Что же можно сказать о грядущей эволюции человеческого мозга? Существует большое и увеличивающееся число свидетельств того, что многие формы умственных расстройств являются результатом химических или наследственных повреждений мозга. Поскольку многие умственные заболевания имеют одинаковые симптомы, причины их возникновения тоже могут быть одинаковыми, и, стало быть, лечить их можно тоже одинаковыми средствами.
Известный своими пионерскими исследованиями английский невролог Хаглингс Джексон писал: «Познайте сны, и вы познаете безумие». Люди, страдающие жестокой бессонницей, часто подвержены дневным галлюцинациям. Шизофрения нередко сопровождается расстройством ночного сна, но не известно, есть ли это причина заболевания или его следствие. В шизофрении более всего поражает, насколько несчастны те, кто ею страдает, в каком отчаянии они обычно пребывают. Может быть, шизофрения — это то, что случается, когда драконы перестают быть надежно прикованными к ночи, когда они разрывают оковы левого полушария и вырываются на дневной свет? Другие заболевания, вероятно, являются результатом повреждений функций правого полушария. У больных, страдающих неврозом навязчивых состояний, крайне редко бывают интуитивные озарения.
В середине шестидесятых годов нашего века Лестер Гринспун и его коллеги из Гарвардской медицинской школы провели серию экспериментов, в которых участвовала и контрольная группа больных, чтобы выявить относительную эффективность различных терапевтических средств при лечении шизофрении. Поскольку Гринспун и его коллеги — психиатры, их естественные пристрастия, если таковые у них были, лежали в сфере использования словесного внушения, а не фармакологии. Но, к своему удивлению, они обнаружили, что недавно полученный транквилизатор тиоридазин (один из группы примерно одинаково эффективных противопсихотических препаратов, известных под названием фенотиазинов) сильно облегчает течение болезни, если не излечивает ее совсем; выяснилось, что один лишь тиоридазин, по свидетельству пациентов, их родственников и врачей, так же действен, как тиоридазин плюс психотерапия. Единодушие экспериментаторов перед лицом такого неожиданного открытия поистине поразительно. (Трудно вообразить эксперимент, способный убедить ведущих представителей тех или иных политических или религиозных взглядов в превосходстве концепций их оппонентов.)
Недавние исследования показали, что эндорфины, небольшие пептидные молекулы, которые встречаются в мозге крыс и других млекопитающих, могут вызывать у этих животных отчетливо видную мышечную скованность и оцепенение, напоминающие кататонию при шизофрении. Молекулярные или неврологические причины, вызывающие шизофрению, пока не известны, но вполне вероятно, что однажды мы с точностью установим участки мозга (или нейрохимические вещества), которые ответственны за это заболевание. (Между прочим, в США каждая десятая койка в больницах занята больным шизофренией.)
Опыты, проведенные Гринспуном и его коллегами, вызывают один любопытный этический вопрос. Современные транквилизаторы настолько эффективно помогают при шизофрении, что скрывать их от больных многим представляется неэтичным. Отсюда следует, что единожды проведенные эксперименты, в которых установлено, что транквилизаторы оказывают положительное воздействие, невозможно повторить, поскольку лишать больных средства, избавляющего их от страданий, считается ничем не оправданной жестокостью. Таким образом, в дальнейшем становится невозможным иметь контрольную группу шизофреников, в которой пациенты не получают транквилизаторов. Но если уж решительные эксперименты в области химиотерапии болезней мозга могут быть поставлены лишь однажды, они с первого раза должны проводиться по самым строгим правилам.
Еще более впечатляющим примером подобной химиотерапии является использование карбоната лития для лечения маниакально-депрессивного психоза. Прием тщательно подобранных доз лития, этого легчайшего и простейшего среди металлов, приводит к поразительному улучшению состояния больных, опять-таки если судить по их собственным отзывам и наблюдениям окружающих их людей. Неизвестно, отчего столь простое лечение оказывает столь сильное воздействие, но, скорее всего, дело в том, что оно как-то связано с химией ферментов мозга.
Весьма необычное умственное расстройство получило название болезни Ги де ля Туретта (как всегда, по имени врача, который привлек к ней внимание коллег, а не больного, который страдал ею в наиболее тяжелой форме). Среди симптомов этой болезни есть много двигательных и речевых расстройств, но самое удивительное — это стремление произносить (на том языке, который больной знает лучше других) сплошной поток ругательств и непристойностей. Медики говорят, что заключение о наличии этой болезни делается с помощью «коридорного диагноза»: пациент способен с огромным усилием превозмочь себя на время короткого визита врача, но как только тот выйдет из палаты в коридор, поток словесной грязи вырывается, словно вода сквозь рухнувшую плотину. В человеческом мозге есть место, которое рождает «грязные» слова (оно может быть и в мозге обезьян).
Есть очень немного слов, которыми может пользоваться правое полушарие, — всего лишь «здравствуй», «прощай» да еще... некоторые избранные ругательства. Быть может, болезнь Туретта поражает только левое полушарие. Английский антрополог Бернард Кемпбелл из Кембриджского университета предполагает, что лимбическая система достаточно хорошо связана с правым полушарием коры головного мозга, которое, как мы видели, намного лучше, чем левое, управляет эмоциями. А ругательства если уж и несут на себе какую-то нагрузку, то именно эмоциональную. Болезнь Ги де ля Туретта, при всей своей сложности, скорее всего, есть результат недостатка некоторого химического вещества, передающего информацию от нейрона к нейрону, и тщательно подобранные дозы галоперидола сильно облегчают вызываемые ею страдания.
Последние данные указывают, что такие лимбические гормоны, как АКТГ (адренокортикотропный гормон) и вазопрессин, могут сильно улучшить способность животных удерживать и вызывать в памяти различные факты. Этот и аналогичные примеры указывают путь если не к решительному совершенствованию мозга, то хотя бы к его существенному улучшению — быть может, с помощью уменьшения избытка или регулирования производства в мозге пептидных молекул определенных типов. Подобные примеры также в высшей мере снижают бремя вины, которое, как правило, испытывают те, кто страдает умственными расстройствами, — бремя, крайне редко знакомое, скажем, больным корью.
Кора головного мозга изрезана большим числом борозд, извилины мозга тесно примыкают одна к другой, а сам он плотно входит в череп. Все это с очевидностью показывает, что разместить в голове современного человека больший по объему мозг — дело необычайной трудности. До самого последнего времени череп большего размера, в котором был бы заключен и мозг большего размера, не мог появиться из-за ограничений, накладываемых размерами тазового пояса и родового канала. Но введение кесарева сечения, изредка применявшегося и две тысячи лет назад, но много чаще в наше время, позволяет рождаться детям с увеличенным объемом мозга. Другая возможность, появившаяся в самое последнее время, состоит в том, чтобы выращивать плод вне утробы матери. Однако скорость эволюционных изменений столь невелика, что едва ли хоть одна из стоящих перед нами сегодня проблем сможет быть решена благодаря значительному увеличению размеров неокортекса и связанным с этим поумнением человечества. Наверное, несколько раньше, хотя и не в самое ближайшее время, станет возможным с помощью операций на мозге улучшить те его части, которые мы найдем того заслуживающими, и, наоборот, еще более затормозить деятельность тех, которые окажутся повинными в некоторых сложностях и противоречиях нашего мышления, мешающих дальнейшему развитию человечества. Но множественность функций, выполняемых мозгом, и избыточность в его конструкции делают такой путь неосуществимым в ближайшем будущем, даже если он и был привлекателен для общества. Мы, вероятно, сначала научимся конструировать гены, а уж потом — конструировать мозги.
