Вот теперь, вероятнее всего, Ленин в очередной раз вспомнил свои же слова, сказанные ещё в 1903 г:
«Самостоятельность и независимость Бунда не подлежит сомнению, равно как и постепенное их усиление». И постараться самому применить свои же советы: «С Бундом надо быть корректным и лояльным, но в то же время архихолодным, застёгнутым на все пуговицы и на законной почве припирать его неумолимо и ежечасно, идя до конца без боязни», «с Бундом надо готовить войну, если хотеть с ним мира».
Раскол между друзьями и партнёрами наметился с самого начала властвования — ёщё вечером 25 октября, когда начался. Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, который открыл бундовец Ф. Дан, — кадеты Л.Хинчук и М.Гендельман покинули съезд в знак протеста против захвата власти силой. То же самое сделали члены «Бунда» во главе с Р. Абрамовичем и Г. Эрлих.
«Когда-нибудь вы поймёте, в каком преступлении вы участвовали», — давил на совесть ленинцев «чистый» Цедербаум (Мартов). Разразилась ссора, получился скандал.
«Тем, кто отсюда ушел, и кто выступает с предложениеями, мы должны сказать: вы — жалкие единицы, вы банкроты, ваша роль сыграна, и отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории…», — посылал всех малодушных евреев подальше… боевой Лейба Бронштейн (Троцкий) (обе цитаты из исследования — В. А. Поцелуева, далее — П.).
И они ушли.… Но потом сообразили, что этим только облегчили жизнь Ленина, Бронштейна и им подобных, а главное — этим сами себя лишили даже маленького кусочка от захваченного пирога.
На следующий день, 26 октября, посовещавшись и оценив свои силы и возможности, обиженные решили пугнуть Ленина резким заявлением, чтобы был сговорчивее —
«Железнодорожный профсоюз объявляет всех тех, кто будет продолжать решать споры внутри страны силой оружия, врагами демократии и предателями родины».
Такая мощная структура как Викжель был полностью в руках Бунда — только 3 члена правления этой организации из 29 были ленинцами. Кроме того, Бунд насчитывал как националистическая еврейская организация — 400 тысяч членов. С этой силой также нельзя было не считаться.
После чего бундовцы пришли к Ленину с мирным предложением дележа и ультиматумом всероссийской забастовки железнодорожников уже намеченной на 29 октября, и всеми вытекающими отсюда последствиями.
Некоторые сторонники Ленина дрогнули и начали на него давить — «От нас отшатнуться и те группы, которые нас поддерживают. И мы не в состоянии будем удержать власть», — объяснял Рыков.
Как обычно в таких ситуациях, запаниковал Розенфельд (Каменев): «Пока мы справимся с забастовкой (ж. д.) пройдёт несколько недель… мы проиграем», «Бороться можно только с Викжелем, но не против него…». В таких ситуациях его всегда поддерживал его друг — Хирш Апфельбаум (Зиновьев).
Симпатизирующая новой власти Гиппиус о требовании 29 октября Бунда с иронией писала — «уже развёл руками чёрными Викжель пути».
Но Ленин не сдавался, упорно не хотел делиться, и ехидно ответил — «берите власть в ИК. Но мы пойдем к морякам!» (С). Это была ответная угроза физической расправы, — ведь РВК руководил Бронштейн (Троцкий).
«В восстании участия не принимавшие. Хотят вырвать власть у тех, кто их сверг (Врем. пр.). Незачем было поднимать восстания, если мы не получим большинства», — поддерживал Ленина Бронштейн, — он также не хотел делиться захапанной властью, Россией.
Ленин с Троцким понимали, что им противостоят не Корниловы и Львовы, а умные люди, владеющие той же опасной технологией замутнения мозгов. Поэтому 27 октября они декретом СНК закрыли все небольшевистские газеты — «Речь», «День», «Новое время» и другие.
Этими действиями они убрали противника с информационного пространства и установили свою монополию над российскими «массами»; то есть — лишили недавних друзей по борьбе с российской властью возможности воздействовать на российский массы, лишили другие революционные еврейские организации силы — силы российских масс.
«В своё время во имя гуманности они требовали свободы слова, и отмены смертной казни. Но как только они пришли к власти, — была установлена такая цензура, которой не знал даже в самые мрачные времена царизм. Смертная казнь практически применялась повсеместно, а затем её ввели в «легальном плане» — комментировал действия марксистов-большевиков их современник Альфред Розенберг.
28 ноября партия кадетов организовала митинг у Таврического дворца, где располагался Совет, с требованием к Ленину — вернуть демократические свободы. После этого давления «народного» митинга Ленин партию кадетов — «Винаверов» и «Слиозбергов» объявил «врагом народа»
В этот же день (28 октября) откуда-то появился всеми забытый старик Г.В.Плеханов и подлил масла в огонь со своим «Открытым письмом к Петроградским рабочим», в котором предупреждал о неизбежности тяжёлой гражданской войны.
Конфликт между старыми и молодыми террористами за захваченную Россию набирал остроту, если даже немногословный Дзержинский заявил — «…мы не допустим отвода Ленина и Троцкого» (П) из ЦК. Все вокруг притихли, наблюдали за этими разборками, дележом власти на самой верхушке — неужели в России вспыхнет еврейская междусобица, еврейская гражданская война в России?
Обе стороны понимали, что этого допустить никак нельзя.
В это время — 29 октября в центре Петербурга подняли вооружённое восстание против захватчиков молоденькие курсанты военных училищ. Они довольно быстро захватили Михайловский манеж и Государственный банк. А со стороны Павловска и Красного села стали наступать на столицу части генерала Краснова, за спиной которого появился сбежавший Керенский.
В этой ситуации было не до разборок и обе еврейские стороны пошли на взаимные уступки.
Бундовцы попросили отдать им хотя бы несколько министерских постов. Ленин согласился рассмотреть это предложение, и обе стороны создали согласительную комиссию.
Ленин не возражал против включения отдельных лиц в правительство, но при жёстком условии, что в любом случае правительство, то есть и эти лица, должны подчиняться ленинскому политическому штабу — ВЦИК.
Но 31 октября ситуация была уже другой: восстание курсантов было жестоко подавлено, а части Краснова на Пулковских высотах были разбиты красными полками, угроза миновала. Кстати, и тех и других опять подвели казаки атамана Дутова, которые в начале согласились поддержать это белое восстание и наступление, а затем — в ходе боёв — отказались.
Теперь Ленин мог уже опять не делиться добычей и 1 ноября на заседании ЦК РСДРП (б) категорично заявил — «Викжель в Совет не входит, и его туда впускать нельзя; Советы — органы добровольные, а Викжель не имеет опоры в массах…» — то есть не имеет силы, — «пора покончить с колебаниями.… Колебаться нельзя… мы должны апеллировать к массам…», — убеждал своё окружение Ленин.
2 ноября Цедербаум (Мартов) потребовал от СНК отменить запрет на выпуск ряда оппозиционных газет. Бунд рвался к российским массам и требовал от Ленина честной борьбы.
И вероятно в этот момент Цедербаум обратился к окружению Ленина аппелируя к справедливости и кровной солидарности. Ибо Каменев, Зиновьев и другие сторонники Бунда Ленину заявили — «Мы стоим на точке зрения необходимости образования социалистического правительства из всех советских партий». Ленин ответил им ультиматумом — «…мы требуем категорического ответа в письменной форме на вопрос, обязуется ли меньшинство подчиниться партийной дисциплине и проводить ту политику, которая сформулирована в принятой ЦК резолюции товарища Ленина».
