Коллинз наконец понял.
— Вот это да… — только и сказал он. — Вы точно знаете?
— Абсолютно точно. Более того, он интересовался вами и раньше. Как-то месяц назад я слышал, что он говорил по телефону о Бакстере, церкви Святой Троицы и о вас.
— Об этом я знаю, — перебил его Коллинз. — И вы абсолютно уверены, что Тайнэн проверяет меня снова?
— Никаких сомнений. Я сидел у него вчера, когда раздался звонок. Тайнэн ни разу не назвал вас по имени, но ясно было, что говорит о вас, о проводимом против вас следствии. Наконец Тайнэн сказал: «Хорошо, продолжай, и за остальными следи тоже». Что все это значит? Почему он приказал следить за вами?
— Причина, пожалуй, у него есть, — ответил Коллинз медленно.
— Вот я и подумал, что должен немедленно предупредить вас, — повторил Янг. — Чтобы вы были настороже.
— Спасибо, — искренне ответил Коллинз. — Большое спасибо, Измаил.
Янг обратился к Карен:
— По правде сказать, не думаю, что на всем белом свете Тайнэна любит кто-нибудь, кроме двух существ — матери и Эдкока. Остальные его либо боятся, либо искренне ненавидят.
— Это вы пошутили насчет матери, или она у него действительно есть? — поинтересовался Коллинз.
— Что, не верится, да? Трудно поверить, что у Вернона Тайнэна может быть мать? Может. Живет в двух шагах отсюда. Роз Тайнэн, восьмидесяти четырех лет. Никто об этом не знает, кроме Эдкока и меня. Тайнэн навещает ее каждую субботу. Да, у этого чудовища есть мать!
— Вы ее видели? — поинтересовался Коллинз.
— Что вы! Verboten![12]
— Интересно, — сказал Коллинз.
— Не могу себе представить, чтобы у Тайнэна была мать, — вставила Карен. — Это же придает его облику что-то человеческое.
— Не будьте наивны, — возразил Янг. — У Калигулы тоже была мать. И у Джека-Потрошителя тоже.
— А почему вы согласились писать за Тайнэна его автобиографию? — спросила Карен.
— Сейчас объясню. При первой встрече с вашим мужем я говорил ему, что Тайнэн принудил меня взяться за эту работу. Сейчас, если можно, я объясню, как он это сделал. По правде сказать, это и есть вторая причина, — повернулся Янг к Коллинзу, — по которой я хотел встретиться с вами сегодня. Надеюсь, вы извините меня за то, что я беспокою вас своими личными проблемами, но они имеют непосредственное отношение к Тайнэну и к тому, как мне пришлось писать его «Майн кампф».[13]
— Продолжайте, пожалуйста, — сказал Коллинз.
— Тайнэн просто вынудил меня. Видите ли, я некоторое время прожил в Париже, собирая материалы для книги о Парижской коммуне. Среди людей, с которыми я встречался в этой связи два года назад, был английский профессор Гендерсон — его выслали вместе с женой из США за участие в деятельности какой-то прогрессивной организации. Я полюбил его дочь Эмми, и она ответила мне взаимностью. Мы решили пожениться. Но я, хотя и давно расстался со своей первой женой, не был разведен. Поэтому мы решили, что я вернусь в Нью-Йорк, оформлю развод, потом вызову Эмми, и мы поженимся. Развод затянулся… Наконец все уладилось, и я уже собрался вызывать Эмми. В это время Вернон Тайнэн узнал о моем существовании и решил, что доверить свою автобиографию может только мне. Я отказался. Тайнэн отказов не любит. Он приказал собрать обо мне информацию и узнал об Эмми и ее родителях. Тайнэн заявил, что, если я откажусь с ним сотрудничать, Эмми не впустят в страну как нежелательную иностранку. Но если я соглашусь, он закроет дело и ей позволят въехать в США, как только будет закончена рукопись. Что мне оставалось делать?
— Какой кошмар! — воскликнула Карен.
— Так в чем же ваша проблема? — спросил Коллинз.
— В том, что Тайнэн обманул меня. Две недели назад Тайнэн передал мне дополнительные материалы для книги — документы, письма, магнитофонные ленты, в основном из архива покойного министра Бакстера. Я снимал с этих материалов копии, чтобы вернуть оригиналы Тайнэну. И вот вчера, разбирая бумаги Бакстера, я нашел меморандум, посланный ему директором ФБР,Тайнэн, видно, забыл о нем, рекомендующий запретить въезд в страну Эмми Гендерсон как нежелательной иностранке. Этот меморандум был написан после того, как Тайнэн обещал мне впустить ее в Америку: он решил наказать меня за то, что я сначала отказался писать ему книгу. Я хотел уличить его во лжи, но побоялся. Просто не знал, что делать, но потом сообразил, что копия меморандума должна храниться в архиве службы иммиграции и что эта служба подчинена вам, и я хотел просить вас помочь мне.
— Да, иммиграционная служба подчинена мне, и я могу принимать решения о допуске или недопуске иностранцев в страну, — не колеблясь, ответил Коллинз. — И с удовольствием рассмотрю дело вашей Эмми, если она действительно не…
— Гарантирую, что она ни в чем не замешана.
— Тогда я отменю решение Тайнэна и прикажу впустить ее в США.
— Не могу даже объяснить вам, мистер Коллинз, как вы меня осчастливили, как я признателен вам. Вы даже не знаете, чем я вам обязан.
— Зато я знаю, чем обязан вам, — улыбнулся Коллинз. — Но дело не в этом, дело в справедливости.
— Я хочу, чтобы ты сделал это, Крис, — сказала Карен обеспокоенно, — но боюсь, что Тайнэн будет мстить.
— Не бойся, я знаю, как все устроить. — Коллинз посмотрел на Янга. — Продолжайте работать над книгой как ни в чем не бывало. Я все устрою тихо, и Тайнэн ничего не узнает.
— И часто Тайнэн вмешивается в жизнь людей подобным образом? — спросила Карен.
— Он знает все обо мне, о вас, о вашем муже, — ответил Янг. — Я пришел к выводу, что Тайнэн — самый могущественный человек в стране и станет еще могущественнее, как только будет принята тридцать пятая поправка.
— Она не будет принята, — успокоил его Коллинз. — Послезавтра она умрет. Так что не беспокойтесь больше о Тайнэне. Ешьте, пейте и веселитесь. Сегодня мы празднуем победу.
Лежа в постели, Карен вспоминала слова Измаила Янга: «Он знает все обо мне, о вас, о вашем муже».
Ее охватило беспокойство, затем страх.
Повернувшись к мужу, она смотрела ему в затылок, потом облизала пересохшие губы. Ведь еще не поздно рассказать ему все. Может, не стоило бы говорить сейчас, когда он так устал, но сказать все-таки надо.
— Крис, — позвала она. — Крис, милый, я должна тебе кое-что рассказать, чего никогда не говорила раньше. Мне надо было давным-давно рассказать тебе об этом, но все как-то не получалось. Это случилось незадолго до того, как мы встретились с тобой. Только, пожалуйста, выслушай меня, дай мне сказать все, хорошо, милый?
В ответ Коллинз тихо всхрапнул.
Вздохнув, Карен повернулась на другой бок, погасила лампу и уткнулась в подушку. Ее било дрожью от воспоминаний о прошлом и дум о будущем. «Может, — думала она, засыпая, — может, все это лишь детские страхи, мне просто страшно в темноте, а никаких чудовищ там и нет, есть только люди. Такие же, как ты и я. Спокойной ночи, Крис. Пока мы вместе, мы в безопасности, правда?»
Покончив с обедом, поданным ему прямо в кабинет, Гарри Эдкок зашагал к лифту. В это воскресенье, ровно в двенадцать, как, впрочем, и каждый день с тех пор, как шеф дал ему задание первостепенной важности, он направлялся в вычислительный центр ФБР.
Спускаясь в лифте, Эдкок еще раз вспомнил слова Тайнэна: «Проверить министра юстиции Коллинза во сто крат тщательнее, чем было сделано до этого. Также проверить всех, с кем он когда-либо был в контакте».
Не теряя времени, Эдкок сформировал две группы первоклассных специалистов. Большая, тщательно отобранная из десяти тысяч агентов ФБР, работала по всей стране. Сотрудники отбирались не только по уровню квалификации и опыта, но прежде всего по степени личной преданности шефу. Меньшая группа была создана из самых надежных сотрудников центрального аппарата непосредственно в штаб-квартире ФБР. Они занимались так называемой «бумажной работой».
