Джип только застонал.

Габ-Габ полистал бумаги, которые лежали перед ним на, столе.

— Вот еще одно замечательное изобретение, — сказал он, заглянув в свои записи, — печенье-гигрометр.

— Что такое гигрометр? — спросила белая мышка.

— Гигрометр, — объяснил Габ-Габ, снимая очки, — это прибор, который показывает, сух или влажен воздух.

— В Англии он ни к чему, — сказала Полинезия. — Тут всегда сыро. Жуткий климат! А в милой старой Африке сейчас… Впрочем, это я так. Продолжайте, профессор.

— Так вот, жил однажды человек, который все время болел: то ангиной, то простудой… И доктор велел ему ни в коем случае не выходить на улицу в дождь и туман. Вы знаете, каким мягким и клёклым становится имбирное печенье в сырую погоду — не ломается с хрустом, а гнется. И этот человек стал держать такое печенье на подоконнике и каждое утро пробовал. Если оно гнулось, он оставался дома, если ломалось, отправлялся на прогулку.

— А что он делал с тем печеньем, которое ломалось? — спросила белая мышка.

— Съедал, — ответил Габ-Габ. — У него было очень много имбирного печенья. Он был кондитер. А теперь позвольте мне рассказать вам про суп из топора. Однажды в России много лет назад, когда Наполеон донимал весь мир своими войнами, один очень голодный солдат заглянул в крестьянскую избу, надеясь, что там его накормят. А у хозяйки, которая была дома одна, уже просило поесть так много солдат, что она сразу сказала ему: «В доме ничего нет». Крестьянка захлопнула дверь перед его носом, а солдат сел на крылечке на солнышке и стал думать. Он был уверен, что в доме есть продукты, надо было только сообразить, как заставить хозяйку расстаться с ними. И тут ему в голову пришла занятная мысль. Он снова постучал. Женщина открыла дверь и сказала, что если он сейчас же не уберется, она спустит собак.

«Извини, хозяйка, — успел произнести солдат, — ты любишь готовить?»

«Ну… м-м… да, — ответила она. — Когда есть, из чего готовить».

«Доводилось ли тебе слышать о супе из топора?» — спросил солдат.

«Нет, — удивилась она. — Никогда».

«Это очень вкусно, — сказал солдат. — Хочешь, я научу тебя его варить?»

«Да, пожалуй, — согласилась она. — Я люблю новенькое».

Понимаете, ей во что бы то ни стало захотелось узнать, что же это за суп получится из простого топора. И вот солдат снял свой мешок, взял во дворе топор, принес его в кухню и хорошенько вымыл. Потом попросил чугунок и, положив в него топор и наполнив до половины водой, поставил в печь. Время от времени он помешивал в чугунке ложкой, а когда вода начала закипать, попробовал и причмокнул.

«О, — сказал он, — пальчики оближешь!»

«Дай мне попробовать», — попросила женщина, думая, что он колдует у нее на глазах.

«Сейчас, сейчас, — ответил солдат, — нужно только соли добавить и перца».

И крестьянка принесла ему соли и перца. Солдат посолил, поперчил воду и опять попробовал.

«Так лучше. Но знаешь, в прошлый раз, когда я варил этот суп — как раз перед тем, как мы вошли в Москву, — оказалось, что если добавить немного лука, чуть-чуть для аромата, получается совсем другое дело. Жаль, что, как ты говоришь, у тебя дома пусто».

— Погоди-ка, — заторопилась хозяйка, — может, где-нибудь и завалялась луковичка.

Ей не терпелось попробовать, каким получится этот чудесный суп, и не хотелось, чтобы все испортилось оттого, что нет лука. Она принесла луковицу, солдат нарезал ее и бросил в горшок. Попробовав, он сказал:

«А как бы сюда подошла хорошая морковка… Жаль, что у нас ее нет!» — Хозяйка принесла морковку, и она отправилась в чугунок. И снова отхлебнул солдат.

«Нет, двух мнений быть не может, — произнес он, — у печи я делаюсь художником. Мне надо было бы стать не солдатом, а поваром. Когда кончится эта война, я, верно, сменю профессию. Кто знает? Все-таки лучше кормить людей, чем убивать! — он снова отхлебнул. — Довольно, — сказал он и отбросил ложку. — Получилось даже лучше, чем я думал. Без колебаний скажу, добрая женщина, что этот суп достоин попасть на обед королю. Но знаешь, что сделал бы сейчас самый лучший повар?»

«Нет», — ответила она.

«Он добавил бы самую малость — косточку. Суп и так почти совершенство. Но настоящий мастер положил бы еще косточку или две — любая подойдет: говяжья, телячья, баранья — просто для аромата, как говорится, для навара. Так обидно, что в доме нет ни единой косточки. Но ничего не поделаешь. Ставь тарелки на стол, я буду разливать».

«Тарелки вон там на полке, — ответила хозяйка. — Можешь накрывать к обеду. А я только что вспомнила, у меня в погребе сохранилась старая говяжья косточка. Схожу, принесу».

«Ну тогда пусть покипит еще немного, — решил солдат. — Топор еще недостаточно разварился».

И хозяйка пошла и принесла чудную говяжью косточку, и ее положили в горшок. А через некоторое время солдат разлил суп по тарелкам, осторожно зачерпывая сверху, и они уселись за стол попробовать. Крестьянке так понравился суп, что она принесла из кладовой целую буханку черного хлеба; словом, обед удался на славу. Лишь несколько часов спустя, когда она собралась вымыть чугунок, то увидела, что топор такой же твердый и непроваренный, как раньше. Но в это время солдат был уже далеко на пути в город, где полным полно всякой еды.

— Ну, — сказала Чичи, — эта крестьянка была не особо умная, верно?

— Верно, — согласился Габ-Габ. — Зато солдат — голова.

— Где ты взял эту историю? — спросил Гу-Гу.

— В библиотеке — занимаясь своими исследованиями, — объяснил Габ-Габ. — Но ее рассказывают в России и по сей день, насколько я знаю. И считается, что это истинная правда.

— Очень плохо, — сказала Даб-Даб, — что ты тратишь время на всякую ерунду вместо того, чтобы заняться чем-нибудь полезным.

Белая мышка погладила передними лапками свои длинные шелковистые усики. Ее розовые глазки глядели задумчиво.

— Не знаю, — проговорила она наконец, — должно быть, писать книгу очень интересно. Я бы и сама хотела написать книгу. Но я могла бы писать только рассказы про сыр, а это, наверное, быстро надоело бы всем читателям, кроме мышей. А ты не напишешь обо мне в своей книге, Габ-Габ?

— О тебе? С какой стати?

— Мне только что пришло в голову, — объяснила мышка, — что я сама участвовала в истории кухонных изобретений.

— Что же ты изобрела?

— Я была не совсем изобретателем. Скорее — изобретением, если можно так выразиться. Я была… э-э… принимающим игроком в гороховом крикете.

— Кем-кем? — нахмурился Джип.

— Принимающим игроком в гороховом крикете, — пропищала мышка. — Я ведь вам рассказывала, что до того, как поселилась у Доктора Дулитла, я была ручной мышкой. Моим хозяином был восьмилетний мальчик. Всякий раз, когда на обед подавали зеленый горошек, начинались неприятности. Этот мальчик очень любил горошек, но не умел его есть. Он пытался набрать его не ложкой, а ножом. И, конечно, горошинки падали и разбегались по всему полу. Родители очень сердились на мальчика, потому что им приходилось ползать по всему полу, чтобы навести порядок, а они этого терпеть не могли. Тогда мальчик стал брать меня с собой за стол. Я сидела у него в кармане, а когда горошинки рассыпались, должна была ловить их и съедать. И набегалась же я! Потому что вы даже не представляете себе, как ловко горошинки укатываются и прячутся — под пианино, в крысиных норах, за дедушкиными часами, где угодно. Мальчик называл это гороховым крикетом, так что изобретателем надо записать его, хотя бегала я. Если мне удавалось поймать все горошинки до одной, я получала на ужин лишний кусочек сыра. Но мальчик здорово умел ронять горошек. Так что, когда я подбирала и съедала все, у меня уже не оставалось никакого аппетита для сыра. А что стало с моей фигурой! Я была такая круглая, что могла кататься по полу не хуже горошины. Ты вставишь это в свою книгу, Габ-Габ?

— Непременно, — ответил великий писатель. — Я считаю, что это очень важно. Обязательно вставлю.

— Еще бы! — презрительно фыркнула Даб-Даб.