Секретарь, хотя это и казалось невозможным, побледнел еще больше, отчего варвар сделал вывод, что не ошибся.

— Иди, пес с тобой, — он не мог сдержать улыбки, глядя на совершенно обескураженного помощника канцлера. Он явно развеселил короля, и потускневшие было от скуки глаза киммерийца вновь сверкали теперь, подобно двум сапфирам. — Все вы мздоимцы и бездельники, да что с вами поделаешь… Так что сходи-ка ты к Рассану, чтобы окончательно успокоиться, и скажи, что я велел дать тебе дюжину серебром.

Рассан, был хранителем королевской казны, и визит к нему кого-либо был весьма нечастым событием: Конан не особенно поощрял своих придворных, справедливо считая, что те и так прокормятся, а если не смогут — на что ему такие недотепы.

— Ступай же, — повторил варвар, видя, что Люций находится в столь сильном недоумении, что открывшийся было рот не может произнести ни слова, и в то же время какие-то силы не дают ему захлопнуться, — а то сейчас челюсть свернешь. Не благодари! Кстати, — он наклонился к секретарю и сказал достаточно тихо, чтобы никто другой слышать его слов не мог, — проведешь его утром прямо в Малый зал, без церемоний и отдельно от всех других. Я скажу Паллантиду, чтобы вас пропустили. Мне не нужно лишних свидетелей на предсказании времени собственных похорон.

Паллантид был командиром Черных Драконов, и без его ведома ни один человек не мог проникнуть в королевские покои, тем более, что запах от последнего покушения на короля еще не успел выветриться из покоев дворца.

«Выслушаю этого купца, — думал между тем Конан. — Пес его знает, может быть, он действительно проведал о какой-то угрозе. Кром не особенно склонен заступаться за своих детей-киммерийцев, так что придется самому позаботиться о собственной безопасности».

Он круто развернулся и быстрыми шагами направился в боковую галерею дворца, ведущую к его собственной опочивальне и тем покоям, где жили наложницы.

Не успел варвар войти в небольшой уютный зал с мраморными колоннами и огромным пушистым ковром, закрывавшим почти весь пол, как к нему, по-утиному переваливаясь на коротких ножках, поспешила Муниварэ — пожилая туранка, что была приставлена управлять в этом «женском царстве».

— Мы как раз ждем тебя, мой король, — сладко запела она. — Индирий закупил новых наложниц, и мы хотим, чтобы ты посмотрел на них! —

Старуха состроила умильную гримасу.

— Хм… — Конан с сомнением посмотрел на нее с высоты своего роста. — Новые, говоришь?

Муниварэ быстро закивала головой, словно птица, клюющая зерно. Подняв лицо, она с надеждой смотрела на короля, словно в его согласии была сосредоточена вся ее жизнь — туранка, несомненно, была прекрасно вышколена для службы во дворце.

«Похоже, мои приближенные снова проявляют заботу о рождении аквилонского наследника, — усмехнулся про себя варвар. — Не с этой стороны, так с той подстраиваются — тоже мне, хитроумцы».

— Ну, раз купили, значит надо посмотреть, — махнул он рукой. — Где они?

— В Зеленом зале, — радостно проворковала Муниварэ. — Прошу, мой повелитель, — и она покатилась впереди киммерийца к тяжелым дубовым дверям, ведущим в соседнее помещение.

Зал получил название по пушистым — ноги утопали в них по щиколотку, — изумрудного цвета коврам, которыми были увешаны стены и покрыт пол.

Это был подарок одного из военоначальников Аквилонии прежнему королю. Такие ковры производились только в одном месте, далеко-далеко отсюда: в Афгулистане, местности, примыкающей к Химелийским горам. Только там изготовляли краску ярко-зеленого цвета из какого-то камня. Конану пришлось побывать там, и он видел, как ткут эти ковры, и знал их цену, поэтому, став королем, очень удивился, что их так много во дворце.

— Сюда, мой повелитель, — туранка указала ему на низкое широкое кресло, больше похожее на блюдо, — здесь тебе будет удобно. Эй!

Одновременно с хлопком ее ладоней отворились двери, и в зале появилась группа женщин, шедших попарно. Все они были одеты в одинаковые бледно-желтые юбки и облегающие черные блузы с длинным рукавом и высоким стоячим воротником.

«Демоны меня возьми! — выругался про себя Конан, увидев эту процессию. — Вот куда утекают денежки из королевской казны… Что-то я не припомню, чтобы раньше бабы, что присматривают за моими девушками, были так шикарно одеты! На кой нужна униформа еще и здесь? Непременно дам встряску канцлеру!»

Каждая пара вела под руки обнаженную девушку. Женщины взошли на небольшой подиум у противоположной стены и остановились. Девушек повернули лицом к королю, а сопровождавшие их прислужницы встали сзади.

— Их купили вчера на невольничьем рынке для тебя, мой король, — услышал он медовый голос Муниварэ. — Посмотри, здесь найдутся красавицы на любой вкус.

Толстуха была права. Индирий знал толк в своем деле: каждая из молодых женщин могла удовлетворить претензии самого капризного и утонченного сластолюбца. Киммериец за свои годы видел и любил стольких женщин, что и сосчитать их не смог бы, и, конечно, понимал в них толк. Иногда ему приходило в голову, что он и сам мог вполне быть содержателем какого-нибудь притона или веселого дома.

Вот высокая и дородная девушка из Гандерланда или Гипербореи. Белая кожа, светлые с рыжинкой волосы, серые глаза, тело чуть полноватое, но сильное и. гладкое. Крепкие икры, широкие бедра, покатые плечи. Она переступила с ноги на ногу под взглядом короля, и тяжелые груди с розовыми сосками вздрогнули и качнулись в стороны.

«А эта из Иранистана, — определил варвар, переведя глаза на стоявшую рядом. — Помнится, одна из моих подружек рассказывала, что они умащают тело какими-то снадобьями и сводят таким образом все волосы, поэтому их кожа становится гладкой и розовой, как у ребенка».

Ему потом не раз пришлось убедиться в том, что подруга юности не солгала, но сейчас все его мысли были заняты Белезой, и он без особого интереса посмотрел на следующую девушку.

«А вот эта явно из Кофа. Маленькие ступни, смуглая кожа, небольшой рост, пышное тело, и разрез глаз чуть удлиненный, — взгляд киммерийца поднялся от щиколоток девушки до ее тонких, словно нарисованных, черных бровей. — Ничего не скажешь, постарался Индирий. Наверное, недешево стоило все это удовольствие для короля. А потом Публий удивляется, что куда-то улетучиваются деньги из казны, и хочет ввести этот дурацкий налог на въезд, да еще и на выезд, — пришел ему на память разговор с канцлером. — Хотя, если взглянуть с другой стороны, зачем быть королем, если не тратить хоть что-то и на себя?» — продолжал размышлять Конан, лениво рассматривая девушек.

Некоторые из них смущенно опускали глаза, встречаясь взглядом с королем, другие ничуть не стыдились того, что стоят совершенно нагими перед разглядывавшим их мужчиной, и даже кокетливо поводили плечами и грудью, стараясь обратить на себя внимание. Что ж, все это киммерийцу хорошо знакомо: столько раз он сам стоял голым, как лягушка, по ту сторону барьера на невольничьем рынке, и его самого рассматривали нагло и пристально, и жесткие пальцы не раз щупали его мышцы, и покупатели заставляли открыть рот, чтобы убедиться в крепости зубов раба. Все было. Каков мир, таковы и нравы…

«Благодарение Подателю Жизни, это в прошлом подумал про себя Конан. — Конечно, зарекаться нельзя ни в чем, на все воля ботов…. — произнес он привычные слова и, усмехнувшись, перевел взгляд на девушек. — Будь я неладен, но вот эти две, без сомнения, из какого-нибудь веселого дома. Явно большие мастерицы своего дела! Так и выставляются, словно я посетитель их притона, какой-нибудь моряк или вор. Вот тут Индирий явно дал маху. На кой демон в королевском дворце эти шлюхи? — возмутился он, но тут же гнев варвара улегся. — А кто же, собственно, я сам, как не бывший вор и грабитель? Был и тем, и другим, так что нет смысла слишком уж крутить носом», — усмехнулся король Аквилонии и перевел глаза направо.

Последняя девушка из стоявшей перед ним дюжины красавиц своим обликом заставила его задуматься: