– Хорошо, – кивнул Мякишев, – оставим этот вопрос на потом. Газета трехдневной давности. Нас интересуют все, кто вам звонил по объявлению за последние три дня.

– Очень многие. Я и не ожидал такого отклика. Хотите портвейну? Крепких напитков я в доме не держу, но хороший португальский портвейн очень люблю.

– С удовольствием, – опередив коллегу, сказал Вербицкий. – Портвейн – это из моей молодости.

– Я знаю, о чем вы, но я предлагаю вам почувствовать разницу.

Движок заработал, коляска подкатилась к столику, уставленному хрустальными штофами и стаканами, и хозяин со смаком начал разливать вино.

Вербицкий продолжил:

– Сейчас ваши руки не лежат на кнопке. Мой друг стреляет в домоправителя, охраняющего двери, а я в вас, потом мы перестреляем собак.

Максим рассмеялся:

– Забирайте свои стаканы, господа. Каждого моего посетителя обыскивают на предмет наличия оружия, и только потом допускают в этот кабинет. Вы исключение, мой человек не имеет права на обыск прокурорских работников. Сюда никто не может войти ни с каким оружием.

Он взял свой стакан, подъехал к висевшей на стене огромной картине и сдвинул ее в сторону, она отъехала, словно стояла на колесиках. За картиной находилась массивная дверь сейфа.

– Сделан на заказ. Попробуйте его открыть. Одиннадцать цифр составят нужную числовую комбинацию. Один раз ошибетесь, дверь будет заблокирована.

– И вы никому не показываете свои сокровища?

– Нет. Я покупатель, а не продавец. Деньги лежат в другом месте, и их не так много. Вряд ли они покроют потерю вашей машины, оставленной под надзором охраны. Здесь гостей не выпускают, пока их уход не подтвердит хозяин. Вы уйдете, а я позвоню дежурному на пост и доложу, что мои друзья могут уехать. Только тогда вы получите свою машину.

– Хитро продумано.

– Тот, кто заботился о нашем спокойствии, получил за разработку плана безопасности большие деньги.

– И кто же этот умник?

– Никто его не знает. Мы въезжали в уже выстроенный поселок, обеспеченный всем необходимым. Просто в акте купли-продажи безопасность стояла отдельной строкой. Вот почему я знаю, сколько это удовольствие стоит.

– Вернемся к нашим баранам, – перебил хозяина Мякишев, забирая наполненные стаканы со столика. – Кто же вам звонил последние три дня?

– Человек десять. Трое больше не перезванивали. Шесть человек приезжали и сделка состоялась. Не бог весть что, но для обмена сгодится. Вас может заинтересовать только один человек. Он звонил вчера утром.

– Почему именно он может нас заинтересовать?

– Потому что он не пожелал продать свой раритет, а хотел его обменять на равноценный. В этом случае я должен предъявить ему все, что есть в моей коллекции, а значит, сам открыть сейф.

– И вы это сделаете? – спросил Мякишев.

– Он предложил мне уникальную золотую монету. Ничего дороже ее в моей коллекции нет. Я могу отдать пять за одну, чтобы получить его согласие. На выбор.

– Мексиканская монета? – неожиданно спросил Вербицкий.

Максим от удивления поднял брови:

– Вы чертовски догадливы.

– Мы знаем, откуда она у него. Он уже был у вас?

– Позвонил сегодня утром и отложил встречу на неделю. Сказал, что попал в аварию и серьезно пострадал. У него что-то с лицом и ногой.

– С лицом? – переспросил Вербицкий и глянул на Мякишева. – Что с его лицом?

– Разбил. Швы накладывали. Но дело не в этом. До сейфа дело не дойдет. Я разговаривал не с новичком, а с коллекционером. Клиент привезет мне несколько хороших снимков монеты с увеличением. Раритет он с собой не возьмет. Я ему покажу свой каталог, из которого он выберет то, что сочтет нужным. Если мы ударим по рукам, то обмен состоится на нейтральной территории, а не здесь. Ну, скажем, в клубе. Подвох невозможен.

– До обмена дело не дойдет. Ему нужно попасть к вам в дом, чтобы провести разведку. А потом он решит, сумеет ли взять барьер, или вы недоступны, – сделал вывод Мякишев. – Но у вас были шесть человек. Вы можете их описать?

– Нет. Я смотрю на товар, а не на продавцов.

– И ваш зоркий страж их не запомнил?

– Нет, не запомнил. Я не скупщик краденого, но то, что люди мне приносят, может принадлежать другим. Это не мое дело. По этой причине я не запоминаю лиц и не спрашиваю имен.

Вербицкий сделал несколько глотков вина.

– Отменный портвейн. С тремя семерками не сравнить. Долго вы собирали свою коллекцию?

Максим покачал головой:

– Нет. Большая часть мне досталась от отца. Я сын знаменитого академика. Он тоже начал заниматься собирательством поздновато. Умер его брат, маршал Советского Союза, и все добро, вывезенное из Германии в сорок пятом, попало в руки отца, а потом ко мне.

– Скажите, Максим, – растягивая слова, начал Мякишев, – как нам показалось, поселок немаленький, и что, он весь огорожен стальными прутьями в три метра высоты, как у ворот?

– Я не гуляю по лесу, не видел. Но именно так указано в страховом свидетельстве. Со стороны не подойдешь, а ворота только одни.

– Я спрошу по-другому, – вступил в разговор Вербицкий. – Из шестерых посетителей за последние три дня никто у вас подозрений не вызвал? Чисто по-человечески. Ну не понравился человек, и все тут.

– Мне все не понравились. Я вижу, кто несет мне последнее из наследства бабушки. Такие встречаются редко. В основном я имею дело с волками-одиночками и мне хорошо видны их клыки.

– Вопросов больше нет.

Когда они вышли за калитку, Мякишев понял, о чем заговорит Вербицкий, и опередил его.

– Антона подставляют умышленно. В первом случае при ограблении фургона, во втором случае – сейчас. Ему специально набили морду и позвонили старику. Антон о нем ничего не слышал и монет у него никаких нет и быть не может. Преступники просчитывают все наши ходы и знают, что мы будем делать.

– Одним словом – отвлекают.

– Никому этот коллекционер не нужен. Звонил ему кто-то из Топтуновых. Для нас и газету подбросили. Они попались и терять им уже нечего. Пытаются нас отвлечь.

– Но с какого боку Антон появился? Почему он, а не другой?

– Мстят за неудачный выстрел. Свидетеля живым оставили. А скорее всего, выполняли заказ тестя. Топтуновы с тестем Антона связаны напрямую. Они в его доме жили и, судя по всему, наха-ляву.

Про коллекционера сыщики забыли, не дойдя до ворот. Убили время впустую, вот и все!

Антону было стыдно за себя. Остыл, перебесился и понял: в том, что ему морду расквасили, сам виноват. Действовать надо по-умному и не кидаться голым на ствол обреза. А о каком уме можно говорить, когда в тебе ничего, кроме бешеной страсти, не осталось. Дурак! Но ведь произошедшее и того хуже. Женщину избили, изнасиловали, унизили, пока он валялся на полу. Потом, очнувшись, он начал донимать ее идеей со своими ментами. Женщина, которую затащил в постель, так пострадала, а он и не подумал о сочувствии, о том, каково ей в эти минуты. Это она отвезла несчастного в травмпункт. Кто получил большую травму – он или она? Синяки заживут, а где найти травмпункт для души? Хорош гусь, отличился! Настоящий мужик! Естественно, она больше не хочет разговаривать с ним по телефону, а у него хватает наглости звонить ей.

После появления Антона дома с разбитым лицом Лена сильно изменилась. Вероятно, поняла, что будет значить для нее потеря мужа. А если бы она узнала правду? Антона передернуло.

Выйдя из здания хранилища Гордеев сел за руль новенького «БМВ» и включил двигатель. Тут все и случилось. Сзади ему на шею накинули удавку, затянули и прижали к спинке сиденья. К голове приставили ствол пистолета.

– Сиди, сука, и не трепыхайся. Руки на руль! Живо!

Антон выполнил приказ. Голос был знакомый, его-то он запомнил на всю жизнь.

– Это ты, Длинный?

– Я, милок, кто же еще. Больше ты никому не нужен.

– Чего тебе надо от меня? Хочешь добить? Здесь? Среди бела дня?