Менджу кричал в устройство — явно что-то спрашивал.

— Что он говорит? — прошептал Сарьон.

— Он спрашивает, уничтожили ли они колдуна. — Джорам помолчал, прислушиваясь, затем посмотрел на каталиста в мрачном изумлении. — Говорят, что да. По крайней мере, экраны не регистрируют ничего живого.

— Ничего живого? Болваны! — ругнулся Сарьон, но, поймав предупреждающий взгляд Джорама, замолчал. Менджу шел к ним, внимательно оглядывая сад.

— Похоже, наш приятель с револьвером покинул нас, — сказал маг. — Готовимся выступать, — он показал на Храм. — Если ты не хочешь, Джорам, чтобы твоя жена осталась здесь и стала постоянным членом этого незримого клуба, уведи-ка ее подальше от ее покойных телохранителей.

— Я приведу ее, — предложил Сарьон.

Каталист шел медленно, как будто отчаяние, завладевшее им, цеплялось ему за ноги и хватало за полы одеяния, мешая двигаться.

Гвендолин сидела на пыльном полу за разбитым алтарем, положив голову на большую каменную урну. Она не подняла головы при приближении Сарьона, а продолжала глядеть прямо перед собой, в никуда. Каталист с жалостью смотрел на нее. Ее золотые волосы спутались, разорванное платье было в грязи. Ей было все равно, где она, что творится вокруг, ей было все равно, что случится с Джорамом и с ней самой.

— Поторопись, отец, — безапелляционно приказал Менджу. — Иначе мы улетим без нее. Ты тоже будешь моим заложником.

«Может, так даже будет милосерднее», — подумал Сарьон, протянув руку к Гвендолин. Девушка посмотрела на него. Покорная, как всегда, она охотно пошла за ним и начала было подниматься из своего убежища за алтарем. Но невидимые руки удерживали ее.

В луче света, проникавшем сквозь пыль, Сарьон почти угадывал незримые глаза, с подозрением следящие за ним, незримые губы, неслышно приказывающие ему покинуть это священное место, которое он оскверняет своим присутствием. Впечатление было таким явственным, что он чуть было не зажал уши руками, чтобы не слышать, чуть не закрыл глаза, чтобы не видеть гнева и страдания в незримых очах.

«Я схожу с ума!» — в ужасе подумал он.

— Отец! — с угрозой сказал Менджу.

Сарьон крепко взял Гвендолин за руку.

— Я благодарен вам за то, что вы сделали, — сказал он в пустоту. — Но она еще принадлежит живым. Она не принадлежит вам. Вы должны отпустить ее.

Мгновение ему казалось, что все напрасно. Холодные пальцы Гвендолин сомкнулись на его руке, но когда он попытался привлечь ее к себе, то встретил сопротивление столь сильное, что с таким же успехом мог попытаться сдвинуть с места сам Храм.

— Прошу вас! — взмолился он.

Он тянул Гвендолин к себе, мертвые — к себе. В этой абсурдной ситуации его охватило желание истерически расхохотаться, но он справился с собой, понимая, что этот смех в конце концов перейдет в плач и он просто упадет и будет сотрясаться в рыданиях, как перепуганное дитя. Беззвучные крики звучали у него в ушах, хотя он не слышал ни слова.

Затем внезапно незримое сопротивление окончилось, словно кто-то усмирил их единственным словом.

Гвендолин освободилась так неожиданно, что просто рухнула вперед, в объятия каталиста, чуть не уронив его. Он поймал ее, помог устоять, отбросил с ее лица спутанные золотые волосы. Казалось, ее ничуть не тревожит то, что творится вокруг. Она продолжала озираться с рассеянным интересом, словно все это происходило с кем-то другим, а не с ней самой.

— А вы разве не идете? — спросила она, обернувшись к теням. Сарьон поторопил ее.

Каталиста не покидало неестественное ощущение того, что вокруг него сбились легионы мертвых, что их неслышные шаги громко отдаются эхом в тишине Храма.

Менджу нетерпеливо ждал их наверху лестницы, направляя оружие на Гвендолин и каталиста. Джорам молча стоял рядом, опираясь на колонну. На первый взгляд казалось, что у него нет сил даже на ногах держаться, не то что сражаться. И только Сарьон видел пламя, горевшее в глубине его темных глаз, твердую решимость, которая обретала форму железного клинка.

— Мы пойдем все вместе, — сказал Менджу, знаком приказывая Гвендолин и Сарьону выйти из храма. — Джорам, твоя жена и каталист будут между нами. Попытаешься сделать глупость — любую — и оба умрут.

— А Палач? — спросил Сарьон, остановившись на вершине лестницы и отчаянно пытаясь тянуть время.

— Эта кучка пепла? — оскалившись, Менджу показал на дыру в земле у алтарного камня, из которой еще поднимался дымок. — Думаю, тебе нечего больше его бояться, отец. А теперь пошли! — он повел фазором.

Не оставалось ни выбора, ни надежды. Потупившись, Сарьон привлек Гвендолин поближе к себе и вышел. После темноты Храма солнечный свет ослеплял. Прикрыв ладонью глаза, Гвендолин споткнулась, Сарьон поддержал ее и повел по ступенькам, заметив, что Джорам спускается по лестнице впереди них.

Он шел медленно, устало, дыша тяжело и с трудом. Но Сарьон заметил, как твердо его рука сжимает рукоять Темного Меча.

Несмотря на самоуверенный вид, Менджу явно нервничал. Порой он подталкивал Сарьона и Гвендолин, приказывая им поторопиться, и не сводил глаз с Джорама, но большая часть внимания Менджу была привлечена к серебряной твари. Из обрывков разговоров Менджу Сарьон понял, что тварь слишком долго опускается. Волшебник раздраженно кричал в переговорное устройство.

Чуть обернувшись, якобы для того, чтобы посмотреть на жену, Джорам пристально глянул на Сарьона и проговорил одними губами:

— В сторону!

Душе Сарьона было так невыносимо больно, что он почти обрадовался, что все скоро кончится. По приказу Джорама он замедлил шаги — это было легко, поскольку Гвендолин озиралась по сторонам в смутном любопытстве, совершенно не воспринимая ничего из происходящего вокруг. Менджу теперь на пару ступенек опережал их. Маг снова поднес ко рту переговорное устройство, но голоса, доносившиеся из него, заставили его замолчать. Вздрогнув и выругавшись про себя, Менджу повернулся и посмотрел в небо у себя над головой.

Над ним промелькнула темная тень, отбрасываемая огромными крыльями дракона. Откуда-то появился Палач. Стоя у алтарного камня, он холодно приказал дракону атаковать. Дракон спикировал прямо на серебристую тварь, пронзительно вереща от ярости и вытянув лапы с растопыренными когтями.

Из устройства в руке Менджу послышались искаженные передачей вопли. Серебряная тварь тут же совершила маневр и резко отпрянула в сторону, отчаянно пытаясь уйти от вражеской атаки. Драконьи когти клацнули по крылу, заставив чудовище закувыркаться в воздухе. Дракон взмыл вверх на восходящих потоках воздуха и изготовился к очередной атаке. Серебряная тварь чуть не разбилась о скалу, увернувшись в последний момент. Из ее хвоста вырвалось пламя, и она вышла из падения, поднявшись отвесно вверх.

Дракон снова набросился на нее, но на сей раз тварь была готова к его атаке, направив луч в своего сверкающего золотисто-зеленого врага. Луч обжег кончик драконьего крыла. Завопив от боли и ярости, дракон дохнул огнем. Тварь охватило пламя. Пронзительные вопли, исходящие из устройства, были полны панического ужаса, а затем Сарьон перестал их слышать, потому что мир вокруг него взорвался огнем.

Стена магического огня, созданная Палачом, двинулась по скале. Зеленовато-золотая, она дышала таким жаром, что у Сарьона руки и лицо мигом пошли волдырями, раскаленный воздух опалил легкие. Каталист прижал к себе Гвендолин, пытаясь прикрыть ее собственным телом, но она вырвалась из его рук, и он уже не видел ее из-за жара и дыма.

Послышался дикий вопль. Пытаясь укрыться от пламени, лизавшего ступени под его ногами, Сарьон пробовал вглядеться полными слез, обожженными глазами. Из огня появилась фигура, вся охваченная пламенем. Это был дико вопящий Менджу, его серые одежды полыхали магическим зеленоватым огнем. Каталисту на миг показалось, что и его разинутый в крике рот, и кожа на лице почернели, а потом Волшебник рухнул в клубы дыма, вихрящиеся над ступенями.

«Я следующий!» — подумал Сарьон, глядя на то, как зеленые языки подбираются к нему по ступенькам. Джорам, взмахнув мечом, прыгнул вперед, встав между Сарьоном и огнем. Как только Джорам поднял Темный Меч, пламя соскочило со ступеней прямо на клинок, и Сарьону показалось, что теперь и Джорам охвачен магическим огнем. Но меч жадно впитал магию. Голубоватое свечение Меча становилось все сильнее и сильнее по мере того, как ослабевало пламя, и Сарьон увидел Палача.