– Мы устойчиво развиваемся на протяжении многих лет, – подтвердил Иванов.

– А на чем основано такое преуспевание в период экономического кризиса? – спросил я.

– На хорошей работе и высоком профессионализме, – безаппеляционно ответил Иванов.

– А если по-конкретнее?

– Без комментариев, – резко обрубил Иванов.

Я перевел вопросительный взгляд на более говорливого Бойко, но тот демонстративно отвернулся к окну.

– Хотите добрый совет? – вдруг неожиданно спросил Бойко.

Я согласно кивнул.

– Попробуйте копнуть бытовуху, так, кажется, у вас это называется. Я не знаю ничего конкретного о личной жизни Зимина. Жил он как и все мы, достаточно много работая. Но чем черт не шутит… Может, какой-нибудь ревнивый шизофреник-муж и грохнул его?

Я откинулся на спинку мягкого, обтянутого дорогой кожей сиденье и закурив сигарету, сказал:

– Ревнивый муж был бы слишком простым решением задачи для человека такого масштаба.

Глядя в окно на проезжающие мимо огни домов, я задумался о нашем разговоре. Снова никакой стоящей информации: общие фразы, экскурсы в историю, видимое благополучие в делах. Я почти был уверен в том, что в этих людях явно чувствовалось недоумение по поводу произошедшего, какая-то странная растерянность. Причем это не было растерянностью бойцов, лишившихся командира – они были не первый год в бизнесе и могли развиваться без Зимина, однако что-то их пугало и напрягало. Что – я не мог понять.

– Неплохо бы в этом разобраться, – уже вслух сказал я.

Они не обратили внимания на мои слова, так как сами глубоко задумались. Я попросил шофера остановить машину.

Попрощавшись со своими попутчиками, я быстро поймал такси и отправился обратно к „Славии“, где меня поджидала оставленная на стоянке автомашина.

Добравшись поздно вечером до дома, я в который раз за последние дни понимал, что Приятеля загрузить по большому счету мне нечем. Тем не менее, всю информационную скудность, имевшуюся в наличие, я в подробностях представил на его рассмотрение (от списка лиц, присутствовавших на похоронах до номера машины прелестной незнакомки) и, не собираясь просматривать его аналитические выкладки, лег спать.

На следующий день ровно в час дня (я предположил, что банкиры любят точность) я набрал номер, указанный в визитке Лагутина. Как и следовало ожидать, мелодичный женский голос сказал:

– Банк „Элвис“. Приемная председателя правления. Добрый день.

– Меня зовут Валерий Мареев. Мне нужен господин Лагутин.

– Одну минуточку, – замялась секретарша и, видимо, в продолжение этого включила мелодическую заставку в телефоне.

Я внутренне выругался, поскольку терпеть не мог электронный ремикс известной пьесы Бетховена „К Элизе“. Это, к счастью, продолжалось недолго, и голос секретарши пропел мне следующий текст:

– Уважаемый господин Мареев! К сожалению, Василия Андреевича сейчас нет в банке, но он оставил адрес, по которому вы можете его найти. Это спортивный комплекс завода техстекла. На вахте о вас сообщено.

– Спасибо, – поблагодарил я ее за пение и положил трубку.

Через двадцать минут я был на проходной. Охранник на вахте, пристально разглядев меня и мое удостоверение, сверил мою фамилию со списком присутствующих и прогудел:

– Второй этаж, волейбольный зал.

На входе в зал меня снова остановили, на сей раз люди крепкого телосложения в штатском, видимо, личные охранники кого-то из игроков, вполне возможно, что Лагутина. Пройдя очередной тест-контроль, я наконец попал в спортзал.

Игра была в самом разгаре. Две команды пузанов сразили копья на волейбольной площадке в отчаянной борьбе за сброс парочки-другой килограммов своего веса. Единственным выделявшимся на этом фоне игроком был предмет моего интереса Василий Лагутин.

Он играл ярко и самозабвенно. Понаблюдав за его игрой минуты три-четыре, я подумал, что можно сказать, что играл он в чем-то ожесточенно. Он прекрасно действовал на приеме, бросаясь за самыми сложными мячами, умно и грамотно раздавал пасы, играя роль разводящего, но наиболее ярко он раскрывался в роли атакующего. Мощными кинжальными ударами он вбивал мяч в площадку соперников: мне показалось, что он не просто играет, а снимает мощнейшее нервное напряжение.

Это выражалось не только в игре, но и в агрессивных репликах, отпускаемых им партнерам по команде, которые не соответствовали классу его игры и смотрелись на порядок хуже.

В наблюдениях за игрой я провел еще минут двадцать-тридцать, пока наконец соперники лагутинской команды проиграли очередную партию с унизительным счетом 2:15. Пузаны повалились в изнеможении, вытерев площадку мокрыми от пота костюмами „Рибок“ и „Адидас“. Какая радость для уборщицы – после этого ей можно было особо не трудиться.

Лагутин же молча оглядел валяющиеся тела, взял сумку и пошел в раздевалку, по пути кивнув мне, чтобы я следовал за ним.

– Надо отдать вам должное, – начал я. – Вы как молодой олень среди стада быков. Вам что, доставляет удовольствие истязать несчастных толстяков?

– Надо же как-то разряжаться, – буркнул он.

– Видимо, их жены будут вам благодарны за поддержание своих мужей в хорошем тонусе, – предположил я. И добавил: – Но думаю, что не сегодня. Они, похоже, уже никакие.

Мы вошли в широкую раздевалку, по стенам которой стояли шкафчики. Справа был вход в душевую.

– Вы ждали долго, пять минут ничего не решит. Подождите, я сполоснусь.

Не дожидаясь ответа, он исчез в душевой, из которой он действительно появился очень быстро, обмотанный по пояс в полотенце. Не шибко стесняясь меня, он снял полотенце и принялся одеваться. Я заметил, что у Лагутина хорошая спортивная фигура – дельтавидные мышцы спины заиграли у него, когда он натягивал трусы.

Одевшись, банкир тут же устремился к выходу. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Спустившись на первый этаж, мы зашли в комнату, которая раньше была красным уголком. Там уже стояли горячий самовар и блюда со сдобью.

Усевшись на диван, Лагутин налил себе чаю и наконец спросил:

– Какие у вас вопросы? Мне несколько неловко, вы потеряли много времени, а я боюсь, что вряд ли подброшу вам что-нибудь интересное. Могу сказать вам искренне: для меня убийство Евгения совершенно непонятно. Это было как гром среди ясного дня. И все же если рассматривать какую-то версию как основную, то наиболее перспективной мне кажется убийство по личным мотивам.

– Могу я узнать, почему вы так считаете?

– Версию политического убийства я считаю маловероятной – не те масштабы, не тот уровень, не та политическая ситуация.

Область находится под твердым контролем одного политического лидера, серьезной оппозиции практически нет, а внутренние разборки не имеют такого накала, чтобы браться за пистолет.

Лагутин отхлебнул чаю и продолжил:

– Что касается бизнеса… Зимин отошел от непосредственного руководства финансовыми операциями, все силы отдавая работе в министерстве. Никаких невыполненных обязательств перед бизнес-партнерами нет. В этом я могу вас заверить потому что сам курирую все эти процессы. У Зимина в бизнесе от меня секретов не было.

Следовательно, остается одно. Попробуйте покопать личную жизнь Евгения. Думаю, именно там может быть ключ к разгадке этого преступления.

Я неожиданно спросил Лагутина:

– А что вас заставило пойти на беседу со мной, если нам практически не о чем говорить?

– Вам, видимо, не сказали, но сейчас уже не вижу смысла скрывать, что заказчиком расследования является группа людей, входящих в Губернский Экономический Совет. Могу пойти дальше и раскрыть вам мотивы, побудившие нас пойти на частное расследование. Несмотря на то, что я вам сказал выше, данное убийство может быть следствием чего угодно.

Попросту говоря, мы ни хрена не понимаем, что происходит, – даже сквозь дымчатые очки я углядел ту страсть, которую выражали глаза Лагутина. – Для того чтобы разобраться в ситуации и работать с более сложными версиями и ходами, мы должны исключить самые простейшие версии, а именно убийство на бытовой почве или на каких-то личных мотивах. Для этого были наняты вы. Вот, собственно, и все, о чем я могу вам сказать.