Конан с трудом разлепил веки, тяжелые, словно отлитые из свинца. Шея затекла, он с усилием повернул голову и завращал глазами, силясь определить, где он и что с ним.

«Стрела!» — подумал варвар, и все приключившееся в тот проклятый день стало медленно всплывать из глубин памяти.

Киммериец пошевелил руками и пальцами ног и с некоторым удивлением почувствовал, что может ими двигать. Потом поднял глаза. Он лежал на спине в просторной комнате со стенами из толстых бревен.

Низкий потолок из такого же кругляка нависал над ним, точно свод пещеры. Свет проникал через единственное оконце. Под потолком по стенам висели пучки трав и веток, сухие венки из полевых цветов. В комнате стоял тяжеловатый, но приятный дух, придававший этому странноватому жилищу домашний уют.

— Очухался, приятель?

В противоположной стене открылась дощатая дверь, и в потоке яркого солнечного света появился высокий, почти не уступающий ростом киммерийцу, широкоплечий человек. Солнце било Конану почти в глаза, и он не мог разглядеть лица, но подсвеченная солнечными лучами седина не оставляла сомнений — это был старик.

Когда он сделал несколько шагов вперед, варвар разглядеть резкие, будто вырубленные из камня, черты его лица, глубокие морщины под глазами и на лбу, прямой крупный нос, четко очерченный рот и серые, глубоко посаженные глаза. Глаза эти смотрели внимательно и слегка насмешливо.

— Как же это тебя угораздило поймать стрелу и не раскроить себе череп, упав с такой высоты? — спросил старик. — Вот, благодари его, а то бы так и подох на опушке.

Варвар скосил глаза и увидел рядом со стариком огромного лохматого пса. Он был величиной с шандаратского мастафа, но казался еще крупнее благодаря густой рыжеватой шерсти. Пес подошел к Конану и дружелюбно лизнул ему руку, потом сел на задние лапы и, высунув язык, внимательно, как и его хозяин, уставился на киммерийца.

— Видишь, — со смешком сказал старик, — понравился ты ему, не иначе. А то бы не стал спасать.

— Как я попал сюда? — с трудом ворочая языком, спросил Конан.

— Боги решили, что по пути на Серые Равнины ты можешь отдохнуть здесь, — широко улыбаясь, сообщил ему старик. — Вот я и ждал, заберут они тебя или оставят пока мне. Похоже, они решили, что еще рановато приходить за тобой. А если без шуток, то я подобрал тебя два дня назад на поляне у обрыва. Шуркан нашел и привел меня к тебе. Сначала я думал, что лучше тебя оставить, но когда увидел знак Кушада, решил: попробую вылечить. Тяжелый ты, — пожаловался он. — В мои-то годы таскать на плечах таких медведей…

— Что еще за знак Кушада? — не сразу понял варвар.

— Мышиный череп. — Старик нахмурился. — Откуда он у тебя?

— Ах, да, — вспомнил киммериец. — Это Тамина дала.

— Хорошая девочка, — сказал старик. — Давно ты знаком с Таминой и ее отцом?

— Давно, — вздохнул Конан и поморщился от боли, в груди жгло, каждый глоток воздуха давался с трудом. — Лет десять уже, наверное.

— Не знаешь, как они сейчас?

— Почему не знаю? — Киммериец сглотнул слюну. — Луну назад мы виделись.

— Потом расскажешь. — Старик протянул ему деревянную плошку: — Вот, выпей, полегчает.

Конан с трудом сделал несколько глотков буроватой и маслянистой, но удивительно свежей на вкус жидкости, и ему сразу же задышалось легче и стихла боль в голове.

— Теперь отдохни. — Старик накрыл его медвежьей шкурой, и варвар опять провалился в глубокий сон.

Через два дня киммериец стараниями старика был поставлен на ноги. Рана затянулась, хотя еще побаливала при резких движениях.

— Эти сучки смазывают наконечники стрел соком ядовитых грибов, — сообщил варвару старик. — Тебе еще повезло — видать, зелье было старое, подсохшее. Или ты очень здоровый, поэтому в тебя надо было всадить две или три такие стрелы…

Они вели неспешный разговор, сидя на крыльце лачуги колдуна. Старик, имя которого было Мерид, очень давно жил в этом краю, среди густых лесов и непроходимых болот.

Люди сюда забредали редко, и он был рад поговорить с киммерийцем, особенно когда узнал, что Конан старый друг его давнего приятеля Кушада.

— Сюда почти никто не попадает по своей воле, видишь, какие места? — Мерид повел рукой, показывая на густой и высокий лес вокруг поляны, на которой стоял его дом — настоящее жилище лесного чародея, срубленное из огромных, в два обхвата, бревен.

— А эти, воительницы? — спросил киммериец.

— Иногда приходилось вытаскивать их из болота или выводить из леса. Хорошие были девки! — Он, хитро улыбнувшись, щелкнул языком, и варвару стало понятно, что, наверное, немало девушек в этой стране обязаны Мериду своим появлением на свет.

— Пора и мне покинуть твой гостеприимный кров, — начал варвар.

— Не торопись, побудь еще денек-другой, пока не наберешься сил. За что демоны забросили тебя в эти края? — полюбопытствовал старик.

Киммериец рассказал обо всем, что произошло с ним за последнее время, стараясь не упустить ни одного события.

— Думаю, надо тебе забыть эту Акилу, — сочувственно выслушав Конана, посоветовал Мерид. — Поверь мне — а я этих женщин знаю хорошо, слава богам, уж сколько лет живу рядом, — ничего путного из этого не выйдет. Они странные, их обычаи непонятны мне, тем более отношение к нам, мужчинам. Мало с кем удавалось мне найти общий язык, а уж я старался, как мог… В молодости, знаешь ли, у меня это получалось неплохо.

— Мне это не в диковинку. — И Конан поведал старику о странной впадине в заморанской пустыне, которая называлась Тангой, и где ему довелось побывать в юности.

— Там нашего брата тоже не жаловали, — подытожил он свой рассказ, — но все-таки не убивали, как эти амазонки.

— Слыхал я об этой Танге, — выслушав его, сказал Мерид. — Кажется, это рядом с проклятым городом Ларша?

— Точно, — подтвердил киммериец. — Нечистое местечко, колдовское. Наверное, магия как-то воздействует на женщин, вот они и сходят с ума. Здесь тоже, наверное, какое-то сильное магическое влияние, потому-то воительницы маленько того… — Он покрутил пальцем у виска.

— Может, и так, — усмехнулся старик. — Возьми-ка, чтобы руки не скучали. — Он бросил Конану зайцев, вытащенных утром из силков. — Освежуй, а я приготовлю ужин.

Мерид был еще крепок, хотя его волосы были белы, как шкура северного медведя. Умением работать челюстями он не уступал киммерийцу, и скоро от четырех довольно крупных длинноухих зайцев остались одни косточки, их с довольным урчанием приканчивал лохматый пес.

— Вот чего у меня нет, так это вина, — с сожалением сказал старик, вытирая рот рукавом рубахи, — кончилось. Кстати, расскажи-ка мне подробнее про эту чародейку, которая превращалась в мужчину. Кого-то она мне напоминает…

Стараясь не упустить ни малейшей подробности, Конан описал Мериду свои встречи с колдуньей.

— Что ж ты мне сразу не сказал, что она ищет чашу Гуйюка? — упрекнул тот киммерийца. — Это совсем плохо и чревато большими несчастьями для многих, — добавил старик, и его лоб избороздили морщины.

— Почему? — полюбопытствовал Конан.

— А вот слушай…

И старик рассказал ему длинную легенду, которую в свое время, слышал от матери, а та — от бабки, в общем, начало этой истории терялось в такой глубине времени, что и умом не охватить. По его словам выходило, что чаша эта в давние времена принадлежала гиперборейцам, но в войнах против номадов она была утеряна, и никто не знает, где она сейчас.

С давних пор они разыскивают ее, и особенно в этом заинтересована ведьма Лоухи из Похьелы. Говорили, что там, где находится эта чаша, кончается вечный холод, и если ее перенести в другое место, то граница вечного холода двинется вслед за ней. Это произойдет не сразу, может быть, пройдут десятилетия, но вечный холод может оттеснить соседние племена к югу, и их земли достанутся гиперборейцам.