– Хорошо, – согласилась она. – В таком случае скажи, действительно ли «Интеллидженс Сервис» так сильна. Рокита утверждает, будто вы целыми годами способны терпеливо добиваться того, чтобы устроить своего человека на какую-нибудь ответственную должность, что вы копаетесь в прошлом разных людей и потом, шантажируя их, принуждаете работать на вас.

– Рокита начитался дурацких книжонок. Но это ему не повредит.

– Ах, – вздохнула она. – Даже не верится, что есть такие страны, как Англия, где война уже действительно закончилась. Там можно отправиться гулять в лес, не боясь, что тебя пристрелят…

– Тут тоже будет спокойно. Через год-два… – пробормотал он, едва борясь с одолевавшей его сонливостью. – Ты уже уходишь? – встрепенулся он.

– Ухожу, – бросила она от самой двери. – Я подумала, что не смогла бы лечь с тобою в постель.

– Почему?

– Потому что не знаю твоего настоящего имени.

– У тебя странные понятия о морали. Довольно забавные.

Он услышал, как хлопнула дверь. И сразу уснул как убитый.

Назавтра в двенадцать часов дня Альберт сошел с поезда на главном вокзале в Варшаве и отправился на свидание с человеком, которого он называл полковником Джонсоном. Четыре часа спустя он, уже в форме майора Войска Польского, мчался по шоссе в сторону города Р., сидя за рулем массивного грузовика ГАЗ с эмблемами Красного Креста.

В Р. он прибыл ровно через сутки. Альберт поставил машину на территории воинских казарм, а потом навестил портниху Франсуазу Лигензу и передал ей записку для Рокиты. Затем, как свидетельствует дело, носящее шифрованное название «Хрустальное зеркало», майор С-25 зашел в кафе-кондитерскую, заказал две чашечки черного кофе и съел несколько пирожных.

По пути на виллу Рачинской, где Альберт собирался в последний раз переночевать, он заглянул к Яруге. Они обменялись всего лишь несколькими фразами. Уже прощаясь, Альберт вдруг спохватился, вспомнив о каком-то важном деле:

– Вы как-то говорили мне, начальник, о таинственном исчезновении одного из ваших агентов. Может быть, речь шла о швейцаре местного отеля?

– Более или менее, – нехотя подтвердил Яруга.

– Я интересовался этим делом. Ваш швейцар сидит у нас в Варшаве. Его арестовал поручик Миколай Л., ну, знаете, тот, который убит. Как только я закончу свои дела, постараюсь добиться его освобождения.

– Он оказал нам неоценимые услуги. А что, были какие-то серьезные основания для того, чтобы арестовать его?

– Нет. Мне кажется, что нет. Пожалуй, это была ошибка, – с сожалением констатировал Альберт.

Потом он возвратился на виллу Рачинской, заперся в своей комнате, окно которой выходило в сад, на белые березки со свежей зеленой листвой. В ожидании сигнала от Рокиты он принялся снова перелистывать заметки учителя Рамуза.

Рамуз записал несколько суждений людей из ближайшего окружения Стефана Батория о состоянии его здоровья, вплоть до последних минут его жизни. Смерть Батория всех поразила. Мнения на этот счет были противоречивыми. Утверждали, что до самой смерти король отличался превосходным здоровьем, или наоборот: будто его терзала какая-то неизлечимая болезнь – гнойник на голени. Смерть короля оставалась загадкой. Не было, однако, оснований связывать ее с визитом Ди и Келли. Историки не очень-то спешили разгадать эту тайну, хотя им гораздо легче бывает распутать то, что некогда для самих очевидцев представлялось неразрешимой загадкой.

«Так, вероятно, случится и с нами, – подумал Альберт. – Только появится ли у кого-нибудь желание заниматься расследованием обстоятельств гибели Крыхняка или Рокиты?»

В архивах Управления госбезопасности в твердых папках объемистых скоросшивателей, среди сотен телефонограмм об убийствах и налетах отрядов Перкуна и Рокиты, хранятся небольшие пожелтевшие листки донесений майора С-25, который разработал план с подброшенным парашютом и предложил, чтобы сам он был направлен в город Р. под видом агента-парашютиста. Кроме написанных на машинке агентурных донесений, на двойном, выдранном из тетрадки листке набросан план с изображением нескольких улочек. На нем крошечными квадратиками нанесены здания уездного УБ и уездного комитета партии, цветные стрелки показывают, как наступал Рокита в ту памятную ночь, когда погиб Крыхняк. В большом конверте находится несколько фотографий. Вот любительский снимок заупокойной мессы, которую отслужили тут же подле рва, из которого извлекли останки девятерых бандитов, расстрелянных по приговору военного трибунала. На первом плане ксендз, а дальше коленопреклоненный Рокита в мундире, с воинской фуражкой в руке. Рядом с ним длинная шеренга солдат его отряда: они застыли сосредоточенные, серьезные, взволнованные торжественностью минуты. А вот фотография Перкуна с поэтичным посвящением: «Люблю тебя, потому что ты, как сама мелодия польской земли, как ее стихия, как её страдания, ее зов, ее боль и надежда». Со снимками соседствует агентурное донесение, подписанное: «Ночной Лелек», где сообщается о месте ночлега Перкуна с его штабом. А потом уже только копия судебного приговора, протоколы допросов. И снова сообщения об убийствах, совершенных Рокитой, сводки об операциях уездного УБ, длинные списки коммунистов и сочувствующих им, павших от рук Перкуна и Рокиты…

На небольшой карте Польши красным карандашом обозначена трасса маршрута грузовой машины с Рокитой и его людьми, машины, которую вел Альберт. Около вьющейся по карте красной линии несколькими крестиками нанесены контрольно-пропускные пункты с надежными сотрудниками УБ. Им поручено беспрепятственно пропускать грузовую машину марки «ГАЗ» с майором Войска Польского за рулем. Приказано ни в коем случае не допускать, чтобы ГАЗ был кем-нибудь остановлен. Однако вслед за ГАЗом следовала специальная машина с людьми на тот случай, если грузовик майора С-25 будет кем-нибудь задержан в пути.

Альберт прикрыл окно и еще раз взглянул на часы: около двух часов пополуночи. Он был уже в мундире и готовился уходить, но все еще медлил. Альберт чувствовал, что его одолевают сон и усталость, а ведь ему вскоре предстояло начать поединок со смертью, в котором все решают минуты, секунды, сосредоточенность и быстрота.

Записку от Рокиты он получил в десять часов вечера. Рокита и его штаб принимали план полковника Джонсона. В шесть утра группа в составе тридцати лучших людей Рокиты вместе с ним будет ждать Альберта в лесничестве Грабы.

«Именно там был убит Куртман», – вспомнил Альберт. Абсолютная тишина, царившая на вилле Рачинской, действовала ему на нервы, раздражали и собственная неуверенность, беспокойство.

Он закурил и подошел к окну. В этот момент ему послышался отдаленный звук шагов. Потом в дверь постучали.

– Войдите! – Он стремительно повернулся от окна, забыв на мгновение об угрожающей ему опасности: пояс с пистолетом валялся на постели в другом конце комнаты.

Вошла Анастазия. Она была в светлом весеннем плаще, голова повязана белым платком.

– Рокита принял план Джонсона? – спросила она, едва кивнув головой.

– Да. Я не понимаю, однако… – начал Альберт, но она прервала его:

– Когда вы перебросите штаб Рокиты?

«Она пришла меня убить. Никогда мне не доверяла. А теперь она знает, кто я», – подумал Альберт, не сводя глаз с ее рук, глубоко засунутых в карманы плаща. Он вспомнил об оружии, оставшемся на кровати, перевел взгляд на ее лицо, более бледное, чем обычно, и похожее на гипсовый слепок. «Итак, это случится здесь? Здесь должно произойти все это? – с удивлением подумал он. – Я буду еще одним из тех, кому не повезло».

Он сказал:

– Я думал, что Рокита в первую очередь уведомит вас о своем решении.

– Вы переоцениваете мою роль. А кроме того, я категорически отказалась ехать к Желязному. В монастыре я в безопасности, думаю, что здесь буду более полезной, чем в лесу.

– В таком случае зачем вы явились сюда? У меня вам угрожает самая большая опасность. Каждую минуту может явиться кто-нибудь из Управления безопасности и вызвать меня к Яруге.