Нордлинги в Тусцелане обжились моментально и сразу стали естественной, хоть и шумной, частью гарнизона. Конан свел знакомство с конугом, его десятниками и, конечно с годи-жрецом. Последний оказался вовсе не почтенным стариканом с седой бородой и грозным взглядом, а русоволосым парнем от силы двадцати трех лет от роду; имя же жрецу было Сигвальд, сын Орма из Троллефьорда. Соотечественники-асиры годи уважали и даже слегка побаивались, несмотря на совсем молодой возраст - он общается с богами, ему подвластен мир невидимый, Сигвальд может заглядывать в обитель духов, незримую для простых смертных. Недаром боги отметили его при рождении - на шее годи, справа, у самого подбородка было родимое пятно в форме молнемечущего молота Доннара.
Практичный Конан мигом выяснил, что жрец есть человек общительный и скучающий - нельзя же всю жизнь только с духами разговаривать? - что Сигвальд отнюдь не дурак выпить в хорошей компании кружечку-другую черного эля и что он владеет мечом ничуть не хуже (а возможно и лучше) прочих асиров. Годи обязан подавать пример всем остальным — так велят боги.
Следует добавить, что никакого благоговейного трепета по отношению к ремеслу Сигвальда варвар не испытывал. Божества Асгарда, бесспорно, являются могучими духами, но поскольку киммерийцам покровительствует Кром (а лично Конану еще и Иштар, каковую богиню варвар уважал ничуть не меньше), Конан рассудил, что он не имеет к богам Сигвальда ровным счетом никакого отношения. Единственное, что объединяло киммерийского Крома и асгардского Вотана - общая руническая магия.
Нордлинги под бдительным присмотром годи незамедлительно вкопали в землю перед своими домами всех трех идолищ - пускай охраняют от напастей - а Сигвальд моментально вымазал лупоглазые морды деревянных истуканов медом и кровью жертвенного барашка: боги они, как и люди, тоже кушать хотят. С тем жрец посчитал свой долг выполненным и отправился гулять по форту, дабы познакомиться с его обитателями. То, что в единственной на весь Тусцелан таверне (даже не носившей названия) Сигвальд сразу наткнулся на Конана, было, как часто выражаются скальды, велением судьбы.
По мнению киммерийца, годи сразу показал себя с лучшей стороны - Сигвальд отлично понимал, что его сородичи и он сам застряли в этих лесах надолго, а потому следует обстоятельно поговорить с опытными людьми и вызнать все подробности здешнего житья-бытья, узнать о возможных опасностях, приметах и поверьях. Конан всегда гордился своей отличной памятью и наблюдательностью, а потому когда молодой жрец подсевший за стол к варвару начал засыпать Следопыта вопросами, варвар вывалил на Сигвальда столько новых для асира сведений, что тот лишь головой качал, да слушал, рот раззявив.
Занимательная беседа продолжалась полный вечер и половину ночи, а когда над угрюмым лесом начал подниматься сероватый рассвет, двое варваров расстались едва ли не лучшими друзьями. Сигвальд, отягощенный новыми познаниями отправился на покой, а киммериец решил проверить караулы на башнях.
— Чего встал в такую рань? — хмуро осведомился Хуннар, завидев поднявшегося на стену Конана. В едва нарождавшихся рассветных сумерках лицо сотника казалось синим, будто у мертвеца. Со стороны реки наползал густой вязкий туман, редкие факелы на угловых башнях были окружены мерцающим желто-оранжевым ореолом. — Тоже не спится?
— Всю ночь с асирским годи говорил, — подавляя зевок, проворчал киммериец. – Шустрый парнишка, соображающий. Далеко пойдет, попомни мои слова: по законам нордлингов жрец может стать и военным вождем. Асиры верят, что так даже лучше для дружины — мол, если конуг или хевдинг ближе к богам, то и удача будет сопутствовать вдвойне. Вытряс из меня все, что я знаю о пиктах, их оружии, повадках, лесных божествах серокожих.
— Лесных божествах, говоришь? — эхом отозвался Хуннар и странным голосом сказал:
— Ночь сегодня была необычная... Я не стал поднимать тревогу, но в лесу явно что-то происходит. Что-то недоброе.
— А поточнее можно? — насторожился Конан, машинально коснувшись рукояти клинка - слишком уж мрачным тоном говорил сотник. — Тебя ночная стража разбудила? Что видели?
— Пиктов...
— Нашел чем удивить...
— Ты дослушай. Едва зашла луна твой приятель Эмерт, стоявший в карауле на Полуденной башне разглядел, как дикари переправлялись с нашего берега обратно в Пущу. Сам знаешь, Эмерт видит в темноте лучше любой кошки.
Варвар молча кивнул. Была у боссонского лучника такая полезная особенность.
— Так вот, пиктов было очень много - несколько сотен. Переправлялись совсем рядом с фортом, вон там, шагах в пятистах от нас, — Хуннар вытянул руку, показывая на изгиб реки, еще не скрытый туманом. — Никаких челнов, плотов. Только вплавь. Это очень походило на... На бегство.
— И от кого им бежать? - не без иронии осведомился Конан, вздернув бровь. — От наших асиров? Или герцог Троцеро двинул к реке войско числом в сто тысяч мечей? Не верю!
— Несколько сотен, — повторил Хуннар. — Целое племя, если не союз двух или трех племен. Понимаешь? Ты абсолютно прав: здесь пиктам бояться некого, любой наш отряд они просто задавят числом. Но это не все, что видели караульные. В стороне Полуденного Восхода ненадолго появилось некое сияние, возможно магическое. А потом... Потом поднялся ветер.
— Дожили, теперь даже ветра боимся, — сокрушенно покачал головой Конан. — И тебе не стыдно?
— Ничуть, — резко ответил сотник. — Чересчур странный ветер. Очень холодный. И какой-то... слишком постоянный. Я тогда еще расслышал в лесу звуки, будто птицы кричали. Но это были не птицы.
— А кто?
— Откуда я знаю? Словно рыдал кто-то. Очень далеко, лигах в четырех-пяти от форта, отсюда едва слышно. Могу только одно сказать: это был не человек. Только пожалуйста, не спрашивай, почему я так решил. Не знаю. Ветер, синеватое зарево над лесом, плач этот жуткий... Мороз по коже, клянусь посохом Эпимитриуса! Я в Тусцелане четыре с половиной года живу, никогда ничего подобного не случалось.
— Та-ак, а вот такое прежде случалось? — Конан, углядев неясное движение в тумане, указал направо и вниз, в сторону кромки леса. — Ты только взгляни! Совсем обнаглели, твари раскрашенные!
Между стенами форта и лесом было совершенно голое пространство шириной шагов в триста — деревья вырублены, а сухая трава и кусты выжжены. По крайней мере, враг не сможет подобраться близко к форту незаметно, скрываясь под лесным покровом. С высоты башни было отлично видно, как вдоль строя вековых деревьев по направлению к реке движется цепочка людей. Пикты шли бесшумно и казались темными призраками, плывущими в туманном мареве, которое укрывал их почти до пояса.
— Десятков пять или шесть... — опытный сотник сразу оценил численность возможного врага. — Надо же, не боятся показываться возле самой крепости, хотя знают, что могут получить стрелу! Надо бы людей разбудить, мало ли...
— Кажется, мы дикарей не интересуем, — тихо ответил Конан. — Они идут к реке, возле форта течение не такое быстрое, можно переправиться. Смотри, смотри - еще отряд! По-моему они побаиваются заходить в лес и нарочно движутся по открытому пространству. Ничего не понимаю!
Тем временем первые десятки серокожих спустились к берегу и поплыли на другой берег. Конан поежился - он отлично представлял, насколько холодна сейчас речная вода.
— Никаких объяснений, — развел руками киммериец, в ответ на вопросительный взгляд Хуннара. — Что-то или кто-то выгоняет пиктов с аквилонского берега обратно в Пущу. Но какова причина – остается только гадать. Хотя я сомневаюсь, что в этом исходе виноват этот самый плачущий ветер. Дикари в своих чащобах и не с такими чудесами сталкиваются, привыкли. Вот что... Возьму-ка я сегодня несколько Следопытов поопытнее и попробую поймать одного-двух дикарей. Не все же они за единственную ночь сбежали в Пущу? Может, получится узнать у пленных, что именно происходит в лесу. Не верится мне, что Зогар Саг так просто отказался от войны и возвращает подчиненные ему племена на Закатный берег. Тут причина поглубже и посерьезнее.