Идзуми. На небе звезд не видно, не видно и луны. Исчезнем, растворимся с тобою мы в ночи. Казалось мне, кометой промчится жизнь моя. Прочертит след по небу и сгинет без следа. Но участь мне иную готовила судьба: я буду жить с любимым, как тысячи живут. Травинкой средь травинок, листком среди листков. Я счастлива с тобою такой же быть, как все! Зачем только велел ты с собой взять кимоно, в котором выступала пред публикою я? (Показывает на узел.) Для скромной жизни слишком роскошное оно, из дома в нем не выйти, гостей в нем не принять…
Внезапно Неслышимый останавливается, оборачивается к ней.
Идзуми (кладя узел). Ты выбрал это место, чтоб сделать здесь привал? Ты прав, здесь так красиво: обрыв, под ним река… (Походит к краю ханамити, смотрит вниз.) Вот истинный «Карюкай», тот мир цветов и ив, где, верная югэну, таится Красота…
Тем временем Неслышимый достает из узла кимоно, paccтилает его на земле. Потом вынимает из рукава свиток бумаги, подает спутнице.
Идзуми (с тихим смехом). Писал перед уходом ты что-то, помню я. Написанное только не дал мне прочитать. Но я сообразила: любовные стихи? Ты вы-брал это место, чтоб показать мне их?
Берет одной рукой бумагу, другой — фонарь. Читает. Через некоторое время фонарь начинает дрожать.
Сказитель.
О, бедная Идзуми! То вовсе не стихи.
Синоби признается в проклятом ремесле.
Он пишет: на погибель она обречена,
Одно лишь ей спасенье — исчезнуть без следа.
Должна она покинуть столицу навсегда
И жизнь начать сначала, в далекой стороне.
Ее он отпускает, чем губит честь свою.
Без чести жить мужчине на свете ни к чему.
Проступок свой обязан он смертью искупить,
Но перед этим хочет со следа сбить убийц.
Найдут здесь, на обрыве, Идзуми кимоно,
Забрызганное кровью, а тела не найдут.
Подумают, он в воду труп скинул, и река
Покойницу теченьем куда-то унесла.
Труп самого синоби отыщется иль нет,
Неважно — для дзёнина всё ясно будет тут.
Решит он, что исполнил посланец приговор,
Но разыскать дракона, как видно, не сумел
И, следуя обету, прервал он жизнь свою.
Так поступают ниндзя, кто честью дорожит.
В последних самых строчках ужасного письма
Неслышимый ей пишет прощальный свой завет:
«Беги! Живи! Спасайся! А обо мне забудь.
Пусть для тебя останусь я тенью без лица».
Неслышимый надевает маску.
Оцепенев, Идзуми не знает, что сказать. Не может шевельнуться, ей мнится: это сон, Сон дикий, несуразный. Проснуться б поскорей! Без слов свершилось это прощание с немым…
Бьет в барабан.
Неслышимый выхватывает из-за спины змеиный кинжал, пронзает себе горло, нагибается, чтобы кровь пролилась на расстеленное кимоно, разворачивается и падает с обрыва (в темный угол между ханамити и стеной). Раздается всплеск воды. Идзуми пронзительно кричит. Роняет фонарь — всё покружается в темноту.
Слышится пение заупокойной сутры под мерные удары барабана.
В это время актриса должна проскользнуть за занавес, захватив фонарь и кимоно.
Комната Идзуми.
Она неподвижно стоит на пороге комнаты, в которую только что вернулась.
Сказитель.
Пути не разбирая, не видя ничего,
Брела в ночи беззвездной Идзуми наугад.
Но вот она очнулась. И видит: в тот же дом
Назад ее вернули бездумные шаги.
Так кукла из театра, как кончится спектакль,
Безжизненной ложится в привычный свой сундук…
Бьет в барабан.
Идзуми медленно озирает комнату, будто видит ее впервые, и садится перед шкатулкой, в профиль к залу. Смотрит па нее, поднимает крышку с зеркалом.
Сказитель.
Полжизни просидела пред зеркалом она,
Любуясь отраженьем прекрасного лица.
Вот и теперь в поверхность зеркальную она
Глядит, как будто хочет там истину узреть.
«Он был убийца, ниндзя. А кто такая ты?
Кто ты на самом деле? Зачем ты родилась?»
Пытливо вопрошает у зеркала она.
Как если б отраженье могло ей дать ответ…
Картина пятая
Идзуми (экстатически). «Без чести жить мужчине на свете ни к чему», — сказал он и покинул меня в ночи глухой. Спросить я не успела, от ужаса застыв: «А женщине без чести на свете можно жить?» Так кто же я такая? Я гейша, и мой Путь — быть женщины прекрасной нетленным образцом. А чтобы стать нетленной, отличный есть рецепт: историю Идзуми в легенду превратить. Пусть сочинят поэмы, пусть драмы сочинят о гейше и синоби, предавшихся любви. Из них был верен каждый искусству своему. Когда ж любовь внезапно им преградила Путь и невозможно было преграду обойти, они взлетели в небо, высоко над землей, туда, где честь с любовью в гармонии живут…
Достает из шкатулки стилет, смотрит на нею. Продолжает тихо, безо всякой аффектации.
Всё глупости, любимый. Хочу я быть с тобой. А прочее — лишь гейши пустая болтовня. Сквозь черноту и вечность нам суждено лететь с тобой в беззвездном небе кометами двумя…
Вонзает стилет в горло. Свет гаснет, и тут же над залом, как две кометы, загораются два луча.
Занавес.
*
notes
Примечания
1
Это жизнь (нем.).
2
Заканчиваем комедию (ит.).
3
Так-то оно так… (яп.)
4
Убийца (фр.).
5
Безжалостная Дама (фр.)
6
Вы гений… Я хочу жить и умереть для кино! (фр.)
7
Кому выгодно (ит.).
