Литмир - Электронная Библиотека
A
A

«Это еще зачем? — забеспокоился Конан. — Демон поймет этих дика… Боги! Дa ведь они сейчас их подожгут! — По спине поползла струйка холодного пота. — Изжарят, как свинью!»

Киммериец не ошибся: один, второй третий… Из-за хижин полетели факелы, и сухой хворост мгновенно охватило пламя. Снаружи, словно рев морского прибоя, донесся дружный вопль восторга. Варвар расшвырял один костер, подбежал к жилищу колдуньи, сорвал циновку и принялся сбивать пламя со второго, но тут же, обернувшись, понял всю тщетность своих усилий: несколько связок уже вовсю полыхали. Дым поднялся вверх и начал заволакивать все вокруг, а факелы и вязанки сухих веток продолжали лететь через крыши, добавляя пищи прожорливому огню.

«Уж лучше погибнуть в открытом бою, чем сгореть, как щепка…»

Конан, закрывая глаза от едкого дыма, бросился к проходу между хижинами — туда, где огонь еще не разгорелся достаточно сильно. Он рубанул клинком по занявшейся пламенем стене одной из хижин и влетел внутрь. Там огня еще не было, но дым не давал глубоко вздохнуть. Киммериец, не чуя под собой ног, бросился к противоположной стене, почти вслепую ударил мечом по веткам, образующим каркас, прорубил проход и, зажмурясь, прыгнул вперед, ожидая, что копья дикарей вот-вот вонзятся ему в грудь. Однако варвар ощутил перед собой что-то упругое и, казалось, вязкое, как паутина, и тут же услышал радостный вопль:

— Попался! Мы поймали Джокинамбу!

Конан почувствовал, как его опутывает сеть, попытался разрубить ее мечом, но, открыв глаза, увидел, что с десяток островитян с перекошенными лицами тянут за концы веревок, которые связывают его все туже и туже. С торжествующими криками они поволокли киммерийца сквозь беснующуюся толпу, размахивавшую копьями.

— Проклятый дух попался в сеть! Джокинамба! Джокинамба! — неслись со всех сторон ликующие возгласы, в то время как киммериец, спеленутый, словно кокон, непрерывно стукался то лицом, то затылком о корни деревьев.

Перед глазам и мелькали трава, стволы деревьев, иногда клочок неба или руки и лица дикарей.

Наконец эта круговерть закончилась, и варвар остался лежать лицом вверх. Он попробовал повернуть голову, чтобы сообразить, куда попал, и увидел, что лежит перед сидевшими под навесом вождями, среди которых выделялся своим нарядом Лусунга. Чуть в стороне от них стояла Гуна-Райна в плетеной юбочке, а рядом с ней — уже знакомый Конану мальчишка с бубном. Скосив глаза в сторону, киммериец увидел языки пламени, поднимавшиеся к небу. С другой стороны от вождей, куда варвару не удавалось взглянуть, слышались несмолкаемые ликующие вопли толпы.

— Я посланец богов! — хрипло выкрикнул Конан, но на лицах вождей не дрогнул ни один мускул, словно они его и не слышали. — Гуна-Райна! — выгнувшись всем телом, чтобы лучше разглядеть колдунью, завопил варвар. — Скажи, чтобы меня развязали! Я же послан богами!

Колдунья тоже не шелохнулась, и Конану стало понятно, что ничего не выйдет: он сейчас был духом мертвых, проклятым Джокинамбой, и дикари наверняка уже готовятся к какому-то обряду, скорее всего, они принесут духа в жертву.

«Неужели эта мерзавка мне ничем не поможет? — Киммериец проверил на прочность свои путы, но связан он был достаточно крепко. — Что это она вытворяет, ведь я нужен ей живым, клянусь Кромом!»

По знаку Лусунги несколько воинов направились к варвару и, распутав сеть, поставили его на ноги. Безоружный Конан легко сумел бы справиться с тремя-четырьмя дикарями, но сейчас за каждую руку его держали по три воина. Они подвели киммерийца к столбу, вкопанному рядом с навесом, и привязали к нему. Невдалеке, прямо перед собой, варвар увидел догоравшие хижины и отметил про себя, что сделал все правильно, иначе его косточки дотлевали бы сейчас вместе с остатками плетеных жилищ.

«Неизвестно, что будет дальше, — хмуро размышлял он, наблюдая, как жители деревни несут блюда с пищей и кувшины. — Пока я все-таки жив, и это главное».

Загудели барабаны, завыли тростниковые дудки, и островитяне жадно накинулись на еду и напитки, празднуя поимку духа мертвых, проклятого Джокинамбы. Они остервенело набивали утробы и даже не обращали внимания на привязанного к столбу пленника, как будто его уже не было среди них. Колдунья тоже с удовольствием жевала, нисколько не интересуясь Конаном.

«Что у нее, провал в памяти, что ли? — возмущался про себя киммериец. — Или решила, что, поскольку от меня толку мало, пусть эти дикари расправятся со мной?»

— Эй! Гуна-Райна! — позвал он.

Колдунья, услышав свое имя, подняла голову и поискала глазами того, кто позвал ее.

— Это я! — сказал варвар чуть громче, но так, чтобы его слова не долетели до слуха пирующих неподалеку вождей.

Гуна-Райна посмотрела на него отсутствующим взглядом и, ничего не ответив, вновь принялась за еду. А затем сделала знак одному из юношей, обслуживавших уважаемых людей племени, тот подошел к варвару и заткнул ему рот какой-то тряпкой. Киммериец замер с выпученными от изумления глазами.

«Ну гадина! Освобожусь, точно убью, будь ты хоть трижды колдунья! — проклинал он ведьму. — На кусочки разрежу, клянусь Кромом!»

Праздник тем временем был в разгаре: барабаны стучали, трубы выли, островитяне набивали животы, как-то умудряясь при этом разговаривать и издавать радостные вопли. По знаку Лусунги на поляне появились молодые девушки, все убранство которых состояло из гирлянд цветов на бедрах и воткнутых в распущенные волосы орилей. Под ритм барабанов и хлопки в ладоши наблюдавших за ними зрителей они начали танец. Он состоял из множества живых и даже озорных движений всем телом. Руки, ноги, плечи, пальцы и даже глаза — все танцевало. Они так упоенно раскачивались, приседали и вытягивались вверх, так запрокидывали головы, кружились и выгибались, что киммериец, не в силах наблюдать за мельканием нагих юных тел, просто закрыл глаза.

«Вот, получай напоследок, перед прогулкой на Серые Равнины, — мрачно подумал он, слушая стук барабанов и веселый гомон островитян. — Раньше надо было думать!»

Внезапно барабаны смолкли, и Конан очнулся от невеселых размышлений. К нему направлялись воины, а жители деревни наконец-то прекратили есть, и варвар понял, что все собираются куда-то идти. Его отвязали от столба, но вновь скрутили руки за спиной и, подталкивая в спину копьями, повели вслед за колдуньей и мальчишкой, который, приплясывая, бил в бубен.

«Куда? — спросил себя киммериец и тут же вспомнил: — Конечно же, на жертвенную поляну…»

Он дернулся всем телом, но воины держали его крепко.

«Вот и все, — уныло думал варвар, плетясь вслед за колдуньей. — Может быть, как-то сумею ускользнуть, когда придем на место?»

За свою жизнь ему не раз приходилось попадать в опасные переделки, но никогда он не чувствовал себя таким беспомощным.

«Куда они дели мой меч? — Конан посмотрел назад, но не увидел, чтобы кто-то из дикарей нес его оружие. — Конечно, им он ни к чему. Будет у колдуньи валяться в хижине как амулет. Даже не сообразят, что им можно хотя бы мясо резать…»

Вся деревня потянулась за варваром, и, когда его подвели к жертвенному камню, он еще долго стоял, ожидая вместе с колдуньей и вождями, пока все до единого жители не расположатся на поляне. Взгляд киммерийца метался по сторонам, выискивая путь к свободе, но островитяне окружили поляну и жертвенник плотным кольцом. Все же варвар не хотел умирать, как баран на бойне.

Когда ему развязали руки, он рванулся, пытаясь сбросить с себя стражей, и на какое-то мгновение ему удалось даже высвободить правую руку, но тут же еще десять дикарей кинулись на него, и Конана накрыло множество тел. Он рычал, кусался, рвал дикарей цепкими пальцами, но силы были слишком неравны.

Несмотря на яростное сопротивление, киммерийца положили на жертвенник и привязали к камню. Варвар, однако, сохранил остатки хладнокровия и, когда дикари затягивали веревки, изо всех сил напряг мускулы. Барабаны и проклятый бубен, сверлившие киммерийцу уши, умолкли, и на поляне воцарилась мертвая тишина. Гуна-Райна взяла в руки острую раковину и подошла к распростертому на камне телу.

26
{"b":"119461","o":1}