Навряд ли эта женщина смогла бы стать ей подругой. Она была колюча, а занозистых стерв Оксанка не любила. Достаточно у неё в окружении стерв обычных. И пусть подруги — не подруги, но улыбаются ласково и гадости в глаза не говорят. А за глаза… она ж сама — тоже не сахар. Она так и не узнала имя незнакомки. Поговорила пару минут и отошла в сторону. Как ни странно, но после того короткого разговора ей стало легче. А через несколько недель ночами начали сниться странные сны, в которых она была занозиста, колюча, носила короткую стрижку и говорила то, что думает, не таясь. В этих снах были настоящие друзья и настоящие враги. Там было нечто, чего так не хватало в реальной жизни. И были мысли, не свойственные лично ей до какого-то мгновения, чужие, но уже не чуждые.
Оксана, усмехнувшись, достала сигареты, повертела пачку в руках и положила её назад в карман, обнаружив, что забыла зажигалку. После ночного кошмара хотелось курить. Она не отдавала отчёта, но курить хотелось и тогда, когда она лежала на постели, прислушиваясь к шелесту ветра за окном. Это было насущной потребностью, больше, чем крепкий кофе по утрам. Особенно после кошмаров. Но сейчас, глядя на розовеющее небо, она чувствовала, что это желание не контролирует её, что откуда-то взялись силы контролировать это желание.
Прикрыв глаза, она вздохнула. Ночной ливень, раздвоение чувств и желаний. Страх и вопрос. Оксана и Нель. Раздвоение личности? Или слияние? И есть ли труп на берегу реки, там, под самым обрывом? Неделю назад Оксанка бы выла волком от таких вопросов. Побежала бы к подругам. К Светке. К бабкам. А вчерашняя фраза даже заставила на мгновение улыбнуться, прежде чем в душу закрался страх. "Сглазили тебя, девонька". Возмущение и нереальный невозможный ответ, взгляд, от которого бабка попятилась, как чёрт от ладана, слова: "Знаешь, дорогая моя, я сама ведьма, и не надо мне лапшу вешать на уши. А то я сглажу, — не обрадуешься". Она пожала плечами, подумав, что сходить к бабкам всё же стоит. Бравада — бравадой, а вдруг? В нашем мире всё так неверно, запутано и непонятно. Вдруг Инне мало Игоря, кто знает, может ей надо ещё и её, Оксаниных, душевных мук? Кто знает, на что способна подруга — соперница? Только бабку надо искать истинную. И знать бы к кому бегает сама Инка, а то попадёшь ненароком в переплёт. Инка, знойная красавица, очаровать и облапошить может кого угодно. Бегает к ворожеям, бегает в церковь, сплетничает и наушничает, и может влезть в доверие к кому угодно, а потом, когда она получит всё, что хочет, то посмеётся над тобой, выставив перед всеми полной дурой. Сама же, как змея сменив кожу, вывернется из любой ситуации. Вот гадюка! Пока Игорь не собрал свои вещи, Оксанка, дура, так и не поняла чего же Инне надо. Хоть Светка предупреждала. Но, вот феномен из феноменов — верить красивой прожжённой Инке куда легче, чем почти незаметной Светке, похожей на тихих рафаэлевских мадонн. Нет, определённо надо побольше выспросить у Светки об Инне, она, хоть и тихоня, пожалуй, замечает много больше, чем сама Оксана.
Поднявшись со скамейки, девушка медленно побрела по аллее. Давным-давно её мучил один вопрос, — зачем мы? Прошло время, вопрос позабылся, перестал быть острым, как перчик, перестал манить. Но, видимо, всё в этом мире течёт и меняется, и прав был мудрец, заметивший, что проходит всё, пройдёт и это. Вопрос вернулся и вновь заставлял шевелить извилинами, ища ответ. Кто-то умный когда-то сказал, что неблагодарное занятие — искать смысл жизни, что смысла нет, и что с этим надо смириться и просто жить. Но с некоторых пор просто жить не получалось. Однажды, во сне, Нель в ней сказала, что раз есть вопрос, это значит, должен быть и ответ. Вселенная не может поставить вопросов, на которые невозможно ответить. А значит, уходить от ответа — проявлять лень. Ответ может быть сложен и на поиски его может не хватить всей жизни, но это не означает, что ответа нет.
В том сне всё было так просто, и думать о тех вещах, что обычно её шокировали, не составляло труда. Была иллюзия, что у неё, ходящей по земле, вырастали крылья. Мысль была равна полёту. И ощущение, что тебе подвластно всё, делало её совсем иной, незнакомой самой себе. В этих снах её звали Нель.
Но этой ночью Нель умерла. Она отчётливо помнила ощущение воды на своих коротких прядях, усталость и ощущение тщетности усилий. Когда она одна и измучена бессонницей, а вокруг трое дюжих парней, отрезающих путь к отступлению…. Если б оставалось только чуть больше сил, если б её не загоняли как зверя трое суток подряд, она б ушла, как не раз уходила. Но на этот раз они учли если не всё, то немного более чем обычно. И значит уход значительно труднее и мучительней. Чувствуя сталь через тонкую кофточку у груди, она усмехнулась, глядя в холодные, насмешливо прищуренные глаза Афанасия. "Ты уверен, что никому и ничего? — проговорила с вызовом. — Ты уверен? Ну что же, увидим. Мир нас рассудит". Нельзя было сказать, что она не чувствовала страха. Страх был, и не страх, а липкий холодный ужас. Он и усталость сбивали её с ног, гасла воля. Ах, если б усталости было чуть менее. Если б чуть меньше утешительного спокойствия вызванного непонятно чем, если б не мысль, которую Оксана чувствовала как свою. Одну окаянную мысль, заставившую Нель надменно улыбнуться за мгновение до того как прозвучал выстрел.
И больно не было. Была лишь тоска о том, что, может быть, она не права, не имеет прав, и тогда — всё напрасно. Этой ночью Нель умерла. Нель, незнакомка с перрона, остановившая не начатый шаг в никуда. Нель умерла? Или проснулась? Девушка мотнула головой, не желая отвечать себе на эти вопросы. Всё было сложно. Слишком сложно для Оксаны. Слишком просто — для Нель.
Внезапно решившись, девушка повернула в сторону набережной. С этим раздвоением личности пора было заканчивать. "Там, — сказала она себе, — никого и ничего нет. Ты увидишь это, и тогда пройдут все твои нелепые сны. Ты должна это увидеть!" До набережной было недалеко. Они любили там гулять — она, Светка, Инна, ещё пара девчонок — знакомых её знакомых, подруг её подруг. Там, до сегодняшней ночи, никогда не бывала Нель.
Увиденное, заставило её задрожать и сбавить шаг, не доходя до места несколько десятков метров. На асфальте лежало тело, упакованное в чёрный целлофан, рядом стояли две машины с цветомузыкой на крыше, и третья — с крестом. Молоденький лейтенант со странным, мучнисто-белым лицом курил в стороне. Девушка подошла и встала рядом, достала сигареты. Молодой человек молча протянул зажигалку. Закурив, она внимательно посмотрела в его глаза, как когда-то там, на перроне, смотрела Нель. Этого оказалось достаточно. Сомнения исчезли, словно ей открылись его мысли. Она коротко поблагодарила за огонёк и пошла далее, мимо, проявляя минимум любопытства, словно произошедшее её никоим образом не касалось, а сама она была начисто лишена любопытства. Походка оставалась уверенной и твёрдой, но внутри словно лопнула перетянутая струна. Струна лопнула, но оба её конца продолжали дрожать и вибрировать, оттого по телу шла нервная дрожь, более сильная, чем от простого озноба. Унять эту дрожь сигарета не помогла, и оттого она отбросила её, докурив едва до половины. Свернув в подворотню, позволила себе лишь на миг оглянуться, словно прощаясь, бросила неясную улыбку даря её то ли себе, то ли молоденькому усатому лейтенанту, никак не могущему оправиться от шока. "Вот и всё, — кольнула мысль — игла. — Теперь тебе не удастся быстро найти меня, Афанасий. Крошка Нель хорошо спряталась. Она умерла, но она живёт в легкомысленной головке другого человека. И неважно, что что-то утеряно. Ведь главное, что потеряно ещё не всё. Мне нравится Нель". От этих мыслей тело словно прошило ударом тока. Сходишь с ума, — сказали бы люди. Но она не чувствовала себя сумасшедшей. Мир вокруг начинал наливаться красками и смыслом. Тем, чего ей так не хватало в предыдущей серой и скучной жизни.
" Здравствуй, Николь, ты не поверишь, но пишу тебе это я. Нель. Ты не поверишь, но мне в который раз удалось вновь вырваться. На этот раз — с того света, а не с границы между мирами. Знаю, ты не можешь не знать о том, что произошло однажды ночью в чужом городке, который так далеко от тебя. Знаю и то, что Афанасий не мог не сказать тебе. Ну и что с того? Я пишу, потому, что мне больше некому писать. Ты знаешь меня лучше всех, мы были друзьями когда-то. Помнишь светловолосую, наивную девчушку, что, как и ты, тянулась ко всему неведомому и необъяснимому? Ты помнишь как мы, одержимые, собирались у кого-нибудь и вертели блюдце. Нам тогда казались невнятные ответы райской музыкой и гласом истины. Наверное, мы слишком мало знали и были глупы. Мы не могли отличить правду ото лжи? Нет, не ото лжи, но от предрассудка и домысла. У мира, с которым мы выходили на контакт, свои законы и свои правила. Но мы не совсем понимали тогда его законы. Кому-то этого хватило. Кому-то, но не тебе и не мне. Ты нашёл себе учителя, а я…. У меня оказался свой путь, не похожий на твой. Когда я оглядываюсь на прошлое, то понимаю, что было время, в котором мы были слишком наивны. Ты научился многому, но в тебе осталось этой наивности более чем во мне. Почему именно так получилось, я до сих пор так и не поняла, может быть виной тот слепящий шнур молнии, от которого мне дано было уклониться, да лики икон, на которые я с детства смотрела… с неприятием? с укоризной? Не знаю, только и тогда в далёком детстве мне дано было чувствовать, что мы никогда не примем друг друга.
