Иосиф Волоцкий, суровый блюститель чистоты веры и гонитель еретиков, напротив, делал ударение на роли власти в очищении мира от зла, от явлений, которые нарушают спокойствие в обществе и угрожают чистоте веры. Говоря об обязанности царя спасать подданных от «треволнениа... душевна и телесна», Иосиф далее пояснял, что «душевное бо есть треволнение еретичьско учение, телесное же есть треволнение — татьба и разбойничество, хищение и неправда». Важнейшей из этих задач, согласно Иосифу, была борьба с религиозным инакомыслием, распространение которого могло привести к погибели душ подданных, вверенных Богом попечению царя. Обращаясь к Василию III, Иосиф пояснял, что «волю дав» людям, творящим зло, тот будет отвечать перед Богом. При исполнении этих задач власть должна опираться на насилие: судить, заточать и подвергать казням. «Страшен будеши, — писал Иосиф Василию III, — сана ради и власти царские и запретиши не на злобу обращатися, а на благочестие». Сравнивая царя с солнцем, Иосиф Волоцкий отдавал предпочтение первому: свет солнца прекращается с наступлением ночи, а царь постоянно «светом истинным обличает тайнаа неправды».
Таким образом, вклад Иосифа Волоцкого в развитие древнерусской общественной мысли заключался не только в том, что на страницах своих сочинений он создал образ русского государя, во многом воспроизводивший черты образа императора в традиции византийской «имперской теологии». Благодаря его творчеству в древнерусском общественном сознании прочно утвердилось представление о том, что главной обязанностью государя является очищение общества от носителей пороков, которые угрожают стабильности социальной и духовной жизни (разбойников и еретиков).
Одним из сочинений, в которых Иосиф Волоцкий развивал свои идеи, было 16-е Слово «Просветителя» — книги, которую внимательно читал в 50-х годах XVI века Иван IV.
Иосиф Волоцкий имел широкий круг учеников и сторонников, многие из которых были весьма влиятельны. Его преемник по управлению обителью игумен Даниил стал в начале 20-х годов XVI века главой московской митрополии. К числу последователей и почитателей Иосифа Волоцкого принадлежал и митрополит Макарий. Поэтому не может вызвать удивления тот факт, что на протяжении первой половины XVI века появлялись все новые тексты, в которых повторялись образы правителя, созданные волоцким игуменом. Одним из таких текстов стало уже упоминавшееся «Похвальное слово» Василию III, написанное в связи с рождением долгожданного наследника — княжича Ивана. В 1547 году выдержки из сочинений Иосифа Волоцкого были включены митрополитом Макарием в чин венчания на царство Ивана IV.
Венчание Ивана IV на царство 16 января 1547 года было своеобразным завершением тех перемен во взглядах на характер власти московских государей, которые происходили в сознании интеллектуальной элиты русского общества на протяжении столетия. Теперь русский государь стал царем — императором, наделенным всей суммой прав, связанных с обладанием этим титулом, не только фактически, но и формально. Одновременно было возведено в ранг высшего авторитета то представление о правителе, объеме и содержании его власти, которое выработал Иосиф Волоцкий.
Одновременно с глубокими переменами в отношении церкви к носителю высшей власти на территории России менялось ее отношение к политическим противникам великого князя Московского. В XIV — первой половине XV века церковь лишь в исключительных случаях вмешивалась в политическую борьбу, угрожая непослушным отлучением от церкви. Правда, к таким мерам прибегал еще митрополит Алексей, отлучая от церкви князей — противников Дмитрия Донского, но основанием для отлучения был не факт их противодействия политике великого князя, а их союз против него с язычниками-литовцами. В середине XV века достаточным основанием для отлучения от церкви двоюродного брата великого князя Василия Васильевича — Дмитрия Юрьевича Шемяки было то, что он напал на великого князя без объявления войны, нарушив «крестное целование» — присягу на кресте соблюдать мир между собой («разбойнически, нощетатством, на крестном целованьи», по выражению летописца). По-видимому, уже к этому времени складывалось представление о том, что нарушение присяги — «крестного целования» является таким грехом, который не может быть смыт никаким покаянием. «А крест целовав, изменил к кому, за то и до смерти плакатися», — читаем мы в одном из епитемийников XV века. Впрочем, позднее в послании, направленном в Новгород, глава русской церкви того времени — митрополит Иона, требуя от новгородцев отказаться от поддержки Шемяки, не использовал даже этот довод, утверждая просто, что Шемяка «сам себя от християнства отлучил своим братоубийством, изменами своими брату старейшему, великому князю Василью Васильевичу».
В такой позиции, занятой митрополитом и собором епископов, была определенная логика. После того как «Новый Рим» — Константинополь отступил от истинной веры, на великого князя Московского перешла миссия по сохранению и распространению в мире православия, а значит, лица, препятствующие ему в выполнении его миссии, ставили себя за пределы сообщества истинных христиан. В отношениях с такими людьми, очевидно, можно было не прибегать к нормам поведения, обязательным по отношению к христианам. Когда в 1462 году серпуховские дворяне попытались освободить из тюрьмы своего князя, заточенного Василием Темным, и были казнены, то перед казнью великий князь «и отцемь духовным не велел приступати к ним», и те умерли, не имея возможности исповедаться в грехах перед смертью.
Традиция, установившаяся в XV веке, продолжала существовать и в следующем столетии. Когда в малолетство Ивана IV его дядя, князь Андрей Иванович, воспротивился распоряжениям правительницы Елены Глинской и отказался приехать в Москву, митрополит Даниил угрожал ему отлучением от церкви и проклятием.
В начале XVI века Иосиф Волоцкий учил, что подданные должны быть покорны истинно-православному правителю, распространяя это и на самых высокопоставленных церковных иерархов: «А божественная правила повелевают царя почитати, не сваритися с ним. Ни древний святители дръзнуша сие сотворити, ни четыре патриарси». «И аще когда царь и на гнев совратится на кого», святые отцы могли лишь просить о снисхождении для такого человека «с кротостию и с смирением и со слезами».
Параллельное выработкой новых представлений о характере власти московских государей в кругах духовенства, опиравшегося при этом на определенные византийские традиции, в светском обществе также, но на своей местной основе шли поиски новых понятий, которые позволили бы определить и осмыслить перемены в отношениях между московскими правителями и их вассалами, которые обозначились с объединением русских земель в едином государстве.
Ключевым для понимания происходивших перемен следует признать определение власти великого князя Московского как власти «государя» в том значении, которое стало вкладываться в этот термин во второй половине XV века. Раскрыть содержание этого понятия позволяют сообщения источников, связанные с ликвидацией Новгородской феодальной республики. Как известно, последний конфликт между Новгородской республикой и Москвой был вызван тем, что послы Новгорода впервые в истории отношений между государствами назвали великого князя не «господином», а «государем», поеле чего Иван III потребовал для себя в Новгороде такого же «государства», как в Москве.
На начавшихся затем переговорах новгородские представители выдвинули некоторые условия, на которых они соглашались признать Ивана III своим «государем», и просили, чтобы великий князь дал обязательство эти условия соблюдать («дал крепость своей отчине Великому Новугороду, крест бы целовал»). Эти требования Иван III решительно отклонил: «Вы нынеча сами указываете мне, а чините урок нашему государству быти, ино то, которое государство мое». Значение употребленного здесь термина «урок» раскрывает такой новгородский текст, как «Сказание о чуде Знамения», где говорится, что по отношению к владимиро-суздальским князьям (историческим предшественникам московских великих князей) новгородцы «данем и послушанию положиша урок, еже не преходити предел преже установленных». Следовательно, «урок» — это определенные, точно установленные нормы, которые правитель в отношениях с Новгородом обязан соблюдать. Таким образом «государь» — это правитель, власть которого не знает каких-либо обязывающих его ограничений в отношениях с подданными. Между правителем и подданными не существует каких-либо договорных отношений. Хотя Иван III в конце концов удовлетворил некоторые пожелания новгородцев, это был акт «милости» с его стороны и никаких обязательств, ни письменных, ни устных, великий князь новгородцам не дал.
