Хотя, следует сказать, что неделю спустя, слова Артура уже менее походили на бред сумасшедшего, и Чёрчстон уже беседовал со своим сыном, которому лишь предстояло стать его сыном, о вещах, за которые на его родине легко было отправиться в лечебницу для душевнобольных. Я не буду писать о том, что было темами их разговоров, как и не буду подробно описывать метаморфозу. Причина тому та же, по которой я был обязан сжечь дневник графа: превращение описано там настолько детально, что дневник мог бы заменить книгу, я бы не хотел, чтобы моё изложение событий стало шагом к пробуждению сил, которые уже дважды едва не получили власть над Землёй. Помня весь дневник слово в слово, я боюсь своих знаний и надеюсь, что в полном объёме они никогда не станут известными кому бы то ни было. Не устану проклинать себя за то, что вопреки воле умершего, перед сожжением заглянул в записи графа.
Тридцатого сын, посчитав, что тот готов, рассказал отцу о метаморфозе. Книга была открыта на изображении странного существа, которое, по описаниям Чёрчстона, смутно напоминало некое насекомое: членистые ноги, на которых едва удерживалось массивное, мешковатое бесформенное тело; голова этого животного (хотя можно ли назвать животным то, по сравнению с чем ископаемый трилобит выглядит куда более современным и земным) составляла одно неразделимое целое с туловищем, ротовое отверстие поражало своей пустотой, не имеющее зубов, оно казалось ещё более отвратительным, немо свидетельствуя о том, что этот зверь был способен только поглощать. Как говорит об этом граф: "При виде подобной твари всё человеческое восстало во мне против существования такой мерзости. Оно одновременно было скоплением наших кошмаров, чудовищных сновидений и страхов всего человечества, причём заметно было, что оно было намного древнее этих ужасов, которые по сравнению с ним казались чудачеством. Существо это было не столько страшным само по себе, хотя смотреть на него было, мягко говоря, неприятно, нет, оно несло в себе нечто такое, что описать нельзя, бесконечный ужас, нечто худшее, чем смерть было в этом существе, глядя на него, невольно начинаешь задумываться над тем, что детская боязнь темноты имеет под собой куда больше оснований, чем мы привыкли считать…
Возможно, поэтому Артур никогда не боялся оставаться один в тёмной комнате". И вместе с тем, Чёрчстон не может отказать Зверю в какой-то притягательности. Да, он не мог смотреть на него без отвращения, но в то же время от существа было чрезвычайно трудно отвести взгляд. Когда отец рассмотрел рисунок, Артур начал говорить. Так происходило уже чуть больше недели: сначала сын рассказывал, а потом они с отцом разбирали те места, которые тот не мог понять. Артур пытался пробудить память отца, ибо воспоминания об их прошлых воплощениях были одним из основных элементов метаморфозы. Мальчик сказал:
– Вот Этим мне предстоит стать с твоей помощью, ты, мой отец, должен породить меня, вскормить и ввести в жизнь. Мой срок пришёл, очередь за тобой…
Удивление графа было меньшим, чем того можно было ожидать. Возможно, он не стал писать в дневнике, насколько шокировали его слова Артура, а может быть он уже был в достаточной мере подготовлен к подобному повороту событий. Вероятнее всего, он не совсем понимал, что сын хочет от него. Память его упорно сопротивлялась тому, что было скрыто глубоко в подсознании, тому, что было призвано высвободить силу, равной которой нет, не было и не будет. Силу, способную уничтожать цивилизации, сметать с лица земли страны, сеять вражду и ненависть, ибо созидать она может только во имя себя самой, а сама она есть разрушение.
– Что я должен делать? – спросил граф Артура, – Как мне понимать тебя?
– Не нужно понимать, нужно верить… Метаморфоза протекает в несколько этапов, на каждом из которых от тебя будет требоваться всё больше и больше веры, потому что в конце тебе придётся принести жертву, которая потребует от тебя всех твоих сил, ибо пожертвовать придётся собой, однако ради того, кем стану я – твой Сын, часть тебя, эта жертва не так уж и велика. Пойми, как я доверяю тебе, я ничего не скрываю от тебя, я не пытаюсь уверить тебя, что после Метаморфозы всё будет по-прежнему. Нет, прошлое умерло, не только для меня или тебя, но и для всех тех, кто живёт на этой планете. Как жаль, что ты не увидишь грядущих времён.
– Значит, ты говоришь, что шансов остаться в живых у меня нет, я должен отдать всё, что у меня есть, тебе…
– Отец, ты даже сам не подозреваешь насколько ты прав, а это, увы, значит, что мы ещё даже не приблизились к первому этапу. Да, ты должен будешь отдать всё, и не только жизнь. После смерти мы оставляем определённую бестелесную оболочку, душу, если тебе так больше нравится, способную воплощаться вновь и вновь. От тебя не останется ничего, ибо сам ты должен будешь переродиться… но об этом позже.
– Хорошо, но пока мы говорим только о том, что я должен, что если я откажусь?
– Откажешься?! – похоже, подобная идея никогда не приходила в голову Артуру. Он был так удивлён, что в течение нескольких минут не мог вымолвить ни слова. Наконец, он собрался с мыслями, и вновь заговорил, хотя его голос всё ещё хранил следы недоумения, – Но ты ведь не можешь отказаться. Ты – мой ОТЕЦ! Ты ведь не откажешься, Папа?
Это был первый за всё путешествие раз, когда Артур назвал отца так; и впрямь, в голосе его вновь зазвучали давно забытые нотки, как будто тот, прежний, Артур, которому было всего четырнадцать лет, пытался прорваться сквозь это существо, которое уже начало свою Метаморфозу. И хотя позднее граф напишет, что его не смогли обмануть подобные речи, он всё-таки не смог тогда отказать сыну. Что бы произошло, если бы превращение не началось, знать мне не дано, в дневнике нет ничего, что могло бы пролить свет на этот вопрос, и хоть я и предполагаю, что граф знал ответ на него, просто не решаясь признаться себе в этом, я не могу утверждать этого наверняка. Факт заключается в том, что оно началось.
И ещё раз скажу я, что описание событий, составивших Метаморфозу, не входит в мои планы. Могу лишь в общих чертах описать, что же происходило. Граф предельно чётко даёт понять, в чём заключался смысл перерождения. Он не даёт нам шанса надеяться на то, что всё происходившее было игрой воображения, бредом безумца. Известно, что люди с больной психикой не могут чётко излагать свои мысли. Записки же графа отличает последовательность и логичность. Слог его очень прост, но вместе с тем эта простота вселяет веру в каждое слово этого страшного дневника. Если бы вы видели эти строки! Они бы могли убедить любого, даже самого скептически настроенного читателя, несмотря на факт, что то, о чём там говорится, современные учёные не только не могут объяснить, но и само предположение о том, что всё происходило в действительности, могло бы быть расценено как грубое надругательство над наукой. Чёрчстон правдив от первого до последнего слова, он ничего не утаивал от себя, хотя этого можно было ожидать от человека, попавшего в столь непростую ситуацию. Самое главное, он не оставляет никаких сомнений в том, что метаморфоза протекала не только на уровне чисто психических изменений, и поверьте, ему было бы намного легче если бы это было именно так, нет, ужас и боль его дополнялись тем, что Артур изменялся и внешне. Эти перемены становились всё более и более очевидны, и одиннадцатого мая сын попросил отца купить клетку. Я не буду указывать её точных размеров, но для того, чтобы читатель смог понять, как далеко они уже зашли к тому времени в своём превращении, я скажу, что этой клетки едва бы хватило для средних размеров овцы. Сын дал понять отцу, что эта клетка необходима ему для того, чтобы не поранить графа, ибо к тому времени начала проявляться необычайная агрессивность этого существа. Тем не менее, сын щадил отца, по крайней мере, как тому казалось, хотя я бы мог дать иное объяснение тому, что Артур попросил его накинуть занавес на клетку: возможно, он просто не хотел, чтобы Чёрчстон проник во все тайны Метаморфозы.
