Используя тяжелое экономическое положение советских республик, иностранные банки потребовали срочного перехода к рыночным реформам[44]. Так осенью 1991 г. появилась на свет «экономическая программа» Е. Т. Гайдар а[45]. Основные ее положения Б. Н. Ельцин огласил 28 октября на Пятом съезде народных депутатов Российской Федерации. Программа предполагала приватизацию государственной собственности, либерализацию цен, товарную интервенцию, конвертацию рубля[46].
Провозглашая этот курс, Б. Н. Ельцин заверил сограждан, что «хуже будет всем в течение примерно полу года». Затем последует «снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами, а осенью 1992 г… – стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей»[47].
18 ноября в Москве состоялся второй тур переговоров, посвященных внешнему долгу[48]. 21-го страны «семерки» согласились предоставить Советскому Союзу кратковременную отсрочку по его долговым обязательствам[49]. После этого, 5 декабря, на свет появился уже не «меморандум о взаимопонимании», а «Договор о правопреемстве в отношении государственного долга и активов Союза ССР»[50].
Этим договором была определена сумма общей задолженности СССР – 93 млрд. долл. и доля каждой из 15 республик в погашении советского долга. Доля России составила 61 %, или же около 57 млрд. долл. Семь республик (Азербайджан, Латвия, Литва, Молдова, Туркменистан, Узбекистан и Эстония) подписать договор отказались[51].
А поскольку даже те республики, которые подписали договор, не могли обслуживать внешний долг[52], им была предоставлена вторая отсрочка[53], и поставлено условие – «сотрудничество с Международным валютным фондом» (МВФ) в осуществлении «рыночных реформ»[54].
Р. И. Хасбулатов у тверждает, что «программа реформ в России как целостный документ» не существовала, а в основе тех преобразований, которые были начаты в январе 1992 г. и получили название «шоковой терапии», лежали «жесткие рекомендации и требования Международного валютного фонда»[55].
В своих мемуарах Егор Тимурович скромно умалчал об этом[56].
И не случайно.
Дело не ограничилось «консультациями» при разработке «программы». Имеются сведения, что с 1991 по 1993 г. в «штатные структуры» почти всех российских ведомств вошли «более 1500 иностранных советников»[57]. По свидетельству бывшего народного депутата С. А. Осминина, в некоторых министерствах начала 90-х годов он видел кабинеты иностранных советников, а в московской мэрии слышал иностранную речь чуть ли не каждом этаже[58].
Тогда же, в конце 1991 г., финансовыми советниками российского правительства по вопросам урегулирования внешнего долга стали банки «Лазар Фрер э Си» и «С. Дж. Уорбург Лдт» (в другой транскрипции – Варбург[59]), а также американская юридическая консультационная фирма «Клири, Готлиб, Стин и Гамильтон»[60]
В самом факте использования чужих советов не было бы ничего зазорного, если бы они помогли вывести страну из кризиса.
Так ли это было в данном случае?
Обосновывая необходимость либерализации цен, российское правительство ссылалось на закономерность, по которой стоимость обращающихся в стране товаров равна стоимости имеющихся денег. Если количество денег увеличивается быстрее, чем количество товаров, происходит рост цен.
С конца 80-х годов производство в СССР сокращалось, количество денег увеличивалось. Но государство искусственно сдерживало рост цен. В результате нарастало несоответствие между денежной массой и официальной стоимостью товаров.
В таких условиях российское правительство (с осени 1991 г. его возглавлял Б. Н. Ельцин), заявило о необходимости «либерализации» цен. Как заверял Е. Т. Гайдар, отпущенные в свободное плавание цены должны были вырасти примерно в 3,5 раза[61].
Все это выглядело бы убедительно, если бы не одно обстоятельство.
Я хорошо помню, как в том же 1991 г. в средствах массовой информации появились сведения, что Минфин СССР начал чеканить монеты достоинством в 50 рублей. А поскольку до этого самой крупной монетой был рубль, получается, что правительство готовилось повысить цены не в 3,5, а по меньшей мере в 50 раз.
Это означает, что под влиянием иностранных советников российское правительство собиралось осуществить не переход к свободным ценам, а их искусственное повышение.
Простым росчерком пера планировалось обесценить накопления предприятий и сбережения населения, ликвидировать огромный внутренний долг, резко снизить реальную заработную плату, а также расходы на пенсии, стипендии, пособия и т. д., иными словами, в несколько раз «удешевить» наш труд, увеличить степень эксплуатации.
Подобным образом обстояло дело и с приватизаций. Ее необходимость мотивировалась тем, что частный сектор эффективнее государственного, а рыночная экономика – эффективнее плановой, и что именно поэтому Запад развивался успешнее, чем Советский Союз.
Между тем государственный сектор есть во всех странах. «Об этом, – пишут авторы книги «Кто владеет Россией», – свидетельствует в частности величина ВВП, перераспределяемая и концентрируемая в руках государства. В конце 80-х и начале 90-х годов она стояла на уровне 33,9 процента стоимости ВВП в Японии, 37,0 процента – в США, 45,2 процента – в Великобритании, 47,3 процента – в ФРГ, 53,6 процента – во Франции»[62]. В то самое время, когда у нас был ликвидирован Госплан, во Франции осуществлялся «XI план экономического и социального развития страны»[63].
Следовательно, создавая в средствах массовой информации представление, будто бы на Западе вся собственность находится в частных руках и развитие экономики полностью регулируется рынком, отечественные приватизаторы и их иностранные советники сознательно вводили нас в заблуждение и не собирались использовать западный опыт для подъема российской экономики.
Одна из первых программ приватизации была разработана Государственным комитетом по управлению государственным имуществом под руководством Михаила Дмитриевича Малея еще в 1991 г. Она предполагала создание в России частного сектора при сохранении за государством командных высот в экономике[64].
«Еще до начала «реформ», – вспоминает Р. И. Хасбулатов, – я обговорил с Ельциным, что авиационный, железнодорожный, морской, речной, трубопроводный транспорт, связь, нефте – и газодобыча, черная металлургия, оборонно-промышленные предприятия не следует подвергать риску денационализации»[65].
Это не соответствовало стремлениям иностранного капитала и рождавшейся в стране отечественной буржуазии. М. Д. Малей был отправлен в отставку. Новым председателем Госкомимущества России 6 ноября 1991 г. стал ленинградский экономист Анатолий Борисович Чубайс. Приступив к разработке новой программы приватизации[66], он с самого начала использовал иностранных «экспертов»[67].
