Прибыв на нужный этаж, старик рассеянно прошелся по площадке, отыскивая свою квартиру, щуря глаза и наклоняясь к каждой двери, вглядывался в номера. Наконец он нашел то, что искал, и, тщательно изучив дверь, вошел в квартиру. Помещение он тоже осматривал с огромной тщательностью, как дотошный старик, привыкший к порядку, заглядывая во все углы и отмечая малейшие особенности интерьера. Затем он вышел на лоджию и так же внимательно изучил окна, саму лоджию и прилегающую к ней территорию – соседские окна, поверхность стены, расстояние до пожарной лестницы и крыши. Вернувшись в квартиру, Яма разделся, сняв с себя всю одежду, и, аккуратно сложив ее на стуле, стоявшем в спальне, прошел в ванную.

Приняв контрастный душ, чередуя горячую и холодную воду, он, как был обнаженным, вернулся в спальню и, упав на кровать, мгновенно заснул. Его тело, словно свитое из перекрученных канатов-мышц, смотрелось гротескно, нереально в сочетании с седой головой, лицом старика и руками, от локтя резко меняющими структуру кожи. Казалось, к молодому и сильному телу просто пришили чужие фрагменты, принадлежащие старику.

Так он проспал почти весь день. За это время солнце опустилось за горизонт, невидимый в городе из-за непроницаемой гряды высотных зданий. Сгустились сумерки.

Яма неслышно встал, в одно неуловимое движение оказавшись на ногах, и, так же бесшумно ступая по полу, пошел в ванную. Включил теплую воду и расположился перед большим, потускневшим от времени зеркалом, висевшим над раковиной. Яма усмехнулся и, открыв коробочку, принялся совершать со своей внешностью ловкие манипуляции. Через пять минут внешность его разительно изменилась. Степенный, умудренный годами Будда (каким бы он стал, если бы достиг старческого возраста) исчез. Вместо него в зеркале отражался молодой человек лет двадцати пяти с великолепно развитой мускулатурой.

Одетый в просторную полуспортивную одежду черного цвета, Яма практически сливался с тенями, господствующими повсюду. Он стоял на лоджии и смотрел вниз, на мигающую неоновыми огнями темную Москву. Где-то здесь, среди многочисленных улиц и переулков, скрывается до поры до времени «петля Амита», один из причудливых изгибов его Судьбы, который и привел его сюда, в этот город.

Судьба… Для цивилизованного европейского мира пустое слово. Фатальная череда случайностей и закономерностей, ведущих человека к его неизменному финалу – смерти.

Для той части азиатского мира, которая еще не попала под это отупляющее мировоззрение, Судьба оставалась абстрактным понятием, включающим, тем не менее, в себя все: жизнь, битву, колдовство, смерть, бессмертие и любовь… Только такое восприятие мира способно подарить истинное наслаждение от переживания каждой минуты, каждого мгновения, которое ведет воина к месту его Последней Битвы. Судьба – это как мост от жизни к смерти, он где-то начинается и где-то заканчивается, но, двигаясь по нему, воин знает, что, покинув один берег, он неизбежно придет к другому; это называется Судьбой, и ее нужно принимать отрешенно и смиренно. Но это не обреченное смирение приговоренного к смерти. Принятие своей Судьбы – это мужество и решительность, восторг и страсть, сердце и дух.

«Слышишь шум крови в венах врага? Слышишь его дыхание? Бешеный стук сердца? Страх, источаемый его мыслями?»

Далекий голос его наставников зазвучал на периферии сознания подобно шепоту призрачных духов.

«Неистовый натиск… Ярость… Хищная сталь клинка… Удар…»

Яма дрожит. Все это происходит на самом деле? Или это иллюзии, навеянные ожиданием грядущей Игры, аберрации возбужденной психосферы?

Клекот коршуна высоко в небе. Здесь? Откуда?

Яма глубоко дышит, закрыв глаза. Прохладный вечерний воздух приятно расходится по телу колючей волной.

«Игра начинается. Я иду…»

Он вернулся в комнату и сел на пол, склонившись над вещами, разложенными перед ним. Взяв в руки черный брезентовый рюкзак, наподобие тех, которыми пользуются роллеры и школьники, Яма начал складывать в него вещи, которые могли понадобиться в предстоящем поединке.

…Моток тонкой, но невероятно прочной веревки. Стальная «кошка», обмотанная черной тканью. Три кронштейна и два мощных альпинистских карабина с тросами-переходниками. Кожаный планшет с набором небольших ампул и комплектом игл, закрепленных в специальных нишах. Мягкая войлочная тряпица. Небольшой баллончик с резиновой трубкой. Замшевый чехол с двумя слегка изогнутыми ножами. Шнур-удавка с тремя узлами. Тонкая маска, одна половина которой была белой, а другая – бледно-голубой. Два баллона с краской, снабженные распылителями, компактный сотовый телефон.

Яма закинул рюкзак на плечо и неслышно выскользнул на площадку, прислушиваясь к окружающему пространству. Стандартный набор звуков, который можно услышать в любом подъезде – глухие голоса, далекий гомон работающего телевизора, звяканье посуды, – всю эту какофонию дома подъезд впитывает в себя словно губка из-за закрытых дверей. Находясь в подъезде, можно много узнать о том, что скрывают люди за перегородками своих квартир. Но Яму сейчас не интересовали аспекты личной жизни соседей, он слушал подъезд, чтобы узнать: скрывает ли он в своих недрах какую-нибудь опасность.

Все в порядке. Ничего подозрительного. Подъезд, казалось, тоже замер, настороженно наблюдая за темным человеком, бесшумно спускающимся вниз по запасной лестнице. Игра началась.

Сумерки. Время смешения света и тьмы. Время древних страхов, загнавших людей в города. То, что еще несколько часов назад было привычным и знакомым, приобретало сейчас зыбкие зловещие очертания. Стены домов изменили цвет. Деревья превратились в угрюмые многорукие силуэты. Тени вокруг, хлынув из подворотен призрачной лавиной, слились воедино, образовав одну гигантскую тень, поглотившую город. Уличные фонари, фары автомобилей и неоновые рекламы пытаются разбавить тьму своим холодным светом, но тщетно, тень лишь набирает силу, наливаясь каждую минуту все более интенсивной чернотой.

Люди всегда чувствуют метаморфозы, происходящие с миром в это время. Эти ощущения скрыты глубоко-глубоко в подсознании, где дремлют с незапамятных времен инстинкты и родовая память человечества. Движения людей становятся менее уверенными, мысли – более путаными и хаотичными. Это влияние темноты. Погружаясь в ночь, человечество оказывается во враждебной стихии, в ином мире, где действуют совершенно чуждые законы и правила, в мире, где господствует Неизвестное. Дыхание ночи наполнено страхом.

Яма чувствовал себя в это время в своей стихии. Он и был существом ночи, поэтому не только любил сумерки, он наслаждался ими, насыщаясь их невидимой энергией.

Черный человек двигался вперед стремительным упругим шагом, изучая окружающее пространство расфокусированным зрением, позволяющим охватывать максимальное количество объектов, попадающих в поле внимания. Казалось, невидимые волны его энергии расшвыривают в стороны напряженных и ослабленных прохожих с их тусклыми аурами, попадавшихся на его пути. При этом никто не обращал на него внимания, как будто его и не было вовсе. Просто люди шарахались в стороны, рассеянно и удивленно пытаясь осмыслить причины этого неясного дискомфорта, заставившего их сойти со своего пути.

«Невидимый» человек буквально сочился опасностью. Она сквозила в его походке, в манере двигаться, в движениях рук и головы, во взгляде, который замечал все вокруг.

Воин расслаблен и, тем не менее, всегда готов к атаке. Любой элемент окружающего мира потенциально может таить в себе угрозу. Реальную или гипотетическую, не имеет значения. Подобные градации чрезвычайно условны в этом мире. Для Ямы уже давно перестала существовать грань между реальностью и иллюзией. Он вспомнил, как много лет назад, будучи еще совсем молодым воином, он сидел перед Наставником в зале, погруженном во мрак. Ничего не видно вокруг, лишь ощущение чужого присутствия перед собой. Наставник, невидимый в темноте, тихо шепчет: