Амалия слушала тайного советника, постукивая кончиком вышитой туфли по двухвершковому ковру, устилавшему пол кабинета, и думала, что Петр Петрович Багратионов все-таки несправедлив к военным. И не все они дураки, и, кроме того, следует принять во внимание, что служба у них тяжелая и ответственность они несут не за кипы бумажек, а за реальные человеческие жизни, – не говоря уже об условиях, в которых им приходится порой воевать. Как генерал Гурко в двадцатипятиградусный мороз переходил Балканы и занимал Софию, а? А героическая оборона города Баязет без воды в сорокаградусную жару? А защита Шипкинского перевала, который удерживали – и удержали! – против значительно превосходящего противника?[3] Хорошие военные любой державе нужны не меньше, чем опытные дипломаты и даже камергеры, так что многоуважаемый господин советник зря брюзжит.

– Следует ли понимать слова вашего превосходительства так, – осведомилась Амалия ровным голосом, – что война с Англией может начаться в любую минуту?

Тайный советник поник головой.

– Я бы сказал, что война неизбежна. Англичане испокон веков стремятся к безопасности в пределах своих владений, для чего, кстати, максимально расширяют их, и им совсем не улыбается терпеть возле себя наше присутствие. И до кушкинской эпопеи наши отношения складывались, мягко говоря, неудачно, а теперь – и подавно. Это злосчастное столкновение показало, что ни им, ни нам больше некуда деться: мы подошли вплотную к границам друг друга. Эпоха завоеваний закончилась, Амалия Константиновна. Мы слишком глубоко завязли в Средней Азии, чтобы теперь выбираться оттуда. В свою очередь, англичане ничем не дорожат так, как Индией, и ради нее пойдут на все. Англичане – люди храбрые, но не в этом дело, ибо на любую храбрость всегда сыщется еще большая. Дело же в том, что они еще и невероятно коварны. Начнешь воевать с ними, так они против тебя всю Европу поднимут, а это России вовсе не нужно. В турецкую войну мы едва не взяли Константинополь, но это потому, что другие державы не вмешивались до поры до времени, рассчитывая, что мы сами сломаем себе шею. Сейчас нам даже не дадут вывести флот в Черное море. Нет, нам надо сделать все, чтобы избежать войны, но… без ущерба для нашего престижа. – Багратионов поднял глаза к портрету в золоченой раме, изображавшему немолодого человека с окладистой бородой, высоким лбом и проницательными глазами. – Политика его императорского величества – сохранять повсюду мир, насколько возможно. Сами знаете, как это непросто – ведь Франция с Германией только и ждут повода, чтобы вцепиться друг другу в горло, а Бисмарк с австрийцами интригуют против нас и повышают пошлины на русские товары. Французы – наши верные союзники, но чего от них ждать, если адмирал Жорес, которого они пару лет назад прислали сюда в качестве посла, заявил, что России не повредил бы республиканский строй. Каково, а? После того как предыдущий царь был зверски убит этими поборниками свободы…

– Но неужели великий Горчаков не сумел заключить никаких военных союзов, благоприятных для нас? – прервала его Амалия.

Под «великим Горчаковым» подразумевался знаменитый дипломат, министр иностранных дел при нескольких царях, известный, помимо всего прочего, еще и тем, что был когда-то лицейским товарищем поэта Пушкина. Князь Горчаков ушел в отставку в 1882 году, когда ему было уже ни много ни мало восемьдесят четыре года.

– Разумеется, – неохотно согласился Петр Петрович. – Есть союз трех императоров – российского, немецкого и австрийского – об обоюдном нейтралитете в случае войны с четвертой державой. Таким образом, если мы, на горе себе, сцепимся с Англией или если нас опять потянет проветриться в Константинополь, немцы и австрийцы не будут воевать против нас. Но никто, Амалия Константиновна, не сможет помешать им скрытно помогать нашему противнику, если они сочтут это выгодным для себя. Доказательством служит то, что мы все больше и больше теряем из-за них наше влияние в Болгарии, освобождению которой, заметьте, сами же и способствовали, а сейчас дело идет уже к полному разрыву отношений. Наш союз с французами более выгоден французам, чем нам, и если англичане решатся напасть на нас, нам никто не придет на помощь. Срок союза трех императоров истекает в 1887 году, а потом – полная неизвестность. Так что…

Багратионов сделал значительную паузу, во время которой Амалия начала с преувеличенным вниманием разглядывать ажурное обручальное кольцо на своем безымянном пальце.

– Я виделся недавно с его императорским величеством, – заговорил снова советник, – и он тоже придерживается мнения, что нам надо сделать все от нас зависящее, чтобы не допустить войны сейчас. Поэтому мы и подумали о вас.

В глубине души Амалия забавлялась. Они что, назначат ее главнокомандующим армиями? Или поручат ей устранить английскую королеву Викторию, толстую страхолюдную бабу, которая терпеть не может Россию и русских?

– В Англии, – продолжал тайный советник, – существует группа людей, всеми способами подталкивающая страну к войне с нами. Возглавляют ее двое, и они особенно опасны, ибо имеют деньги, власть и влияние, позволяющие им делать все, что заблагорассудится. Первый – Джордж Лаймхауз, баронет и владелец сталелитейных заводов. Он крупнейший производитель пушек и прочих видов оружия, так что война для него – всего лишь средство пополнить свой кошелек. Его отец сказочно обогатился во время Крымской кампании, и втайне Лаймхауз мечтает превзойти достижения родителя. Второй – лорд Ундервуд, или лорд Печатный Станок, как его еще именуют. Ежедневный тираж его изданий – пять миллионов экземпляров с лишним. Он выпускает такие газеты и журналы, как «Бритиш Уорд», «Ньюс энд Сториз», «Пикчер Ревью» и другие. Владея ими, он может направлять общественное мнение в нужное ему русло. Раньше он видел в войне с нами лишь повод для курьезных карикатур, которыми усеяны страницы его изданий, но с некоторых пор все переменилось, и недавно мы получили достоверные сведения о том, что он и Лаймхауз заключили союз и действуют сообща. В войну тиражи газет взлетают до небес, потому что все жаждут знать последние известия, и, если война разразится, Ундервуд внакладе не останется. Кроме того, Лаймхауз пообещал ему солидную долю акций своих бирмингемских заводов. Новоявленные союзники уже купили или привлекли на свою сторону нескольких политиков, например лорда Сеймура, и заручились поддержкой кое-кого из членов королевской семьи. Так вот, Амалия Константиновна, этой entente cordiale[4] прессы и пушки надо положить конец. Любыми средствами.

– А что же общественное мнение? – спросила Амалия. – Неужели оно так просто позволяет собой манипулировать?

У Багратионова вырвался тихий смешок.

– Помните, Амалия Константиновна: англичанин Карлейль сказал о человеческом роде, что почти все люди – дураки. Так вот я бы не рискнул оспаривать это утверждение, хотя оно и задевает порядком мое самолюбие.

«Гм, надо будет почитать этого Карлейля», – подумала Амалия, но вслух ничего не сказала.

– Ваша задача – не допустить войны между Россией и Англией, – продолжал Багратионов. – Как – я вам уже сказал. С помощью чего вы это сделаете, мне безразлично. И его императорскому величеству тоже.

– Иными словами, – проговорила Амалия, которая любила расставлять все точки над i, – если я сочту целесообразным устранить лорда Ундервуда или баронета Лаймхауза, то есть устранить физически…

– Разумеется. Но чтобы на нас не пало и тени подозрения, Амалия Константиновна! Надеюсь, вы это понимаете.

Легкий холодок пробежал у Амалии по позвоночнику. Никогда еще ей не давали понять яснее, что она может убить человека – даже двух – по своему усмотрению. И это ей не понравилось.

– Когда вы отправитесь в Лондон? – спросил тайный советник, ища глазами свой платок, который куда-то запропастился.

– Завтра же, – сказала Амалия. – Мне нужны подробнейшие досье на обоих джентльменов.