Симур отправил свиток и дальше пылиться в кувшине, хлебнул для большей разговорчивости и терпеливо продолжил объяснение.

— Многообразие миров бесконечно, Конан из Киммерии! Не обязательно, чтобы все они один на другой походили, как плотницкие гвозди. Я никогда не исключал для себя, что существуют и миры, похожие на свитки. И в них человек уподобляется строчкам на бумаге. Кем они созданы — богами ли, причудами ли мироздания — кто знает. Когда ты находишься внутри такого мира и бродишь по его завиткам, тебе кажется, что мир огромен. И даже кажется, что бесконечен, потому что в конце концов ты ходишь по кругу. Пространство, свернутое в трубку... Понимаешь?

— Ну-у-у... как тебе сказать...

— Эхе-хе... Одним словом, тебе повезло — ты созерцал чудо из чудес, которому мало имеется равного под солнцем.

— Но почему мы не могли вновь войти в тот стеклянный столб?

— Не уверен, что он стеклянный. Впрочем, неважно... — собеседник Конана устало потер переносицу. — Почему не войти, говоришь? Видимо, выход входом не служит, а вход не там, где выход. Это как жизнь и смерть. Вход в жизнь не там, где выход из нее.

Конан простучал по краю глиняной кружки походный киммерийский ритм, провел взглядом по стенам, словно именно там скрывались отгадки великих тайн, вернул взгляд многомудрому собеседнику.

— А Варрах живет внутри или снаружи? Симур пожал плечами.

— Да кто его знает, Варраха этого. Может быть, таким образом, то есть грозным шуршанием травы,

проеци... отражаются внутри мирового рулона любые существа, подходящие к нему снаружи. Даже кролики. Их Варрахами и зовут.

— А царапины на суке как от когтей?

— Может, и не от когтей вовсе. Тебе что самому не удалось ничего выяснить на новых просторах?

— Там такое выяснилось... Ну, узнаешь после. А пока тебе скажу, что непонятности не сильно меня огорчили. Зато меня по-настоящему обрадовало, что не придется больше прыгать по веткам. Также обрадовала Апрея, которая, проплакавшись, совершенно успокоилась. Теперь с ней можно было поговорить и про то, как нам быть дальше. Я снова рассказал ей, что произошло, начиная с того момента, когда она потеряла сознание. Вроде бы, на сей раз лучница поверила моим словам.

«Получается, это и есть Нижний дом?» — спросила она, когда я закончил.

«Получается».

«И что мы будем делать?»

«Другого не вижу, как искать людей. Где-то же живут люди, которые поставили сюда эту штуку».

«А если они давно умерли?»

«Тогда почему бы не жить другим...»

И окончательно убедил ее, сказав:

«Среди них мы можем отыскать твоего брата...»

...Они шли уже около часа. Шли по лесу, больше прочего напоминающему джунгли Черных королевств. Это сравнение приходило в голову Конану, знакомому с Черными королевствами. Апрея же подобный лес видела впервые. Она родилась и жила в мире, где росли лишь деревья-великаны и лианы. Поэтому, несмотря на подавленность, она находила место в душе для восхищения красотами и разнообразием растительной жизни.

Ни Конан, ни Апрея не знали, как называются эти деревья, похожие на скопления ежей. Или эти оранжевые цветы, что сгибались под их ногами. Ни один, ни второй ничего не могли сказать об отодвигаемых ветвях с тонкими, частыми листьями, кроме того, что они напоминали грудную клетку, а листья соседнего дерева — человеческую кисть. Им только удалось с уверенностью опознать в гибких и длинных растениях, обвивающих стволы и ветви, уже более чем знакомую лиану...

Двигались в наугад выбранном направлении. Им надо было найти большую воду. Люди чаще всего селятся возле большой воды: у реки, озера или моря. А в большую воду впадает малая вода: ручьи, речонки, протоки. Так что для начала — хотя бы малую воду отыскать...

Из-под ног суетливо разбегались, сердито шевеля усами, насекомые размерами и толщиной с большой палец руки. Разбегались под хруст сухих веток и стволов, некоторые из которых, стоило к ним прикоснуться, превращались в труху. Шелест и хруст сопровождали их путешествие.

С едой беды возникнуть не должно, это сделалось очевидным с первых шагов по джунглям. Еда шныряла, летала, высовывалась и буквально просилась быть пойманной.

Первый зверь встретился почти сразу после того, как они вошли в лес. Конан увидел, как мелькнул, скрываясь в шарообразной кроне, полосатый хвост, и даже успел разглядеть, что его обладатель размерами серьезно уступает своему придатку.

— Будем их жизнями набивать свой желудок,

— вдруг с непонятной грустью сказала Апрея.

— Их жизни спасут наши, — ответил ей Конан, придерживая ветвь, чтобы та не хлестнула лучницу по лицу.

Снова Апрею с полным на то правом можно было именовать лесной лучницей. Зная по опыту, что оружия никогда не бывает много (из оружия у них остался только двуручный меч киммерийца, с которым охотиться на зверье не очень-то и удобно), Конан соорудил лук себе и Апрее. Срубил по пути две гибкие прочные ветви, нарезал тонких, волокнистых, похожих на засохший плющ, но редкостно прочных стеблей неизвестного растения — и простейшие луки готовы. Апрее киммериец сделал маленький, к какому она привыкла на деревьях.

— Только не надо мстить мне выстрелами в спину за то, что я тебя уволок в Нижний дом, — Конан погрозил пальцем своей невинной жертве.

— Я еще пригожусь.

Ну, просто шутками хотел поднять ей настроение.

Апрея привыкла в своем Верхнем доме не только к луку, но и к ветвям как к опоре для ног. Оттого и походка ее выглядела несколько смешной: передвигалась вразвалочку, на каждом шаге чуть приседала и по привычке сначала пробовала почву пальцами. Зато загрубелые ступни ее босых ног легко переносили неровности, колючки, острые сучья и камешки. Правда, от непривычки к хождению по земле Апрея быстро начала уставать.

— Ты не знаешь, можно ли лопать эти ягоды? Посмотри сюда, вот это — это и есть ягоды, маленькие да круглые. Бывают разного цвета. Бывают и ядовитые, поэтому пробовать все подряд не стоит. Эх, может, мы проходим мимо съедобнейших растений, ели бы и ели, но некому указать, рассказать. Вот бы такого знатока сюда третьим... Ага, впрочем, кое-что я узнал. Ягоды в скорлупе, которые зовутся орехами.

Конан сорвал один из небольших орешков, густо обсыпавших невысокое деревце, раздавил двумя пальцами, попробовал зеленоватую мякоть. Недозрелый, но есть можно. Дал попробовать Апрее. Та сморщилась, но не выплюнула.

— Встречается еда и повкуснее.

— Встречается, — согласился варвар. — Вино и шербет, к примеру. Вот бы повстречать куст, склонившийся под тяжестью кувшинов...

Конан набил орехами карманы штанов, и они продолжили путь.

Явно непуганая птица вышла из кустов, облепленных черными ягодами, и провожала поворотом головы шествие странных существ. А странные для нее существа, подкрепляющиеся на ходу ореховой мякотью, приступа голода пока не чувствовали. Пока никто из двуногих существ не подумал о птице как о еде. И та смогла вернуться в кусты, похоже, так и не осознав своего везения.

— А тебе, Апрея, идет обстановка Нижнего дома, — язык Конана не устал пока шевелиться. — Ты в ней неплохо смотришься среди буйной поросли. Кстати, вдруг мы единоличные правители огромного мира, а? А, Нергалий хвост в три оборота! — варвара по лицу полоснула шипастая ветвь, прочертила на щеке ссадину. Но это не помешало Конану закончить мысль: — А если кто-нибудь, например, ты, Апрея, захочешь безраздельной власти — пожалуйста. Образовывай свое королевство. И воюй с моим королевством. Королева Апрея Первая, солнцеподобная и ясноликая...

— Конан! Ты не можешь помолчать?! — вдруг выпалила Апрея.

Конан обернулся и пристально посмотрел в глаза своей подруге.

— Я подумал, что мои слова заменят походный марш... Ладно, как знаешь.

Киммериец надеялся отвлечь девушку своей болтовней не только от тягостных мыслей, но и от жажды, которая все больше и больше скребла по гортани.