Если по отношению к "нейтральным" селам, в которые его иногда до обидного демонстративно не пускали деревенские бабы, то к повстанческим командирам, выражавшим порою недовольство тем, что он забирает в свои руки якобы слишком много власти, Антонов был достаточно суров.

Так, 26 ноября в селе Туголуково произошла ссора Антонова с командиром 1-го Каменского повстанческого полка Ефимом Ивановичем Казанковым, который пытался отстоять свое право на полную самостоятельность в управлении полком и в выборе для него боевых целей и задач. Антонов не признал за командиром полка такого права и обвинил Казанкова в партизанщине и анархизме. В ответ на такое оскорбление правоверный правый эсер Казанков, искренне считавший себя идейным борцом против коммунистов, заявил начальнику Главоперштаба, что не подчиняется больше его приказам и отныне будет бороться с большевиками самостоятельно. Хлопнув дверью, Казанков покинул Туголуково, уведя за собой два эскадрона каменцев. В тот же день Антонов, знавший Казанкова чуть ли не с 1905 года, издал приказ об объявлении его вне закона и о разоружении ушедших с ним эскадронов. На свое счастье, быстро поняв, что "Шурка" /партийная кличка Антонова по дореволюционному эсеровскому подполью/ шутить не намерен, Ефим Казанков уже через несколько дней явился к Антонову с повинной, получил, по старо дружбе, прощение и даже был оставлен в должности командир 1-го Каменского повстанческого полка.

В середине марта 1921 года, когда политика советской власти в отношении крестьянства резко изменилась /замена продразверстки продовольственным налогом, свобода торговли излишками и т.д./, а вместе с ней изменилась и тактика борьбы с антоновщиной, 14-й Архангельский повстанческий полк целиком, во главе с командиром, перешел на сторону советской власти.

Несмотря на массу встречавшихся трудностей, дела с созданием армии у Антонова успешно продвигались вперед, и мятеж разрастался с каждым днем. К 1 декабря 1920 года охваченная восстанием территория увеличилась, по сравнению с 10 сентября, ровно в 15 раз и составила почти 20 тысяч квадратных километров.

В декабре активность повстанцев резко возросла, хотя случались у них и отдельные неудачи: например, в Борисоглебском уезде кавполк неистового Переведенцева дважды /4 декабря под Козловкой и 6 декабря в селе Криуша/ настигал и изрядно трепал отряд самого Антонова, захватив в этих боях свыше 150 пленных и отбив один пулемет.

Однако, заметим, что других таких непобедимых частей, как кавполк Переведенцева, в распоряжении командующего войсками Тамбовской губернии практически не имелось. По боевым качествам с полком Переведенцева нельзя было сравнить даже остальную часть кавгруппы Бриммера . А боеспособность и политическая надежность других советских отрядов /за исключением курсантских/ была еще ниже.

13 декабря антоновцы захватили и за три часа совершенно разграбили железнодорожную станцию Инжавино, гарнизон которой /433 бойца при двух пулеметах/ "не оказал никакого сопротивления, но постыдно бежал, оставив пулеметы, бросив по дороге патроны и винтовки". Эта фраза из приказа К. В. Редзько по войскам губернии завершалась так: "Подобного проявления трусости и низости в рядах войск, сражающихся против бандитов, еще не было." В целях предотвращения таких случаев в будущем, Редзько пошел на крайность, приказав расстрелять 10 пулеметчиков Инжавинского гарнизона и еще 25 красноармейцев из числа "наибольших трусов". А к каждому пулемету командующий приказал прикрепить по одному надежному и обстрелянному коммунисту.(114)

К середине декабря 1920 года на охваченной мятежом территории оставалось уже не более двух десятков небольших островков советской власти. Как правило, это были укрепленные имевшие постоянные гарнизоны железнодорожные станции, сахарные заводы, а также несколько уцелевших до сих пор совхозов. Со второй половины декабря антоновцы все свои усилия направили именно на ликвидацию этих островков.

11 декабря 1920 года вместо Бриммера командующим кавгруппой стал бывший комбриг Кубанской кавалерийской дивизии Варфоломей Иванович Дмитриенко.

17 и 18 декабря мятежники дважды захватывали узловую станцию Иноковка /между Тамбовом и Кирсановом/, где в их руки попал, кроме прочего, вагон с патронами. 17 декабря в селе Алешки Борисоглебского уезда отряд в 500 повстанцев под командованием бывшего прапорщика военного времени Ивана Макаровича Кузнецова обманом, под видом красноармейской кавалерийской части, захватил весь состав местного райревкома; 22 схваченных ревкомовца были выведены на огороды и зарублены. 18 декабря в деревне Чикаревка Борисоглебского уезда повстанцами был застигнут врасплох и полностью уничтожен отряд из двадцати милиционеров. В этот же день мятежники произвели налет на сахарный завод в Большой Грибановке, но были отбиты рабочей дружиной завода и вовремя подоспевшим ей на помощь отрядом 7-х Борисоглебских кавалерийских курсов.

18 декабря отряд мятежников под командованием бывшего конокрада Василия Федоровича Селянского захватил село Анастасьевское /Бондари/ и разграбил находившийся здесь филиал фабрики по изготовлению шинельного сукна и валенок для Красной армии.(116) О случившемся каким-то образом стало известно В. И. Ленину, который немедленно отреагировал гневной запиской в адрес наркома внутренних дел и председателя ВЧК Ф.Э. Дзержинского:

"…Верх безобразия.

Предлагаю прозевавших это чекистов /и губисполкомщиков/Тамбовской губернии 1/ отдать под военный суд, 2/ строгий выговор объявить Корневу, 3/ послать архиэнергичных людей тотчас, 4/дать по телеграфу нагоняй и инструкции". Этой записке Ленина было суждено сыграть исключительно важную роль в деле перестройки всей борьбы с антоновщиной. Ибо только теперь в Москве по-настоящему обратили ^серьезное внимание на мятеж в Тамбовской губернии.

Нам неизвестно, объявил ли Дзержинский строгий выговор командующему внутренними войсками Василию Степановичу Корневу, как того требовал Ленин, но зато известно другое: 26 декабря Корнев с большой группой "архиэнергичных людей" находился уже в Тамбове и здесь, на месте, давал всем и вся "нагоняй и инструкции". А еще днем раньше тут же начала свою работу специальная "Комиссия по выяснению причин затяжного характера ликвидации повстанческого движения в Тамбовской губернии". Эту прибывшую из Москвы комиссию возглавлял заместитель председателя военного трибунала внутренних войск Петр Алексеевич Камерон.

В. С. Корнев, находившийся в Тамбове до 29 декабря, срочно вызвал сюда командующего войсками Орловского военного округа О. А. Скудре и приказал ему временно возглавить руководство операциями по подавлению крестьянских восстаний в Тамбовской и Воронежской* губерниях.

Утром 27 декабря Корнев провел совещание с партийно-советскими и военно-чекистскими руководителями подавления антоновщины. Собравшиеся пришли к выводу, что надо опять просить Москву о военной помощи. Но если раньше в просьбах Тамбова речь шла о не более чем батальоне пехоты и двух эскадронах кавалерии, то теперь запросили сразу 15 тысяч штыков, 3 тысячи сабель, две артиллерийские батареи и даже два аэроплана.

На совещании с кратким докладом о деятельности чекистов по борьбе с мятежом выступил председатель Тамбовской губчека П. П. Громов /сменивший на этом посту в октябре явно не справлявшегося со своими обязанностями Ф. К. Трасковичал Громов сообщил, что с начала мятежа губчека потеряла /по разным причинам/ половину личного состава. Поэтому он попросил Корнева и других участников совещания поддержать его просьбу к ВЧК о присылке в Тамбов тридцати пяти опытных чекистов. А для того, чтобы губчека могла проводить свои собственные военно-чекистские операции, Громов попросил также о предоставлении в его распоряжение до тысячи надежных штыков.

Спустя несколько часов после окончания этого заседания в Тамбове, Антонов лично повел четыре своих полка на штурм железнодорожной станции Инжавино. И, несмотря на то, что после захвата этой станции 13 декабря ее гарнизон был значительно усилен, он опять не оказал достойного сопротивления и частью позорно бежал, а частью сдался в плен. В руки повстанцев попали орудие и несколько пулеметов. В эту же ночь здесь погибла вся /за исключением одного человека/ выездная сессия губчека во главе с Артуром Вольдемаровичем Зегелем.