— Лобсанг! — сказал Наставник. — Ты видел многое, но еще больше осталось тайным. Если ты чувствуешь, что не способен встретиться с увиденным лицом к лицу, мы примем это как досадный факт. Можешь оставаться.

— Сударь! — ответил я. — Однажды Вы сказали, что тот, кто отправился по избранному жизненному пути, но, споткнувшись, повернул назад, недостоин называться человеком, Я буду идти вперед, даже зная о предстоящих трудностях!

Он улыбнулся и одобрительно кивнул.

— Я так и знал, — сказал он. — И в конце пути ты добьешься успеха.

— Учитель! — решился спросить я. — Почему люди приходят в этот мир, не зная ничего о прошедших жизнях? И не зная о том, что предстоит сделать в этой? Почему Вы говорите, что эти знания — тайные? Почему нам не дано знать все?

Лама Мингьяр Дондуп удивленно поднял брови и рассмеялся.

— Ты действительно хочешь знать свой жребий? — воскликнул он. — Но у тебя короткая память. Совсем недавно я рассказывал тебе об этом. Знание прошлых жизней безмерно увеличило бы наш груз в этом мире. Колесо Жизни вращается, принося богатство одним и бедность другим. Недаром говорят: нищий сегодня — завтра принц. Не помня о прошлых жизнях, мы все начинаем с нуля. И не пытаемся отыграться, вспоминая неудачи прошлой жизни.

— Но, — настаивал я, — а как же Сокрытое Знание? Ведь, обладая им, каждый смог бы стать лучше! И развиваться быстрее! Мой Наставник улыбнулся.

— Все не так просто, — ответил он. Мгновение помедлив, он продолжил:

— Внутри нас есть силы, нам неподвластные, неизмеримо большие, чем те, которыми обладает человек в материальном мире. Люди на Западе злоупотребили бы этими силами, ибо деньги — все, о чем они заботятся. Их беспокоят лишь два вопроса: «можешь ли ты это доказать?» и «сколько мне за это заплатят?».

Он рассмеялся, как мальчишка, и Сказал:

— Меня всегда забавляло то огромное множество приборов и механизмов, которые использует западный человек, чтобы передать беспроволочное сообщение. Особенно меня веселит сам термин беспроволочный, ведь в их аппаратах мили и мили проводов! Здесь, в Тибете, опытным ламам по силам отправить телепатическое послание вообще без всякой аппаратуры. Мы выходим в астрал и путешествуем сквозь пространство и время, посещая другие части света и даже иные миры. Левитируя, мы можем поднимать гигантские грузы. И все это при помощи неизвестных сил. Но не все люди чисты, Лобсанг. В любом монастыре есть грешник, как во всякой тюрьме — святой.

Я смотрел на него с недоумением. — Но зная это, люди непременно стали бы хорошими! — не сдавался я.

С сожалением глядя на меня, Лама ответил: — Мы храним Тайное Знание в тайне для безопасности человечества. Слишком многие, особенно на Западе, мечтают лишь о деньгах и о власти. Оракул предсказал, что наша земля будет захвачена и физически покорена странным культом. Культом, которому нет дела до простого человека, который существует единственно для того, чтобы поддерживать власть диктаторов, поработивших полмира. В России пробовали под пытками вырвать у Высоких Лам Запретное Знание. Но получив к нему неожиданный доступ, обычный человек поведет себя так: вначале он устрашится силы, ставшей подвластной ему. Затем ему покажется, что у него есть средство обогатиться сверх всякой меры. Он испробует его, и деньги придут к нему. Имея деньги и власть, ему захочется большего. Ведь миллионер никогда не удовлетворится одним миллионом, — он захочет больше! Сказано, что власть в руках непосвященного развращает. А Тайное Знание дает абсолютную власть.

Меня вдруг осенило: я знаю, как спасти Тибет! Вскочив от возбуждения, я воскликнул:

— Тибет будет спасен! Тайное Знание сохранит нас от вторжения! Наставник сочувственно посмотрел на меня.

— Нет, Лобсанг, — грустно отозвался он. — Мы не используем Силы для подобных вещей. Тибет подвергнется гонениям, он будет почти стерт с лица Земли. Но в грядущие годы он возродится еще более великим. Страна очистится в горниле войны, как позже это сделает весь мир.

Он искоса взглянул на меня.

— Пойми, Лобсанг, здесь должна быть война, — сказал он тихо. — Без войн население Земли стало бы слишком многочисленным. Не война — так чума. Войны и болезни регулируют численность населения, давая людям на Земле — и в других мирах — возможность делать друг другу добро. Пока люди не изменятся, войны будут всегда.

Гонг призывал нас к вечерней службе. Мой Наставник, лама Мингьяр Дондуп встал.

— Идем, Лобсанг, — позвал он. — Мы здесь в гостях и должны проявлять уважение к хозяевам.

Мы вышли во двор. Гонг продолжал звонить настойчиво, гораздо дольше, чем было принято в Чакпори. Я поначалу был удивлен тем, насколько медленно мы продвигались к храму. Но, посмотрев по сторонам, увидел старых и немощных монахов, едва ковылявших через двор.

— С твоей стороны будет учтиво, если ты сядешь с чела, — шепнул Наставник. Я согласно кивнул и пошел вокруг стены храма вдоль внутренней стены. Когда я сел на место, чела монастыря Верховного Оракула посмотрели на меня с любопытством. Почти незаметно, пользуясь невнимательностью прокторов, они стали протискиваться вперед, пока не окружили меня со всех сторон.

— Ты откуда? — спросил мальчик, бывший, видимо, у них заводилой.

— Чакпори, — прошептал я в ответ.

— Ты и есть тот парень, которого прислал Высочайший? — тихо спросил другой.

— Да, — ответил я. — Я должен был встретиться с Верховным Оракулом, он сказал мне…

— ТИШИНА! — прорычал за спиной гневный голос. — Еще один

звук!..

Обернувшись, я увидел, как от нашего кружка уходил высокий мужчина.

— Ха! — прыснул мальчик. — Не обращай на него внимания. Он больше лает, чем кусает.

Тут из маленькой дверцы появились Настоятель и Верховный Оракул, и служба началась.

Вскоре мы снова высыпали наружу. Я вместе со всеми остальными отправился на кухню, чтобы пополнить запасы ячменя и взять немного чаю. Продолжить разговор не было никакой возможности: вокруг толпились монахи всех рангов. Прежде чем отойти ко сну, они обменивались последними новостями. Найдя предназначенную для меня келью, я завернулся в одежду и лег. Сон долго не приходил. Я вглядывался в пурпурную темноту, усеянную золотыми огоньками масляных ламп. Вечные Гималаи вдалеке простирали свои каменные пальцы к небесам, будто в мольбе, обращенной к богам мира. Ярко-белые стрелы лунного света мелькали в горных расщелинах, чтобы исчезнуть и появиться снова, когда луна взберется повыше. Ветра не было, и молитвенные флаги беспомощно свисали с мачт. Над Лхасой лениво проплыло облако. Я перевернулся и провалился в сон без сновидений.

В ранний утренний час я проснулся от внезапного испуга. Я проспал и мог опоздать на службу. Вскочив, я поспешно сунул руки в рукава и молнией вылетел за дверь. Скатившись вниз по пустынному коридору, я вывалился во двор — прямо в объятия одного из кхамцев.

— Ты куда собрался? — грозно прошипел он.

— На утреннюю службу, — ответил я. — Я, должно быть, проспал. Он засмеялся и отпустил меня.

— А, так ты — приезжий. У нас нет утренних служб, можешь идти и досыпать дальше.

— Нет утренних служб? — вскрикнул я. — Но ведь везде есть утренние службы!

Монах-полицейский был, должно быть, в хорошем расположении духа. Он вежливо ответил мне:

— У нас здесь старики да немощные. Вот мы и обходимся без ранних служб. Ступай, почивай себе с миром. — Он потрепал меня по голове — ласково для него, но подобно удару грома для меня, — и втолкнул меня в коридор. Повернувшись, он тяжелой поступью продолжал обход. Я промчался по коридору обратно и через минуту уже спал.

Позже, днем, меня представили Настоятелю и двум старшим ламам. Они забросали меня вопросами, интересуясь моей жизнью дома, тем, что я помню о прошлой жизни, спрашивали о моих отношениях с Наставником. Наконец все трое с трудом встали и гуськом направились к двери.

— Идем, — проворчал последний, поманив меня скрюченным пальцем.