Зная, что лучше не смотреть на Роджера, Фредерика повернулась лицом к кофеваркам и попыталась перехва­тить взгляд официантки, разговаривавшей с механиком на другом конце стойки.

Питер сел рядом с Фредерикой, а Роджер — возле него. Наступило неловкое молчание, потом Тэйн пере­гнулся через Фредерику и Питера и спросил:

—  На Ферме всё в порядке, Саттон?

—  Как только возможно, — ответил Роджер.

—  Миссис Хартвел в больнице?

—  Да. Она провела там всю ночь, — и с необычной силой добавил: — И хорошо. Сама уже на пределе.

— Знаю, — негромко сказал Питер. Спросил: — Кофе? — к ним подошла официантка.

—  Да, большую чашку чёрного. И ничего из еды.

Фредерика под прикрытием общего разговора украд­кой взглянула на Роджера. Одну руку он крепко сжимал, другая, прикрывавшая лицо, дрожала; видны были длин­ные костлявые пальцы. Фредерика видела Роджера только в поблекших синих джинсах и старой рубашке и теперь порядочно удивлялась: на нём был безукоризненный де­ловой костюм консервативного покроя. Вот он убрал руку от лица, и два тёмных глаза внимательно посмотре­ли на неё. Глубоко посаженных глаза окружали пурпурные и белые полосы обожжённой плоти. Рот у него как всегда скошен, словно он смеётся. Фредерика смущённо отвела взгляд. И тут же, устыдившись, торопливо спросила:

—  Но ведь Филиппина приглядит за миссис Саттон? Роджер не ответил. Принесли кофе, и он выпил его большими глотками. Потом встал. Прежде чем кто-ни­будь заговорил, сказал: — Спасибо, Мохан. Увидимся в самолёте, — и быстро отошёл.

В этот момент снаружи послышался шум двигателей, и Питер тоже встал. Громкоговоритель гулко объявил по­садку.

—  Пока, — легко попрощался Питер.— Будьте хоро­шей девочкой, Фредерика, и помните предписания доктора Мохана.

Фредерика улыбнулась, и Питер пошёл к выходу. Но у дверей остановился, погасил сигарету и вернулся назад.

—  Присматривайте за ней, Кэри. Она в этом нужда­ется.

—   Постараюсь, — пообещал Тэйн. — Только, ради Бога, возвращайтесь быстрей. Я себя чувствую, как маль­чишка на горящей палубе, или тот, кто заткнул пальцем дырку в плотине, или...

Но Питер ушёл, прежде чем полицейский закончил говорить.

—  Ну, что ж, — объявил Тэйн, — кажется, всё, — и задумчиво добавил. — Что же он имел в виду, говоря о присмотре за мисс Фредерикой Винг? Сержант Браун спит на работе?

—   О, нет, он замечательный! — Фредерика сумела ответить на вопрос с искренним энтузиазмом. Потом, заметив, что Тэйн продолжает пристально смотреть на неё взглядом полицейского, торопливо продолжала: — Я... я думаю, Питер решил, что мне одиноко... или что-то...

—  Понятно. Что ж, сейчас мне нужно на Ферму и в больницу. Кстати, Конни ужасно пристаёт ко мне с этим случаем. Не сможете ли вы заехать к нам и поужинать с нею?

—  О... нет... на самом деле...

—  О, да, на самом деле. Пожалуйста. Вы очень меня выручите, если окажетесь рядом, когда я объявлю семье, что и сегодня буду отсутствовать вечером.

Фредерика вспомнила, как ей понравилась Констанс Кэри, когда они встретились на ярмарке. И ей не потре­бовалось много времени, чтобы решить, что лучше пойти в гости, чем возвращаться в пустой дом до появления Джима Брауна. Она просила его приготовить ужин, так что сержант, несомненно, о себе позаботится. К тому же если Тэйн отвезёт её сейчас домой, он может обнаружить отсутствие её охранника; а это она должна предотвратить любой ценой...

—  Хорошо, — быстро согласилась она, — если вы не считаете, что я буду помехой...

—  Могу вам обещать это. Конни любит общество, а я пообещал сегодня вечером быть дома, поэтому она ника­ких планов не строила. Видите ли, неожиданный отлёт Питера немного спутал наши расчёты.

Они двигались по шоссе. Совершенно неожиданно Тэйн затормозил и свернул на ненаезженную сельскую дорогу.

—  Мы живём не в самом Южном Саттоне. Увидите. Прекрасная сельская местность, отличный вид, но в подобных случаях я вижу и явные недостатки. Конни там ужасно одиноко. У нас только одна машина, да и та принадлежит полиции, а на велосипеде не очень-то весе­ло разъезжать в такую жару.

Они въехали в небольшой двор, огороженный вместе с цветущим садом аккуратной белой изгородью-частоко­лом. Фредерика с интересом осматривалась. Дом, тоже выкрашенный белой краской, по-видимому был развёр­нут от них, но на заднем дворе ни следа беспорядка. Тэйн без церемоний прошёл вперёд, Фредерика — за ним. Она увидела новую аккуратную кухню.

— Боже, Тэйн, — сказала она, — как здесь всё красиво и сияет. Откуда это всё?

—  Купили в рассрочку, — Тэйн остановился и огля­делся. Потом весело добавил: — И должен признать, что Конни прекрасная хозяйка. Нигде ни пылинки. Но подо­ждите, пока не увидите кое-что... — он открыл дверь в противоположном конце кухни,  и Фредерика ахнула, потому что перед ними открылась пропасть. Гостиная располагалась прямо на утёсе, который отвесно уходил вниз; стена, выходящая в эту сторону, представляла со­бой сплошное окно. Справа и слева росли деревья, но непосредственно перед окном они были срублены, так что открывался вид на предзакатное небо, на сонный городок внизу и за ним — на зелёную долину с широкой рекой, в которой отражалось розовое небо.

Фредерика совершенно забыла о Тэйне, завороженно прошла мимо него и остановилась у окна.

—  Волшебный вид, верно? — послышался негромкий женский голос. Фредерика повернулась. Она не заметила Конни, которая сидела на длинном диване у очага. Она отложила книгу и встала с выражением ожидания на лице. Фредерика снова ощутила дружелюбие этой жен­щины, как и при первой встрече.

—   Невероятная красота, — просто ответила она. — Вы... вам ужасно повезло...

—   Вы ведь поужинаете с нами? — сразу спросила Конни, но Фредерика заметила, что она при этом украд­кой взглянула на Тэйна, словно ожидала одобрения.

—  Не с нами, дорогая. Боюсь, что только с тобой.

— О, Тэйн, опять! — однако Конни тут же добавила: — Но я должна простить тебя: ты ведь привёз мне Фреде­рику.

—   И я рада, что он это сделал, — с искренним удовольствием сказала Фредерика. — С самой ярмарки я хотела снова с вами повидаться, но была привязана к магазину... ну, сами знаете, то одно, то другое...

—  Да, да, одно, другое, — быстро согласилась Конни и чуть натянуто рассмеялась. — Мне следовало самой побывать у вас в магазине, но я становлюсь всё ленивей и ленивей. И вы сами видите: мы живём далеко, а меня вряд ли можно назвать заядлой велосипедисткой, — она повернулась к мужу. — Ты должен сразу уехать или можешь немного задержаться?

—  Боюсь, что сразу, дорогая. Но обещаю вернуться непоздно, и посижу с вами, прежде чем отвезу Фредерику домой.

—  О, Тэйн, — голос Конни едва слышно дрожал. — Придёт ли конец этому несчастному делу? Становится всё хуже и хуже. Как Марджи?

— Я прежде всего заеду к ней. Но мы должны смотреть в лицо правде, дорогая: боюсь, она безнадёжна. Врачи говорят, что она уже два дня как умерла бы, если бы не её молодость, — он помолчал. — Но могу честно сказать, что конец расследования близок. Нам осталось завернуть за последний угол. У нас очень серьёзные подозрения, но пока нет доказательств.

Фредерика хотела заговорить, но Конни останови­ла её.

—   Не расспрашивайте его, — посоветовала она. — Могу вам сказать, что он будет уклончив и сведёт вас с ума от раздражения. Не выходите замуж за полицейского!

После ухода Тэйна Конни занялась ужином. Фредери­ка, от помощи которой отказались, села у окна и смотрела, как на темнеющем небе появляются звёзды. Какой дол­гий день от восхода до заката! Постепенно к ней вернулась утренняя удовлетворённость. Тэйн её друг, и Конни... и Питер. Они её не подозревают. И когда это ужасное дело кончится, у неё останутся друзья и красота и мир этого новоанглийского деревенского лета.

Пока они ели, совсем стемнело и Конни зажгла на­стольную лампу. Она создавала уютный тёплый кружок в темноте; как лагерный костёр в лесу, подумала Фредери­ка. После еды они сидели, негромко и просто разговаривали. Говорили в основном о себе. Фредерика рассказала Конни о своём замысле книги и почему она приехала в Южный Саттон. Конни призналась, что тоже жила в Нью-Йорке, и что она оставила работу в реклам­ном агентстве, чтобы выйти замуж за Тэйна. Они встретились год назад во время летнего курса в Колум­бийском университете. Потом неизбежно разговор снова перешёл на Южный Саттон и на убийство Кэтрин Клей. —   Мне кажется, многие в городке считают меня ведьмой... или даже убийцей, — Фредерика высказала мысль, которая беспокоила её весь день, и почувствовала себя лучше.