— Кто идет? — дрожащим голосом спросил Мосия.

Ответа не было. Вплетя слова в свои пряди, туман унес их.

Что это — рука легла на плечо? Выхватив кинжал, Мосия вскочил на ноги, обернулся и умело пырнул... дерево.

— Олух! — выругал он себя.

Спрятав кинжал, он отбросил в сторону корявую ветку, царапнувшую по щеке. Торопливо огляделся по сторонам, надеясь, что никто не видел его глупого поступка, затем облегченно вздохнул и снова сел на пригорок, поглаживая ссадину на руке, — ветка все-таки отомстила ему за нападение, всадив в руку несколько заноз.

Началась ли битва? Мосия подумал, что, наверное, да, поскольку был уверен, что проторчал тут не меньше нескольких часов. Может, все уже кончено? Может, его отряд уже призывали в бой, а он ничего не слышал? Эта мысль была такой тревожной, что он схватил тяжелый металлический арбалет и сделал несколько шагов, всматриваясь в туман и надеясь найти кого-нибудь, кто знал бы, что происходит.

Затем остановился в нерешительности.

У него был особый приказ: оставаться на месте, пока туман не рассеется. Принц Гаральд подчеркнул, что очень важно исполнить его приказ буквально.

— Именно вы, чародеи, — ключ к нашей победе, — говорил он им еще затемно, до рассвета, когда они собрались перед Коридором, готовясь к транспортировке на Поле Доблести. — Почему так? А потому, что вы не зависите от магии! Когда наши колдуны вытянут из колдунов Ксавьера Жизнь, когда вражеские каталисты устанут настолько, что больше не смогут тянуть магию из мира, вы выступите вперед и враг будет у вас в руках. Ксавьер окажется в безвыходном положении, он будет вынужден уступить Поле нам.

Вздохнув и сказав себе, что он тут все же не пять недель торчит, а всего, наверное, пять часов, Мосия вернулся на свой зеленый пригорок — и увидел, что пригорка-то и нет. Застыв неподвижно на месте, он попытался мысленно восстановить свой путь. Встав с холмика, он повернул налево, это точно, и сделал всего четыре или пять шагов. Значит, если он повернет направо, он легко найдет свое место.

Он его не нашел и через двадцать шагов. Хуже того, он окончательно заблудился, поворачивая в тумане направо, налево, во всех возможных направлениях.

— Ну вот! — обиженно проговорил кто-то ему в правое ухо. — Мы совершенно заблудились.

Мосия подпрыгнул, и сердце его испуганно забилось, казалось, где-то у самого горла. Выхватив дрожащей рукой кинжал, он стал размахивать им, но кинжал не встречал на своем пути ничего, кроме воздуха.

— Ты ведь не полезешь снова драться с деревом, а? — сурово вопросил голос. — Никогда я не бывал столь унижен...

— Симкин! — яростно прошипел Мосия, глядя по сторонам и пытаясь успокоить колотящееся сердце. — Ты где?

— Здесь, — скорбно произнес голос прямо в ухо Мосии. — И никогда за всю мою жизнь мне не было так скучно, даже когда покойный император рассказывал о своей жизни — от пребывания в чреве матери до... или в обратном порядке.

Сорвав с плеча колчан со стрелами, Мосия швырнул его наземь.

— Ой! — взвизгнул голос. — Это уж совершенно ни к чему! Ты растрепал мне оперение!

— А пугать меня до полусмерти? — в бешенстве прошипел Мосия.

— Если ты настаиваешь, я это сделаю, — озадаченно заметила стрела, — хотя почему ты хочешь, чтобы я снова тебя напугал...

— Да нет, болван! — вскричал Мосия, пнув колчан. — Я говорю, что ты уже перепугал меня до полусмерти! — Он схватился за грудь, в которой продолжало бешено колотиться сердце. — Что-то со мной не так, — прошептал он. Ноги его подломились, и он опустился на ближайший пень.

— Мне очень жаль, — сказала стрела, медленно показываясь из колчана.

Мосия, мрачно глядя на нее, увидел, что она ярко-зеленая с оранжевыми перьями.

— Не мог бы ты мне помочь? — попросила стрела, извиваясь в попытке выползти на траву.

Мосия не только не стал помогать стреле, но в не слишком любезных выражениях предложил ей выползти самой.

— Мог бы просто сказать «нет», — фыркнула стрела. Изогнувшись последний раз, она выбралась из колчана, и в зелено-оранжевом мазке перед Мосией явился Симкин в натуральную величину, руки по швам, пятки вместе. — Я весь застыл, как покойная императрица, и пальцев ног не чувствую, — уныло пожаловался он. — Как тебе мой костюм? Я назвал его «Ядовитая зелень». Помнишь, была такая веселая шайка разбойников, предводитель которых рыскал по лесу в шелковых штанах и остроконечной шляпе с перьями? Его поймали, когда он выделывал забавные штуки с оленем. Местному шерифу пожаловались на него, и в результате...

— Что ты здесь делаешь? — прорычал Мосия, глядя в туман и пытаясь увидеть или услышать хоть что-нибудь. Ему казалось, что с левой стороны доносятся приглушенные звуки, но он не был уверен. — Ты ведь знаешь, Гаральд сказал, что не желает видеть даже кончика твоего оранжевого шарфа на поле боя!

— Гаральд добрый мальчик, и я люблю его до безумия, — заметил Симкин, потягиваясь с удовольствием, — но ты должен признать, что порой он невероятно напыщен...

— Тс-с-с! — обалдев от таких слов, зашикал Мосия. — Тихо!

— Не хотел говорить тебе, старина, — весело продолжал Симкин, — но сейчас мы наверняка в нескольких милях от Поля. Не смотри так уныло. Все равно это ужасно скучно. Шайка стареющих колдунов будет обмениваться заклятиями, если только слова вспомнят. Каталисты станут бездельничать на солнышке. Да, порой какой-нибудь молодой сорвиголова оживит представление, пустив на вылазку пару кентавров. Забавно будет посмотреть, как эти стариканы подберут свои одежды и кинутся в отступление, проламываясь через кусты. Но уверяю тебя, в целом все это ужасно скучно. Все равно никого не убьют.

— Да никого и не предполагается убивать! — в сердцах бросил Мосия, с беспокойством думая о том, вдруг Симкин прав и он действительно так далеко от Поля.

— Знаю. Я скорее надеюсь, что кентавр вырвется или гигант озвереет и бросится в бой, но вряд ли мне повезет и кто-то будет убит. Мне стало очень скучно. Хуже того, я прибыл в одной колеснице с бароном фон Лихтенштейном, который обычно привозит великолепные холодные закуски. Он взял с собой огромную плетеную корзину, из-под крышки которой исходил изумительнейший запах. Но это было где-то за час до полудня, барон ужасно меня утомил, желая комментировать все передвижения самолично. Я сказал ему, что изнываю от голода, но он пропустил мимо ушей мои деликатные намеки насчет того, что закуска могла бы оживить мой упавший дух. Наконец я решил найти тебя, милый мальчик. Мне все равно надо было сказать тебе кое-что важное.

— Сейчас не полдень. Который час? — спросил Мосия, желая, чтобы Симкин больше не заговаривал о еде.

— Где-то час или два пополудни. Кстати, было дважды разумно с моей стороны спрятаться в твоем колчане, правда?

Мосия снова перебил его:

— Что за важную вещь ты хотел мне сказать?

Симкин поднял бровь.

— Да, действительно, — сказал он со странным, полунасмешливым-полусерьезным выражением лица, от которого у Мосии всегда мурашки по коже шли. — Я наткнулся вчера вечером в Мерилоне на твою старую знакомую.

— Мою? — с подозрением посмотрел на Симкина Мосия. — Кого же?

— Да ту твою подружку, колдунью из Дуук-тсарит.

— Боже мой! — Мосия вздрогнул и побледнел.

— Клянусь бородой Олмина, мой мальчик! — с веселым изумлением глядя на него, произнес Симкин. — Не надо так. У тебя виноватый вид, а ты ведь ничего дурного не сделал, уж я это знаю.

— Ты не знаешь, каково все это пережить! — сглотнул комок в горле Мосия. — Иногда мне снится ее лицо, она смотрит на меня, ухмыляется... — Мосия воззрился на Симкина, внезапно полностью осознав смысл сказанного. — А что ты делал в Мерилоне прошлой ночью?

— Я там всю последнюю неделю провел, — зевнул Симкин. С отвращением глянув на пенек, на котором сидел Мосия, он мановением руки сотворил кушетку и улегся на нее, заложив руки за голову. — Там были замечательные пиры.

— Но Мерилон — наш враг!

— Дорогой мой мальчик, у меня врагов нет, — заметил Симкин. — Но ты разорвал цепь моих размышлений. А там тоже было что-то важное. — Он нахмурился, пощипал бородку. Вокруг него клубился густой туман, постепенно скрывая его из виду, пока перед глазами у Мосии не осталась только ярко-оранжевая шляпа, которую Симкин носил с этим зеленым костюмом, и кончики оранжевых башмаков.