Что же до Дайена, то альбийский маг казался уставшим, перенесшим Какие-то тяжкие испытания и в то же время успокоившимся — словно человек, ненароком заглянувший в мрачную бездну, где обитают самые жуткие его страхи, и нашедший в себе силы победить их. Мысленно Айлэ выругала себя за то, что не расспросила Хасти: что, собственно, творилось в Древесном Чертоге, пока она пряталась в опустевшем Месте Уединения?

Как одноглазый вообще сумел вернуться на свободу — выбрался сам, оправдав опасения Бастиана, или ему помогли?

Воительница Каури Черный Шип осталась прежней, если не считать тщательно скрываемой и все же время от времени вырывавшейся из-под власти хозяйки быстрой улыбки. Черный Шип и в самом деле чем-то походила на дикую кошку — отлично поохотившуюся прошедшей ночью, а потому спокойную, не слишком опасную и даже готовую проявить дружелюбие. Во всяком случае, она была здесь же, и, стоя у узкого окна, перешептывалась о чем-то с Идалиром, притом оба иногда смешливо фыркали, напоминая довольных сытых хищников.

Завидев Айлэ в сопровождении рабирийца, Дайен, покачнувшись, поднялся на ноги, а Каури перестала шептаться со своим приятелем и мгновенно посерьезнела. Медвари осталась сидеть, но протянула руки навстречу вошедшим — будто хотела обнять.

— Рада видеть вас обоих живыми и в добром здравии, — прожурчал ее мелодичный голос. — Особенно тебя, моя милая Айлэ. Испытание, выпавшее на твою долю, было тяжелым, но ты вышла из него с честью, да к тому же обеспечила нашу победу.

— Это вышло случайно… — запротестовала Айлэ. Альбийка пресекла ее возражения мягким жестом.

— Ничто не происходит случайно, ибо судьбы всех живущих под солнцем подобны серебряным нитям в деснице Предвечного, и он не упускает ни одной. Пусть Дайен сядет, он еще не пришел в себя после пережитого нынешней ночью. Садитесь и вы, и начнем наш разговор.

Когда все разместились вкруг стола, в центре коего притягивал взоры Благой Алмаз, Медвари, прежде чем продолжить, прикрыла глаза и коснулась лба переплетенными пальцами. С небольшим опозданием этот жест повторили за ней все остальные. Затем Медвари решительно тряхнула огненными кудрями и заговорила торжественно и медленно:

— Итак, наш обет исполнен. Справедливое отмщение настигло тирана и его придворного палача, а со смертью обоих и магия их рассеялась навсегда. Каждый из нас имеет свою долю в этой победе, и каждый вправе рассчитывать на награду. Когда-то давно я поклялась, что исполню любое желание того, чья рука свершит возмездие. Теперь, когда волею большинства и по праву крови власть в Потаенном Граде перешла ко мне, пришла пора выполнять обещание. Помыслы и мечтания моих соратников ведомы мне — но чего хочет Тот, чье Имя не произносится более, и его отважная спутница? Просите, и воздастся вам!

— Полно, Медвари, — укоризненно протянул одноглазый маг, когда альбийка закончила свою торжественную речь. — Совсем запугаешь ребенка. Мое имя очень даже произносится — Хасти из Рабиров, а про все прочее вспоминать не обязательно. Да и заслуги мои, говоря по правде, меньше воробьиного хвоста. Весь ваш переворот я прослонялся в лабиринте у Бастиана.

— Пусть будет Хасти, если тебе угодно, — покладисто согласилась госпожа Медвари. Однако сидевшая рядом с альбийкой Айлэ заметила, как та украдкой скрестила пальцы в уже знакомом охранительном жесте. — Но скромничаешь ты напрасно. Именно ты вытащил израненного Дайена из подземелий, когда рухнула магия Бастиана…

— Ну, услуга за услугу, парень ведь сражался за меня и едва не погиб, — проворчал рабириец. — Впрочем, если тебе так уж хочется нас отблагодарить, ты знаешь, чего я попрошу.

— …хотя сражался он вовсе не за тебя. Именно ты и никто иной смог воспользоваться Камнем Света, чтобы навсегда запечатать катакомбы под Древесным Чертогом, когда Подгорная Тьма грозила вырваться наружу, — продолжала Медвари, не обращая внимания на возражения Хасти. Но изумленный взгляд Айлэ альбийка заметила и пояснила:

— Возможно, потом твой удивительный друг расскажет тебе подробнее, если, конечно, ему позволит скромность. Как ни прискорбно мне в этом признаваться, Благой Алмаз не повинуется ни мне, ни Дайену — вообще или, может быть, пока, но тем не менее это так. Когда ты порвала сигнальную паутинку, Каури, как ни билась, не смогла проникнуть в Место Уединения, а Дайен был слабее новорожденного. Это удалось твоему спутнику, поэтому он был первым, кто нашел Жезл — и Жезл признал его власть, признал сразу и безусловно. Если бы в помыслах Хасти была хоть малая частица зла, он мог бы стать тираном более страшным, чем Эрианн и его сын вместе взятые. Но вот он, Благой Алмаз. Твой друг отдал его мне, не желая брать силой… но теперь просит обратно.

На мгновение словно набежавшее облачко омрачило прекрасное лицо альбийки.

— А что скажешь ты, Айлэ диа Монброн? — спросила вдруг она. — Нужен ли вам Жезл? Сознаешь ли ты, что в злых руках он может стать оружием несравненной мощи или обречь на проклятие целые народы? Можешь ли поручиться, что ни твой друг и никто иной не употребит мощь колдовского камня во вред, действуя в слепой ярости или по трезвому расчету, ради мести, корысти или любви? Готовы ли вы поклясться в том своей жизнью?

— Готовы, — выпалила Айлэ, чувствуя, как внутри нее что-то бесповоротно оборвалось и как на краткий миг перехватило дыхание.

Альбы застыли в неподвижности мраморных статуй. Лишь Медвари едва заметно покачивала головой в такт каким-то собственным мыслям.

— Что ж, быть по сему! — наконец сказала она, словно утверждая некий королевский указ — да, в сущности, так оно и было. — Возможно, это наилучший выход. На какое-то время Аль-вар неизбежно охватит смута, а я не желаю уподобляться Эрианну и его наследнику, превращая Благой Алмаз в средство для устрашения непокорных. Мы справимся и сами, без него. Однако я опасаюсь, что длительное пребывание такой могущественной вещи в землях смертных приведет к смятению и неурядицам. Поэтому вы оба — ты, Айлэ диа Монброн, и ты… — она замялась.

— Хасти, — с нажимом повторил одноглазый маг. — Из Рабиров.

— И ты, Хасти из Рабиров, — с некоторым усилием выговорила госпожа Медвари, — пообещаете мне, что Алмаз будет использован вами только и ради окончательного уничтожения Проклятия Исенны. Добившись этого, вы принесете его обратно — думаю, он охотно укажет вам дорогу в Альвар. И, поскольку подобное обещание нуждается в веском и значимом подтверждении, вы поклянетесь на Жезле. Попробуйте нарушить клятву, и Камень Света уничтожит вас, сам же рассыплется в прах. Спустя четыре седмицы — не более — Благой Алмаз должен вернуться в Потаенный Град. Таково мое условие.

Выслушав требование альбийки, баронетта вопросительно покосилась на магика. Тот кивнул, соглашаясь.

— Для подобной клятвы приняты какие-то определенные слова? — Айлэ нерешительно нагнулась к столу. Алмаз выглядел удивительно прозрачным, а вбираемый им солнечный свет преломлялся в сотни крохотных радуг, всякий миг появлявшихся и пропадавших. «Но ведь солнечные лучи не попадают на Жезл, — сообразила вдруг баронетта, оценив расположение окон и солнца. — Это он сам? Как красиво!»

— Просто дотронься до него, и он запомнит тебя, — подсказала Медвари. Когда девушка выполнила это нехитрое действо, ей показалось, что кончик ее указательного пальца пронзила тонкая ледяная игла. На прикосновение рабирийца Алмаз ответил краткой серебристой вспышкой, став похожим на маленькую звезду, упавшую с неба. — Теперь вы можете отправляться в путь. Вам дадут провожатых до Велнина и все, необходимое в дороге. Я бы послала с вами Каури или Идалира, но, к сожалению, они нужны здесь, — госпожа Йаули с извиняющимся видом развела руками. — Впрочем, Каури наверняка захочет лично убедиться, что вы благополучно отправились в путь.

Так и случилось — Черный Шип незамедлительно объявилась в просторном нижнем дворе Чертога, деловито рассыпая вокруг себя приказания и распоряжения, и вместе с ней пришел Идалир. Командир Изумрудной Сотни понаблюдал за сборами, делая вид, что проверяет припасы и сбрую, а под конец, собравшись с духом, подошел к мрачному как туча рабирийцу.