Любимой темой, так сказать информационным поводом в любом местном скамеечном ретро-клубе является жизнь священнической семьи. Соседи всегда с удовольствием обсудят, во что одета матушка, как одеты и обуты дети, сколько у них велосипедов, роликов и прочих детских радостей, кто приходит, и на каких машинах приезжают, и что из машин выносят, и так далее и тому подобное.

— Мань, а попадья-то опять беременная.

— Да что ты?!

— А попа-то вчера на машине баба привезла, да, собственными глазами видела. Как не может быть, все может быть, это они только с виду все такие…

— Вон дочка ихняя пошла. Туфельки-то новые, да и плащ другой…

Скажете, что это всех так обсуждают на скамейках. Не всех, священники лакомый кусок, можно сказать, бренд любого двора.

Мы живем в обычной московской девятиэтажке. Первые годы к нам было очень настороженное отношение, нас постоянно обсуждали. Когда у меня появилась «десятка», ее называли иномаркой. Когда я пошла работать и у наших детей появилась няня, то ее каждый день буквально атаковали все наши дворовые кумушки, расспрашивая, сколько мы ей платим и как живем, на чем спим и что едим. Когда я делала ремонт, ко мне приставали, что я буду стелить — линолеум или паркет. Когда ко мне приезжал отец на большом черном джипе, все замирали, разинув рты, а потом начинали возбужденно шушукаться, и так далее и тому подобное.

И только крайне общительный и приветливый нрав моего мужа, который даже с пьяными мужиками умеет разговаривать как с лучшими друзьями, через несколько лет глобально изменил к нам отношение и растопил лед недоверия. Люди наконец поняли, что мы не с другой планеты, и стали относиться просто как к соседям.

Но еще раз убеждаешься, что священникам достаются все прелести публичной жизни. Незамеченным в подъезд не войдешь.

Артемидки, или Рясофилки

Мы затронули тему внешней публичности священнослужителей и их семей, но есть внутренняя публичность, можно сказать, внутриприходская, о которой в церковных кругах не очень-то принято говорить, но от которой священники страдают гораздо больше, чем от внешних проявлений интереса к их персонам. Это женщины — почитательницы и воздыхательницы, неустанно преследующие своего кумира-батюшку. Один наш знакомый назвал этих дам «артемидками» — по имени известного московского протоиерея, который особенно от них страдает за свою необыкновенную душевность и мягкость. В церковной среде их еще называют рясофилками. Не думайте, что священникам такое почитание доставляет удовольствие; надо быть окончательно тщеславным типом, чтобы испытывать упоение от подобного. Священник Михаил Ардов (не из Московской патриархии) выразился по поводу этого явления очень точно. Он сказал, что если чурбан обрядить в рясу и клобук, то у него моментально появятся почитательницы.

«Артемидки» — это особы экзальтированно-истеричного склада, как правило, очень одинокие или разведенные женщины с ярко выраженным сексуально-религиозным психозом. Православная одинокая женщина не может завести себе бой-френда, такие отношения называются блудом, а духовных сил справиться с элементарной физиологией не хватает, или просто нет желания обуздывать свои страсти, вот и проявляет себя необласканная женская природа таким внешне благочестивым образом. Именно благочестивым, а никак не сексуальными домогательствами, как некоторые могут подумать.

Скорее всего, за подобные высказывания православные закидают меня гнилыми помидорами, так как об этих явлениях в нашей среде не принято говорить вслух. Православные вообще очень часто внешне позиционируют себя так, как будто секса в религиозной среде вовсе не существует, ну просто как в Советском Союзе.

Итак, тот самый протоиерей, именем которого мы назвали сие явление, обладающий, кстати, превосходным чувством юмора, одно время преподавал в семинарии риторику. И вот как он советовал будущим пастырям избавляться от женской назойливости:

— Подходит к вам барышня и говорит: «Батюшка, я за вас всю ночь Богу молилась, всю ночь!» А вы ей отвечаете: «То-то мне всю ночь кошмары снились».

— Или еще, подходит очередная барышня и спрашивает: «Батюшка, как вам мои пирожки? Специально для вас пекла». А вы ей отвечаете: «Ой, матушка, всю ночь в обнимку с белым другом».

Откуда появляются «артемидки»? Я думаю, что происходит это так. Живет себе некая светская барышня, носит джинсы и мини-юбки, работает как все, переживает бурные или вялотекущие романы, да и просто общается с друзьями-мужчинами. И вот происходит нечто, и она становится верующей. В ее жизни появляются храм, православная община, джинсы меняются на длинные юбки, модная прическа на платок. Бой-френды уходят в прошлое, и барышня начинает мечтать о православном муже, куче детей и простом женском счастье, о котором поется в глупой песенке, — «был бы милый рядом». Но милого, православного, суперблагочестивого, с бородкой и нежным взглядом все нет и нет. В церкви женщин всегда больше, чем мужчин. Идут годы, барышне уже давно за тридцать, а то и за сорок, а его все нет, а рядом замужние и такие счастливые многодетные, румяные и не очень, ее ровесницы и гораздо моложе. И мужчины в церкви давно все заняты или хронические холостяки, которые и смотреть не станут в сторону старой девы.

Вот и остается в жизни нашей барышни единственный мужчина — батюшка. А батюшка статен и красив, и ряса на нем такая красивая, и говорит он так красиво и все, все в нем красиво. И даже если батюшка плешивый и гугнивый, то для представительницы артемидского племени он будет красив как Аполлон и красноречив как Цицерон. И тут наша барышня даже и не замечает, как влюбляется в него, такой чистой любовью. Нет, нет, о греховном она и подумать не смеет, разве можно о батюшке такое думать! Но ей так хочется его видеть, и брать у него благословение, и ручку целовать, и вести длинные беседы о спасении души и об искушениях, с которыми наша барышня отважно борется, и подарки ему дарить по поводу и без повода, и так далее и тому подобное.

Только не подумайте, что все одинокие религиозные женщины страдают этим душевным расстройством. Скорее, таких болящих меньшинство, но это меньшинство уж очень прилипчивое и надоедливое.

Артемидки бывают и замужние; просто дамочка недовольна семейной жизнью, вот и ищет утешение у батюшки. О такой артемидке придется поведать в сказке-были, которую рассказала мне одна знакомая.

Кризис среднего возраста

Жил-был один батюшка. Были у него матушка и шестеро детей.

Служил этот батюшка где-то под Нижним Новгородом.

Жили они, не тужили, пока однажды не получила матушка в наследство от бабушки трехкомнатные хоромы в Москве. Подумали они с батюшкой и решили переехать в стольный град Москву. В Москве столько школ и гимназий, детям будет где учиться. Сказано — сделано. Батюшка отпросился у архиерея, собрал вещи, детей и переехал. В Москве батюшка пошел служить на приход десятым священником, пятым помогающим. Матушка тем временем устроила деток по разным школам, получила права, купила машину и давай детей возить с занятий да на занятия. Так они жили-поживали и добра наживали, пока не грянул гром.

Служил себе батюшка на своем приходе, не думал не гадал, как напало на него одно тяжкое искушение. Повадилась к нему на исповедь дьяконша ходить, жена тамошнего дьякона, мать четверых детей. И вот придет к нему на исповедь и давай жаловаться на свою тяжкую жизнь, душу изливать да батюшкиного утешения искать. Так, мол, и так, дескать, муж не любит, не голубит, дети балуются, не радуют, жизнь не жизнь, никакого спасу. Батюшка ее все утешал, а потом и сам ей жаловаться стал — мол, у него то же самое. Жена не любит, не голубит, слова ласкового не вымолвит, все с детьми да по своим делам. А я вот один бедный да несчастный.

Дальше больше. Стал наш батюшка с дьяконшей встречаться да на прогулки по городу ходить. То в парке погуляют, то в кафе посидят, да так им хорошо друг с другом, так легко, да столько интересных тем для обсуждения, радостно так. И вот ходят они, гуляют, словно молодость к ним вернулась. А когда не могут встретиться, так обязательно созваниваются, или SMSками перекидываются, или по электронке переписываются. И вот дьяконша батюшку уже «своим родным» называет и стихи ему пишет: мол, родной мой, солнечного дня тебе…