растягивая в трубу некую ячеистую конструкцию вроде металлической сетки, свёрнутой тугим бубликом. Три шага — и закрепляют кольями. Три шага — и закрепляют...

Наблюдая за этим, Мартин вздрогнул — медальон обжёг грудь. Мальчишка, не глядя, вытащил его и вывесил поверх рубашки и галстука.

Люди в скафандрах отошли в стороны, кто-то из них поднял руку. Сетка как бы налилась голубоватым сиянием. Мартин только теперь заметил струящиеся в траве кабели — они вели к одному из транспортёров.

А в начале этой сетки мгновенно открылся чёрный проход — тот самый, с искрами огоньков. И из этой черноты появилось странное существо.

Именно странное, не страшное. Оно было похоже на человека, но очень высокого и тонкого, с плохо различимыми, какими-то сглаженными, чертами лица. И стояло в начале тоннеля из сетки как бы в нерешительности. Кожа — или костюм — существа отливала медью.

Мартин заметил, как от второго транспортёра идёт группа людей, среди которых мальчишка узнал доктора Хельмитца — на этот раз одетого в чёрную форму. Люди остановились у конца тоннеля...

Мартин попятился. Осторожно, еле-еле, не сводя глаз с разворачивающейся перед ним сцены, завораживавшей своей необычайностью. Он ещё успел увидеть, как Хельмитц сделал приглашающий жест, а это существо ответило почти человеческим кивком — и камыши скрыли мальчишку...

...Почему-то Мартин думал, что сразу выберется. Но он не нашёл даже прежней тропинки, а какую-то новую — тоже узкую, но асфальтированную.

Мартин на миг увидел впереди башни невероятной высоты, за ними проглянуло солнце, пронеслась какая-то крылатая тень... но тут же всё это растаяло, тропинка превратилась в небольшую луговину, поросшую травой по пояс, мокрой от дождя, который усилился.

За луговиной начиналась знакомая аллея. До неё было около четверти километра.

А слева и справа — на краях этой луговины, в тени нездешних сумрачных елей, в каких-то ста метрах по бокам Мартина — стояли и смотрели в его сторону шесть существ. По три с каждой стороны. Они стояли, чуть пригнувшись, широко расставив ноги и свесив руки, похожие на огромных, массивных обезьян.

Мартин понял, что погиб. И рванулся. Побежал изо всех сил — вперёд, к аллее, не оглядываясь и не глядя по сторонам. Он не надеялся добежать и спастись, но стоять на месте было слишком страшно. Трава путалась в ногах, бег был похож на бег по глубокой воде.

Мартин знал: если он посмотрит — то упадёт сразу. Но не смотреть было до такой степени невыносимо, что мальчишка заорал:

— Вас нет, вас нет, не-е-е-ет! — и, услышав в ответ короткое ухающее дыхание: — Па-апа-а!!!

На какой-то невероятно страшный миг он почувствовал, как ноги оторвались от земли — и как что-то — что-то, из чего состоял он сам, Мартин, не тело, а что-то ещё — начало выливаться из него, как вода из расколотого графина...

Но только на миг. Медальон полыхнул коротким серебряным светом — и Мартин грудью навалился на перила мостика.

Позади не было никого. Только аэродром, над которым светило солнце — и пара садящихся на полосу «хейнкелей»...

...Отец не вернулся даже когда начало темнеть. Лётчики и сами не знали, где их полковник. И вообще, что-то такое нехорошее разливалось в воздухе. Люди мотались по коридорам и комнатам, потом начали засыпать, но ощущения покоя не возникало.

После полуночи Мартин вышел на крыльцо. На аэродроме царила тишина. Около ворот стояли оба часовых. Их вид успокоил Мартина — насколько вообще он мог успокоиться. Но ненадолго. Он стоял, глядел на огни посадочной вышки.

И увидел, как они погасли. Сразу все. Мальчишка вернулся в комнату. Он ощущал себя, как перед стартом — бежать, бежать, бежать, как только раздастся сигнал. Но вот, какой?

Чего ждать? Он открыл окно. Постоял. Прилёг на кровать и стал смотреть в потолок...

... — Кто здесь?!

Мартин проснулся от этого крика. Было ранее утро, серый полусвет вползал в комнату. Отец был в комнате. Сидел на постели, одетый в форму, хотя и расстёгнутую, держа в руке свой «маузер» HSC. А на подоконнике застыл Толька. Он был взъерошен и помят, глаза блуждали, рубашка порвана.

— Не стреляйте, — со сна Мартин не понял, что Толька говорит по-немецки не таясь. — Я пришёл вас предупредить. Из-за Мартина. Он мой друг. Спасайтесь.

— Я подозревал, что ты знаешь немецкий, — полковник Киршхоф встал и рывком втянул русского мальчишку внутрь. Толька не сопротивлялся, и Мартин, сообразивший наконец встать, увидел, что глаза русского полны запредельного ужаса. — Ваши собираются атаковать аэродром, маленький шпион? — полковник тряхнул Тольку.

— Я партизан, — сказал Толька, — разведчик, это правда... Но наши тут не при чём и вы это знаете. Спасайтесь, бегите в город. Через полчаса тут не будет никого живого. Это ваши впустили ИХ. Люди из гестапо.

Мартин увидел, как мгновенно побледнел отец.

— Я предупреждал... я говорил, — процедил он и, бросив пистолет на постель, метнулся к шкафу. — Мартин, вставай, быстро одевайся... Уведёшь его, — это он бросил уже Тольке.

— Папа, а ты?! — Мартин вскочил. — Папа, где ты был, я ждал тебя, я искал! — отец отпихнул его. Толька облизнул губы и сказал хрипло:

— Вам тоже надо бежать, вы ничего не сделаете. Охрану, наверное, уже утащили...

— Тут мои люди, — отец быстро затягивал ремни на голенищах сапог. — Я соберу их и мы выйдем вместе.

— Вы не успеете, — сказал Толька. — Я знаю. Мне рассказывали легенды. Тут их все знают. Думаете, почему наши ни разу не атаковали ваш аэродром, хотя им даже из Москвы приказывали?

— Вздор, вздор, — сердито ответил полковник. — Я не имею права бросить моих подчинённых... Уходите быстро. Мартин, пусть он доведёт тебя до комендатуры. Позже я приду.

— Постарайтесь прорваться в липовую аллею, — Толька быстро оглянулся в окно. — ОНИ ещё ни разу не выходили в город, так везде говорится. Правда, в этот раз всё по-особенному. В центре аэродрома вообще ад.

— Быстро уходите, мальчики, — прервал его полковник Киршхоф. — Мартин, не беспокойся, я приду, — повторил он.

— Пап, ты же их не видел, ОНИ... — начал отчаянно Мартин. Отец улыбнулся:

— Я знаю. А Клаус Хельмитц рассказал мне, чем тут занимались люди из гестапо. Ничего. Я приду, — он взял Мартина за подбородок твёрдыми пальцами и повторил: — Я приду. Ты меня понял?..

...В коридоре стояли несколько человек — с оружием, озираясь. Кто-то спросил: «Да что происходит?!»