Анум Недиль счел свое предназначение полностью выполненным. Лепестки срослись воедино, таинственный шар потемнел и камнем рухнул в недра бронзового сундучка. Упавшая крышка захлопнулась с громким стуком, как дверь за торопливо уходящим гостем. Огненное кольцо погасло, оставив на песке черный круг золы и еле теплящихся углей.
Рывком взвившаяся на ноги Иллирет еле успела подхватить оседающего набок Лайвела.
***
– Уберите от меня это! – от раздавшегося над ухом пронзительного взвизга Коннахар невольно вздрогнул и обернулся. Визжала баронета Монброн, обеими руками, как от надоедливой осы, отмахиваясь от неторопливо кружившей над ее головой голубой искорки. Разок она даже умудрилась попасть ладонью по назойливому огоньку – скорее по случайности, чем намеренно. Непохоже, чтобы магической искре ее жест как-то повредил: с тем же успехом Айлэ могла отмахиваться от солнечного зайчика. – Конни, что это? Зачем?..
Ответить молодой человек не успел, вернее, не сумел: увлекшийся зрелищем творимого ритуала разум внезапно расставил все по своим местам. Серебристый призрак неведомой женщины сразу показался Коннахару смутно знакомым, и только сейчас он сообразил – почему.
Туманная головка и лицо принадлежали Айлэ, дочери Райана Монброна и Меланталь Фриерры.
Синий огонек, воспользовавшись подходящим мгновением, мерцающим светляком пристроился на локонах Айлэ.
– О нет, – должно быть, баронета Монброн тоже вспомнила, как выглядит ее собственное отражение в зеркалах. – Только не это… – она подняла руки ладонями перед собой, точно отталкивая нечто невидимое: – Учтите, я не согласна! Никто – слышите, никто! – не заставит меня на это пойти! Я не желаю! В конце концов, я просто не смогу! Я отрекаюсь – сразу же и немедленно!..
– Будь добра, заткнись, – в возникшей сумятице молодые люди совершенно упустили из виду появление короля Аквилонии – умевшего, впрочем, в случае необходимости двигаться совершенно бесшумно и весьма быстро.
От неожиданности и резкости обращения баронета послушно замолчала.
– Я правильно понимаю, корона переходит к ней? – этот вопрос Конана был уже обращен к Лайвелу. Рабириец, почтительно поддерживаемый Иллирет ль'Хеллуаной, молча наклонил голову – очевидно, сил говорить у него пока не было. – Это окончательно, законно, никем не оспариваемо? Все, что она отныне скажет и сделает, будет считаться решением королевы?
– Пока нет. Лишь с того момента, когда она примет Венец, а Венец примет ее, – Лайвел произнес это настолько тихо, что Иллирет пришлось повторять его слова в полный голос. – Но она избрана, это вне всякого сомнения. Ты прав: отныне эта девочка – Княгиня Лесов, хотя она еще не прошла положенных испытаний.
– Это не коронация! Это балаган с дешевыми фокусами, скверное трюкачество! – воскликнул Эрманд ди Норонья, багровея лицом. Железная выдержка в этот момент изменила графу, тщательно скрываемое беспокойство прорвалось наружу возмущенным воплем – глава тайной службы разве что ногами не топал: – Девчонка же явно подставная, она из вашей свиты! Напустили зеленых огней, подвесили девице какого-то светляка и хотите убедить нас, что она и есть новая королева Рабиров?! Чистой воды надувательство! Вы все давно решили и сговорились, чтобы…
Привлеченные криками, к дотлевающему в закатном свете костру стягивались люди и рабирийцы. Подошли зингарский тысячник и советник Астарак, за их спинами виднелись фигуры гвардейцев эскорта, с другой стороны выстроились лесные стрелки Йестига. Те и другие были вооружены. Напряжение росло, Норонья продолжал разоряться:
– Неужели вы полагали, что я поверю во всю эту чушь с короной, которая сама выбирает себе короля?!
– Довольно! – прогремел Конан, нависая над конфидентом. – Не ищи себе и своим людям бесполезной смерти, зингарец! Здесь никто никого не обманывает, я клянусь в том всеми богами, короной и честью! А если тебе недостаточно королевского слова, то я не знаю, какие еще доказательства тебя устроят – огненные письмена в небе? Спарра, прикажи своим воинам убрать оружие, и ты, Йестиг, тоже! На этой земле и без того пролито достаточно крови!
– Король Конан все правильно объяснил. Кто не понял, сожгу лично, – мрачно добавил Хасти, появляясь рядом с кострищем – на пальцах его правой руки, вытянутой так, чтобы видно было каждому, плясал трескучий синий огонь. – Мечи в ножны, живо!
Рабирийские стрелки и гвардейцы Спарры нехотя закинули за спину луки и отняли пальцы от рукоятей мечей.
– Так каких тебе еще доказательств, Норонья? – спокойнее, но все еще раздраженно повторил киммериец. – Ритуал, насколько я вижу, проведен, новый претендент на княжение определился, свидетелей тому полно. Желаешь, чтобы ее принародно увенчали короной? Тогда тебе придется подождать здесь, в Забытых Лесах, седмицу-другую. Это, сам понимаешь, не тот вопрос, который решается на ходу. Что еще?
Норонья с силой провел ладонью по лицу, потряс головой, будто отгоняя злое наваждение.
– Что ж… Я даже не спрашиваю, каково будет решение… нового правителя… – последние слова зингарца сочились ядовитейшим сарказмом, но то уже явно была просто попытка «сохранить лицо» напоследок. Попытка, надо сказать, неудачная – не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы заметить, насколько подавлен и расстроен зингарский конфидент. Взяв себя в руки после вспышки неуправляемого гнева, Норонья вновь обрел некое подобие спокойного достоинства, но показное спокойствие стоило ему великих усилий. – Тогда… по крайней мере… хотелось бы знать имя, э-э, новой княгини Забытых Лесов. Ведь у нее же есть имя, не правда ли?
– Ну разумеется, у нее есть имя, – радушно ответствовал правитель Трона Льва, приобнимая за плечи потрясенную до немоты девушку. – Баронета, граф, позвольте представить вас друг другу: его светлость граф Эрманд ди Норонья, верный цепной пес и недреманное око тайной службы Чабелы Зингарской – Айлэ диа Монброн, баронета Танасульская. Ба, что это с вами, граф? Вы так побледнели…
– Айлэ Монброн, – оцепенело повторил ди Норонья. – С которой ваш наследник…
– Помолвлен, – подхватил-перебил киммериец самым злорадным тоном, одновременно стискивая пальцы на плече девицы Монброн, дабы та не вздумала сболтнуть лишнего – от радости, к примеру, или от изумления – а Коннахару посылая убийственный взгляд. – Именно так, любезный граф. Она его невеста. Вы удивлены? Напрасно. Дети молоды, хороши собой, у них много общего…
– Что-то Кордава пока что не получала извещения о предстоящем браке, – слабо вякнул Астарак. Могучий Коррандо Спарра в полнейшем недоумении только хлопал глазами – бравый тысячник был несомненным героем во всем, что касалось воинской тактики и стратегии, но сущий младенец в тонкой науке плетения интриг.
– Только что получила, – отрезал Аквилонец, совершенно невежливо поворачиваясь к въедливому дипломату спиной. – Месьор Спарра, я полагаю необходимым в честь удачного завершения наших переговоров разогнать ваш вооруженный эскорт и выкатить из погребов бочку доброго вина. Йестиг, твоих стрелков это тоже касается. Возражения не принимаются, предмет переговоров считаю закрытым.
– Ваше величество, – тихо сказал Эрманд ди Норонья, бледный как смерть. – Позвольте на пару слов. Свидетели нежелательны.
…Когда аквилонский король и зингарский конфидент удалились на некоторое расстояние от посторонних глаз и ушей, Норонья сказал вполголоса, не глядя на киммерийца:
– С вашего высочайшего позволения, я позволю себе немного пренебречь этикетом…
– Валяй, – легко согласился варвар. Со стороны они, должно быть, представляли занятную парочку: огромный киммериец на полторы головы возвышался над аккуратным шпионом.
Норонья натянуто улыбнулся.
– Ловко вы все это обтяпали, месьоры, – признал он. – Не подкопаться. Обвели, так сказать, вокруг пальца и Чабелу, и старого Норонью, а?
– Да перестань, – поморщился Конан. – Твоя песенка становится нудной: обвели, обтяпали, обставили… медный грошик отняли у дитяти… Можешь ты хоть на мгновение предположить, что кто-то в кои веки сыграл с тобой честно? Проклятье, да я сам не могу опомниться от удивления, что этот их колдовской шарик избрал не кого-нибудь, а эту вздорную девицу. Но уж раз оно так вышло, видать, боги за нас… Ты хотел поговорить со мной наедине. Так говори.
