От здания гостиницы города Леха до протекавшего внизу Инда тянулись дома с плоскими крышами. На фоне чистого неба темнели величественные горы. Было тихо, и только где-то за рекой, словно колокол в ночи, раздавался звонкий лай собаки.

Шавасс вынул сигарету, сложил ладони и чиркнул спичкой. В этот момент из-за облака вышла луна и залила все вокруг ярким серебряным светом. Небо в обрамлении высоких гор и усыпанное до самого горизонта звездами стало необычайно красивым.

Шавасс вдохнул посвежевший после дождя запах земли и подумал: «Ну почему в этом мире не все так просто, как этот пейзаж? Единственное, что он требует от тебя, – это время. А любоваться им можно бесконечно долго».

Он ощутил щекой легкий ветерок, и сразу на душе стало неспокойно. Шавасс вспомнил, что после тридцатиминутного полета в темноте он окажется по другую сторону границы. Ветерок, пробежав по крышам домов, стих. «Все, пора», – сказал себе Шавасс и, отойдя от перил, вернулся в номер.

В коридоре гостиницы было тихо и только старый вентилятор, натружено гонявший под потолком спертый воздух, издавал скрипучие звуки.

Шавасс прошел мимо сидевшего за стойкой клерка-индуса, который, подперев руками голову, крепко спал, и вошел в бар.

Керенский с засунутой за ворот салфеткой сидел возле окна. Перед ним на столе стояло блюдо с едой. Других посетителей в баре не было. Возле поляка хлопотал официант, который заискивающе поглядывал на клиента, расправлявшегося с огромной порцией жареной курицы.

Шавасс прошел к стойке, взял с нее стакан и, налив в него виски, добавил ледяной воды. Он подошел к столику Керенского, и тот, услышав шаги, поднял голову.

– А, вот и вы, – улыбаясь, произнес пилот. – А я уже собирался вас будить. Что-нибудь перекусите?

Шавасс помотал головой:

– Нет, спасибо. Я не голоден.

– Как себя чувствуете? – поинтересовался Керенский.

– Отлично, – ответил Шавасс и посмотрел в окно. – И ночь для полета выдалась отменная.

– Да, лучше не бывает, – крякнув, согласился Керенский. – При такой луне лететь над ущельем – сплошное удовольствие. А это на всем протяжении нашего перелета самое опасное. Так что не волнуйтесь, долетим без проблем.

– Надеюсь, что так и будет, – сказал Шавасс.

– Можете на меня положиться. За время войны я совершил сотню вылетов, и каждый раз, когда должны были возникнуть осложнения, у меня возникало тревожное предчувствие. Это чутье я унаследовал по материнской линии. В моих жилах течет цыганская кровь. Так что я всегда знаю, что меня ждет. А сегодня, скажу вам, настроение у меня преотличное.

Керенский склонился над столом и налил водки в пустой стакан Шавасса.

– Выпейте, а потом – на взлетную полосу. Йоро с моим местным помощником уже час как там.

Шавасс, слегка нахмурившись, глянул в стакан. Инстинкт самосохранения, особенно развитый у представителей древнейших рас, к которым он, как потомок бриттов, напрямую относил себя, говорил ему об опасности. Нет, будет совсем не так, как утверждает Керенский!

С мрачным предчувствием неотвратимой беды Шавасс поднял стакан и, улыбнувшись, залпом осушил его.

– Ну, я готов, – сказал он. – Дело за вами.

Взлетно-посадочная полоса находилась на ровном участке земли всего в полумиле от Леха. Неподалеку протекала река. Построили полосу во время войны англичане, и большие самолеты с нее никогда не взлетали.

В начале располагался старый бетонный ангар, выкрашенный для камуфляжа в серо-зеленый цвет. Когда пилот и Шавасс вошли в него, с потолка капала дождевая вода.

Посередине ангара стоял самолет. Подвешенные к стропилам два фонаря-молнии освещали его. Джабар, механик Керенского, находился за пультом управления самолетом и внимательно прислушивался к реву мотора. Рядом с ним сидел Йоро.

Завидев Керенского и Шавасса, Джабар, а за ним и тибетец, выпрыгнули из кабины.

– Ну, как работает мотор? – спросил своего механика поляк.

– Отлично, сахиб, – заверил тот.

– А топливо?

– Полный бак и еще запасная канистра.

Керенский одобрительно кивнул и похлопал по обшивке самолета.

– Ну, ангел мой, не подведи, – ласково произнес он по-польски и, обернувшись, кивнул Шавассу: – Я готов.

Тот с улыбкой посмотрел на тибетца.

– А мне осталось только принять надлежащий вид, – отозвался он.

Йоро в ответ кивнул и вытащил из самолета большой узел, в котором находилась коричневого цвета шерстяная рубаха, овечья шуба, меховая шапка и пара тибетских сапог из невыделанной кожи.

Шавасс быстро переоделся и повернулся к Керенскому.

– Ну, как я теперь выгляжу? – спросил он.

Поляк кивнул:

– Отлично. В таком камуфляже вы вполне сойдете за тибетца. Но на расстоянии. Вас может выдать лицо. Поэтому прячьте его от посторонних глаз.

– Хорошо. Совета вашего постараюсь не забыть, – улыбаясь, сказал Шавасс и вместе с Йоро залез в самолет.

Керенский устроился в кресле пилота и, раскрыв карту, повернулся к Йоро.

– Ты уверен, что пограничники нас не засекут? – спросил он.

Тибетец в ответ кивнул.

– В ущелье Пангонг-Цо китайцы появляются только днем, – подтвердил он. – С наступлением сумерек они уходят, потому что боятся местного населения. Патрульный отряд – всего десять солдат и один сержант. Они стараются держаться поближе к Рутогу.

– Жди меня через пару часов, – обратился к Джабару Керенский.

Механик кивнул и вытащил из-под колес самолета тормозные колодки. Керенский выкатил самолет из ангара и развернул его навстречу ветру. Набирая скорость, самолет понесся по бетонному покрытию. Конец взлетной полосы неумолимо приближался, и тогда, подав рычаг управления на себя, Керенский поднял своего «ангела» в воздух.

Набирая высоту, они летели над ущельем. Со всех сторон их окружали величественные горы. Затем, описав плавную дугу, самолет проскочил между двух заснеженных вершин и оказался над вторым ущельем.

Его зловещие черные скалы были настолько близко, что Шавасс, смотревший в иллюминатор, непроизвольно вздрогнул.

Йоро, как ни в чем не бывало, спокойно доставал из ящика патроны и заряжал лежавший на коленях автомат.

Шавасс достал свой «вальтер» и несколько раз щелкнул затвором. Он прекрасно понимал, что, попади они в настоящую переделку, толку от такого оружия будет мало. Убедившись, что с ним все в порядке, Шавасс вложил «вальтер» в висевшую на бедре кожаную кобуру и взял автомат.

В течение получаса они летели над территорией, ландшафт которой напоминал лунный. Со всех сторон в темное небо вздымались заснеженные пики гор, а звезды, сверкавшие над ними, казались осколками бриллиантов. Ведя самолет по этому каменному лабиринту, Керенский демонстрировал чудеса пилотажа.

Несколько раз самолет попадал в воздушные ямы. Однажды, когда они перелетали из одного ущелья в другое, Шавасс мог поклясться, что самолет крылом чиркнул по отвесной скале. Однако, взглянув на спокойное лицо пилота, крепко державшего в руках штурвал, сразу же успокоился.

Когда они преодолели очередной горный хребет, Шавасс неожиданно для себя увидел внизу поблескивающую под луной гладь озера.

– Пангонг-Цо! – перекрывая шум мотора, громко крикнул Йоро.

И тут взору Шавасса предстало уходившее к горизонту ущелье. Керенский плавно подал рычаг управления вперед, и самолет, резко опустив нос, пошел на снижение. Шавасс, ожидая, что они вот-вот врежутся в неожиданно выросшую перед ними скалу, затаил дыхание. Однако этого не произошло: самолет резко взмыл вверх и в пятидесяти футах над скалой благополучно обогнул ее.

Теперь под ними простиралось ровное длинное плато.

Керенский обернулся, и на его лице, освещенном сигнальными лампочками панели управления, заиграла улыбка.

– Ну вот, мы уже и в Тибете, – прокричал он. – Чтобы не пролетать над Рутогом, я сделаю небольшой крюк. Не хотелось бы, чтобы нас заметили с земли.

Самолет резко повернул на восток и выровнял высоту.