Двадцатью минутами позже мы остановились на берегу реки. Она юркой змеей текла посреди плоского, каменного русла. Породы здесь имели чуть-чуть более темный цвет, тем те, из которых состоят долины альпийских рек.

Я молча нацепил скафандр, вызвал один из автоматов и, не забыв про излучатель, выскочил из машины. Прошел несколько шагов по выскакивающим из-под ног камням и остановился возле самой воды. Вытянул ногу и омокнул носок ботинка.

— Теплая? — тотчас же послышался голос Сеннисона.

Даже тут. Словно он только этого и ждал.

Привычная, самая обыкновенная вода. Ничем не напоминающая ртутеподобную жидкость, разлитую в океан. Чистая. Ясно видно каменистое, словно бы увеличенное дно.

На мгновение мне показалось, что из-под моей ноги промелькнула тень. Об удочках мы не позаботились.

Эта мысль пришла не во время. Параллели сами напрашивались.

Я отдернул ногу и осмотрелся.

В каком-нибудь полукилометре отсюда, на запад, река резко поворачивала, скрываясь за каменным порогом. Там замыкал долину мощный массив, отходящий от главной цепи гор. Ее противоположная сторона выходила, наверно, прямо на приморскую равнину. Русло реки сужались, с того места, где я стоял, были ясно видны поднимающиеся над камнями облака водяной пыли.

Там нам искать было нечего. Впрочем, это направление и так ничего не обещало. Обнаруженные зондами «белые пирамиды», которые не могли быть ничем другим, кроме как центрами цивилизации «наземных», лежали приблизительно на продолжении того же направления, которого мы до сих пор придерживались.

На востоке горы расступались. Река извивалась, огибая каменные горбы, еще примерно полтора километра, а потом вытекала на обширную, плоскую равнину, замкнутую виднеющимися на горизонте хребтами.

Выбора не было. Автомат взял образцы воды и горных пород, поместил в контейнер экземпляры весьма бедной флоры. Гускин не отказался от возможности сказать несколько теплых слов касательно уроков природы, я вернулся в свое кресло по правую руку от него, и мы тронулись.

— Нам лучше держаться поближе к горам, — заметил Гускин, когда летун, постоянно раскачиваясь на неровностях пересохшего берега реки, преодолел эти полтора километра, отделяющие нас от долины.

Я кивнул. Участок перед нами был ровным как стол. Даже «Технарь» не мог бы ожидать от существ, населяющих сушу, что они не обнаружат наше присутствие до тех пор, пока нам этого самим не захочется. Не было смысла маячить у них перед глазами. На этой равнине, лишенной даже местной, монументоподобной разновидности деревьев, мы были у них как на ладони.

Горы расступались на значительное расстояние. Если мы хотим втихомолку добраться до противоположного края, нам придется изрядно потрудиться.

Потрудимся. Все равно, больше нам делать нечего.

— Перед вами дорога, — раздался голос Сена, прежде чем мы успели проехать хотя бы двести метров.

Мы остановились.

— Вижу, — проворчал Гускин.

Ближайшее возвышение с левой стороны пересекал белый серпантин. Узенькая ленточка огибала вершину возвышенности, правильными скоками уходила вниз и скрывалась за небольшой, вертикальной скалой, замыкающей сторону. Дальше она появлялась снова, но уже значительно ниже. Не подлежало сомнению, что она спускается в долину, причем прямо перед нами.

— Едем? — спросил Гускин.

А что нам еще было делать? Если мы разыскиваем центры цивилизации повелителей суши, то ничего не приведет нас к ним быстрее и гарантированнее, чем их собственная магистраль. Об этом я ему и сказал.

— Знаю, — отрезал Гус.

Знаешь, так чего спрашиваешь. «Хорошо спросить, это важнее, чем толково ответить», пришла мне на ум одна из доморощенных сентенций «Технаря». Не напрасно Гус относился к числу его любимцев.

Мы поднялись на сколько-то метров выше и, карабкаясь по склону, ехали еще какое-то время, пока прямо перед нами не забелела идущая совсем рядом и в том же направлении полоса дороги.

Летун остановился.

— Вышли автоматы, — попросил Гус.

Пока автомат делал свое дело, я внимательно разглядывал поверхность. Мы приняли на веру, что имеем дело с дорогой, но на этот раз это не была беспочвенная вера. Ни о чем другом не могло быть и речи.

Матовая поверхность белой полосы была чистой, словно по ней только что прошлись мощные уборщики. Насколько доставал глаз — ни следа трещин, выбоин или каких-либо других повреждений. Ни малейшей неровности.

Дорога казалась просто наброшенной на грунт, без каких-либо следов фундамента или каких-нибудь подготовительных работ. В определенном месте трава переходила в бетон. Это только сказано — бетон. Не было канав, стоков, насыпи, которые видны вдоль старых земных шоссе, оставшихся от эпохи колесных коммуникаций. И все же, на фоне темных склонов, увенчанных мощными пиками, и открывающейся ниже обширной равнины, дорога эта выглядела привычно и дружелюбно. У нее был свой стиль.

— Автомат сигнализирует подрагивания, — неожиданно сообщил Гускин оживившимся голосом.

Я посмотрел вперед. Знакомый черный силуэт держался в центре покрытия. Он выполнял неловкие движения, словно человек, навьюченный тяжелым рюкзаком, которому неожиданно захотелось подпрыгнуть.

— Пусть замерит частоту, — тут же сказал я.

Обитатели суши разбирались в волновой технике. И не только в ней. Достаточно прикинуть конструкцию их световода. И то, как они его замаскировали.

— Ничего особенного, — пробормотал Гус, прочитав показания датчика. — Длина волны не превышает пятисот нанометров. Частота… — он пожал плечами. — Школьная, сказал бы я, — добавил он, словно даже обидевшись.

— Что это он еще там вытворяет? — спросил я, кивнув на автомат.

Гус снова нагнулся к индикаторам компьютера.

— Понятия не имею, — проворчал он наконец. — Он выполнил программу и уже добрую минуту не передает никаких данных…

— Скажи ему, чтобы перестал развлекаться и возвращался…

— Угу…

В голосе Гуса слышалось колебание. Словно ему очень бы хотелось подождать и посмотреть, что еще «выдумает» высланный нами автомат.

Однако, сигнал ему послал сразу же. Автомат развернулся и двинулся в направлении люка. Три минуты спустя мы въехали на ровную, плотную полосу дороги.

— Чистюли, — заметил я.

— Что?

— Тутошние хозяева. Дорога настолько чистая, словно за этим непрерывно присматривают. Я бы не удивился, если бы эта вибрация одному этому и служила. Зимой она же может ликвидировать заносы. Подогревать.

— Если тут есть зимы, — заметил Гус.

— Вот именно. Простенько и удобно. Один генератор, система небольших усилителей — и никаких хлопот.

Он призадумался. Потом заметил:

— С тем же успехом они могли там расположить информационные линии. Под поверхностью дорог. Нам не встречались ни кабеля, ни передатчики. Радио молчит.

— Могли, — согласился я.

Заработался. «Технарь» был бы мной доволен. Так ему и скажу, как только увидимся.

Прежде, чем я возьмусь за дело, надо разобраться еще с парой вопросов. Например, с указателем температуры.

Я перехватил взгляд Гуса. Он уже несколько раз косился в сторону датчиков. На лице его рисовалась озабоченность.

— Тепло, — признался он под конец.

— Теплеет, — поправил я.

Я начинал понимать ту музыку, под которую наш автомат совсем недавно выплясывал на поверхности дороги свой нелепый танец. Нелепый? Он просто хотел удостовериться. Он заметил, что температура поверхности растет. Процесс, очевидно, протекал крайне медленно, или же он слишком недолго там находился, чтобы передать конкретную информацию.

Мы проделали еще несколько десятков метров. Вполне достаточно, чтобы все сомнения исчезли.

— Кажется, мы выбрали верное направление, — фыркнул Гускин.

Я думал о том же. Они подогревают дорогу. Хотят согнать нас с нее. Детские штучки. Панцирь летуна выдерживает до двух тысяч градусов. Потом мы начнем поджариваться. Даже подгорать. Но до того, как это наступит, сама дорога потечет.