– А есть еще и неофициальное? – кустистые брови Головацкого сошлись в области переносицы.

– Только предположения, – поспешно вклинился сухонький господин в пенсне.

Матвей Евграфович метнул в его сторону короткий взгляд. Сухонький вроде как стушевался и снова опустил глаза. Головацкий взглянул на Буйчилова. Но начальник Третьего отделения и в этот раз проигнорировал своего спутника. Его личность по-прежнему оставалась для хозяина дома инкогнито.

– Предположения относительно чего, осмелюсь спросить? – Матвей Евграфович вновь пристроил сигару во рту.

– Относительно того, что генерал Корниевич мог быть убит.

– Вот как? Убит? А основания? Основания, господа?

Буйчилов резко поднялся с дивана и, заложив руки за спину, стремительно прошелся по комнате. Его начищенные до зеркального блеска хромовые сапоги поскрипывали при каждом шаге. Головацкий с неудовольствием поморщился. Буйчилов остановился возле окна, чуть отодвинул тяжелую плюшевую портьеру, выглянул зачем-то на улицу и только после этого обернулся к Головацкому.

– Мы надеемся на вашу помощь в этом деле, господин профессор. Но я предупреждаю еще раз…

– Да-да, – нетерпеливо оборвал его Матвей Евграфович. – Я уже понял. Дело государственной важности. Излагайте, Кондратий Ксенофонтович, излагайте.

Но Буйчилов не торопился. Он вновь прошелся по комнате. Замер за спиной своего спутника в золоченом пенсне и вперил пристальный взгляд в Головацкого.

– Видите ли, Матвей Евграфович, – начальник Третьего отделения говорил настолько тихо, что профессору приходилось изрядно напрягать слух, дабы не пропустить из сказанного ни единого слова. – Вам, полагаю, неизвестно одно прелюбопытнейшее обстоятельство. В последнее время генерал Корниевич проходил курс лечения. Он не употреблял наркотиков.

– Так могли думать все, кроме самого генерала, – вставил Головацкий.

Буйчилов наморщил лоб.

– Возможно, – протянул он с явной неохотой. – Но это уже наводит на определенные размышления, Матвей Евграфович, согласитесь.

Головацкий предпочел промолчать. Лишь обстоятельно взвесив все и имея на руках как можно более полную картину происходящего, он позволял себе открыто высказывать собственное мнение. В противном случае Матвей Евграфович держал собственную точку зрения при себе. К настоящему моменту начальник Третьего отделения сказал слишком мало…

– И это еще далеко не все, Матвей Евграфович, – продолжил тем временем Буйчилов. – Вы прекрасно знаете, как в нынешнее время непросто достать кокаин. Его отпускают в аптеках исключительно по рецептам. И то в самых минимальных дозах. Для генерала Корниевича это, конечно, была не проблема. Но мы отработали все возможные источники и каналы, по которым генерал мог достать кокаин, и как вы думаете, что из этого получилось?

– Думаю, что по всем известным вам источникам генерал ничего не приобретал, – без тени каких-либо эмоций на лице заявил Головацкий.

– Верно! – Буйчилов звонко ударил ладонью по спинке дивана. – Верно, Матвей Евграфович! Не приобретал! И это тоже весьма странно. Более чем странно.

Головацкий лишь лениво пожал плечами. Он загасил свою сигару и осторожно положил ее на краешек бронзовой пепельницы, на краю которой словно бы парил бронзовый орел.

– Но и это опять же не все, – продолжил Буйчилов.

– Довольно уже интриговать меня, Кондратий Ксенофонтович, – не выдержал Головацкий. – Если есть что сказать, говорите.

– Извольте, – казалось, в голосе начальника Третьего отделения просквозило нечто вроде обиды. – На шее покойного генерала Корниевича были обнаружены странные следы. Четыре симметричных коротеньких пореза под адамовым яблоком. По словам людей из ближайшего окружения генерала, опрошенных нами, этих порезов накануне гибели у Корниевича не было.

Легкий, почти незаметный для постороннего глаза огонек вспыхнул во взгляде Матвея Евграфовича. Он чуть подался вперед, заставив лежащего на полу дога навострить уши, и заинтересованно спросил:

– Вы можете подробнее описать мне, как выглядят эти порезы, Кондратий Ксенофонтович?

– Ну… – Буйчилов замялся. – Как вам сказать, профессор?.. Два горизонтальных и два вертикальных пореза. Если продлить и соединить их между собой, то в итоге без сомнения мы могли бы наблюдать неровный квадрат…

– Прямоугольник? – уточнил Головацкий.

– Можно и так сказать.

– Занятно, – буркнул себе под нос Матвей Евграфович.

Это коротенькое высказывание еще больше сбило с толку Буйчилова.

– Занятно? – удивленно сморгнул он. – Боюсь, я не совсем понимаю вас, профессор. Что здесь такого занятного?

– Ничего-ничего. Если возникнет такая необходимость, я позже поясню вам свою мысль. Продолжайте, Кондратий Ксенофонтович.

Буйчилов потеребил ус, затем обогнул диван и занял прежнее место рядом с сухоньким господином. Взял в руки шляпу.

– Еще одно странное обстоятельство связано с адъютантом покойного генерала Корниевича. С Василием Симаковым. По сути, Матвей Евграфович, если вы не знали, Симаков был особой, наиболее приближенной к Корниевичу… Его правой рукой, если так можно выразиться.

Головацкий кивнул. Он знал об этом. Или, во всяком случае, слышал. Имя капитана Симакова частенько мелькало рядом с именем самого генерала Корниевича.

– И что не так с этим адъютантом? – настороженно спросил профессор. Его лицо приобрело озадаченное выражение. Сейчас Матвей Евграфович смотрел на посетителей совсем по-другому, нежели в первые минуты их визита. – Что это за странное обстоятельство? Извольте объясниться, Кондратий Ксенофонтович.

– Охотно. Дело в том, что Симаков также погиб.

– Погиб? Когда?

– Вчера вечером. В начале восьмого. Это в некотором роде и послужило причиной нашего немедленного визита к вам, Матвей Евграфович.

– И при каких же обстоятельствах погиб капитан Симаков?

– Он был застрелен на дуэли.

– Кем?

– Поручиком Преображенского полка Игнатом Рытвиненко. Секунданты утверждают, что дуэль происходила по всем правилам… Негласным правилам, разумеется, – поспешно поправился Буйчилов, словно опасался, что его самого примут за злостного дуэлянта. – Однако оружие Симакова не выстрелило. Он стрелял первым, и его пистолет дал осечку. Поручик Рытвиненко стрелял вторым. И убил капитана.

Рука Головацкого машинально потянулась к сигаре. Теперь он понимал, откуда у департамента полиции появились подозрения в неправдоподобности всей этой истории. Маленькие разрозненные странности… Но если все их свести воедино, то вырастал один большой вопрос. Не слишком ли много этих странностей?

– Вы проверили оружие Симакова? – Головацкий закурил.

– Разумеется. Оно оказалось в полном порядке.

– А что говорит по этому поводу поручик Рытвиненко?

Буйчилов криво усмехнулся. Его спутник в золоченом пенсне после своей единственной короткой реплики по-прежнему не проронил больше ни одного слова. Он только слушал и время от времени качал головой в знак согласия.

– Рытвиненко не говорит ничего, – произнес начальник Третьего отделения тоном факира, готового в следующую секунду извлечь из своего цилиндра крупного белого кролика. – Дело в том, что нам не удалось его найти. Поручик Рытвиненко исчез. Исчез сразу же по окончании дуэли. Поручик покинул часть Преображенского полка без каких-либо объяснений.

Брови Головацкого чуть изогнулись, но никаких новых вопросов задавать он не стал. Впрочем, Буйчилов в этом и не нуждался. После небольшой паузы он добавил:

– По словам сослуживцев Игната Рытвиненко, он исчез потому, что испугался возможных последствий в связи с участием в несанкционированной дуэли. Он попьет, покутит где-нибудь, а потом вернется в часть с покаянной головой. Но это, как вы понимаете, Матвей Евграфович, только их точка зрения. Что на уме у самого поручика Рытвиненко, сказать сложно. Во всяком случае, до тех пор мы не можем найти его. Надо отыскать Рытвиненко. С вашей помощью, надеюсь. И при содействии статского советника Михаила Акимовича Лужанского.