Ева чувствовала, что ей нужна немедленная разрядка. Тогда он сможет начать сначала, нагнетая страсть постепенно, так, чтобы они могли часами заниматься любовью.

Он подтянул ее вверх, пока его щека не оказалась на ее шелковистом бедре. Ева почувствовала влажный язык. Его язык ласкал ее бутон так же, как и сосок, и ее подхватил неистовый вихрь. Она закричала и выгнулась, отдаваясь его умелым ласкам.

Клинт изменил позу, чтобы поймать ее вскрик своим ртом. Большинство ощущений, которые испытывала Ева, были для нее новыми.

В памяти вспыхнули слова Клинта: «Я не могу понять, кто вы — Снежная королева или просто еще не проснувшаяся женщина».

«Я была и той, и другой!» — подумала она. Впервые в жизни Ева чувствовала себя на вершине блаженства. А ведь любовная игра только началась.

Теперь Клинт начал шептать ей любовные слова, и каждая фраза была ласковее предыдущей. Ева никогда бы не подумала, что он может быть столь поэтичным. Но ведь она и во всем остальном недооценивала его.

Его действия сделались яростными и необузданными. Она получала наслаждение от грубой силы, с которой он овладел ею, погрузившись на самое дно ее раскаленного тела. Затем он вынырнул обратно, чтобы повторять глубокие погружения снова и снова, пока ее ногти не впились ему в спину. Она забыла обо всем, исступленно принимая его в себя снова и снова.

Он глухо застонал, и она поняла, что он получал такое же наслаждение, какое доставлял ей. Внезапно пульсирующая струя изверглась из его нутра, и Ева пожалела, что не могла испить его белого горячего семени.

Ее голова металась из стороны в сторону, и Клинт прижал руку к ее щеке, чтобы удержать ее. Потом он снова приник к ее устам.

Скатившись с нее, он жестом собственника притянул ее к себе. Ева была на седьмом небе от счастья. Она взглянула на Клинта. Ее возлюбленный уже спал. Она нежно поцеловала его в лоб.

Долгое время Ева лежала, словно в забытьи, погрузившись в ощущения собственного тела. В их любовном теннисе чередовались подчинение и отдача, подавление и покорность, но странным образом то и другое присутствовало в равной мере. Мужчина и женщина были половинками одного прекрасного целого. Равными половинками! Она ни в малейшей степени не чувствовала себя униженной, наоборот — вознесенной на небывалую высоту.

Ева старалась не думать ни о чем. О Треворе она подумает позже. На этом необитаемом острове в снежном океане должны быть только двое: Ева и Клинт. И больше никого. По крайней мере, сегодня. Большому миру здесь не было места.

Ева не могла сомкнуть глаз. Она взяла книгу и свечу и, тихонько устроившись рядом с Клинтом, стала читать «Дары волхвов». Герои О'Генри были такими реальными, словно находились вместе с нею в комнате. Повествование перенесло ее в канун другого Рождества. Когда она дочитала до конца, в ее глазах стояли слезы. Молодой человек заложил свои часы, чтобы купить черепаховые гребни для прекрасных волос жены. Она продала свои волосы, чтобы купить ему цепочку для часов. Гребни и цепочка были лишь символами. Что они действительно подарили друг другу — это любовь.

Больше всего на свете Еве хотелось преподнести Клинту Келли дар любви, и она точно знала, каким он должен быть. Она встала с кушетки, открыла свой кейс и вынула бланк договора о покупке. Заполнила его на сумму в сто семьдесят пять тысяч долларов. Ева знала, что Джуди согласится на эти условия. И прекрасно! Клинт должен жить здесь — этот дом и земля уже стали частью его.

То, что она не вступит в «Клуб миллионщиков», было теперь не важно. Ева очень хотела сделать Клинту приятное. Она задула свечи и свернулась калачиком возле него. Этот сочельник был поистине волшебным.

Первое, что услышала Ева в то рождественское утро, был стон. Она села на постели и взглянула на Клинта. Его лицо показалось ей красным.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — сипло ответил он.

— Ты совсем болен! Ты, наверное, простудился. — Она потрогала его лоб. — Горячий. У тебя жар!

— Я никогда не болею, — запротестовал Клинт хриплым шепотом.

— Ты хочешь сказать, что никогда не признаешься, что болен.

— Это одно и то же. — Он вымученно улыбнулся и откинул одеяло.

— О нет, не вставай! — Ева накрыла его одеялом. — Ты болен, потому что переутомился. Охота, дрова… И к тому же ты почти не спал.

Он рассмеялся. Смех был больше похож на кашель.

— Это детская игра по сравнению с двадцатичетырехчасовой сменой, когда мы тушили зимой пожары.

Но Ева не дала ему встать.

— Разве не ты сказал: «Человек должен знать предел своих возможностей»? Теперь моя очередь позаботиться о тебе.

Она сбегала в душ, затем натянула на себя атласную нижнюю юбку, красные рейтузы и синюю шерстяную рубашку. Она чувствовала взгляд Клинта, пока разводила огонь в камине. На кухне она включила генератор, чтобы вскипятить воду для кофе. Потом развела сухой апельсиновый сок, отрезала несколько кусочков оленины и поставила поднос на кровать. При виде апельсинового напитка его темные брови удивленно поднялись.

— Это имитация апельсинового сока. А ты разве никогда не притворяешься?

— Я притворялся, будто у меня есть дом, — пробормотал он.

Она заставила его все съесть, затем налила в кофе остатки виски.

— Я хочу, чтобы ты уснул.

— Сегодня Рождество. Нужно приготовить угощение, — запротестовал он.

— Я приготовлю, — сказала она решительно.

Потягивая маленькими глотками кофе, Клинт с восторгом смотрел на нее. «Интересно, почему ей вдруг захотелось поиграть в хозяйку?» Наверное, только потому, что он неважно себя чувствует. Клинту было непривычно, что его опекают. Он вернул пустую кружку, натянул одеяло и повернулся на бок.

Когда Ева кончила завтракать, она услышала ровное дыхание и поняла, что Клинт уснул.

«Теперь приступим к осуществлению наших планов». Ева надела сапоги, набросила пуховик Клинта и пошла к гаражу за топором. Метель утихла, и мир вокруг был похож на декорации к сказочному представлению. Ева нашла маленькую елочку. Деревце было буквально погребено под снегом. Торчала только верхушка. Ева долго расчищала снег. Срубить деревце оказалось делом нелегким. Особенно для человека, который впервые в жизни взял в руки топор. Но Еве это все-таки удалось. Только руки совсем замерзли. Она согрела их у огня. «Интересно, что скажет Клинт, когда проснется?»

Рождество в этом году будет особенным.

Нужно было сделать подставку для рождественского дерева. Ева отправилась в гараж. В углу валялось несколько брусков цемента, используемых, возможно, в качестве подпорок для двери, и она решила, что они ей пригодятся. Увидев мертвого фазана, она почувствовала легкое сожаление, что бедное создание попало в силки. Но оно улетучилось, когда она поняла, что это их рождественская птица. Ева не зря прожила несколько лет на Востоке — она хорошо научилась потрошить дичь. Она вспомнила, что, когда искала водопроводный вентиль, видела в подвале несколько луковиц. Сбегала за ними. Посыпав тушку шалфеем и чабрецом, девушка положила ее в сковороду, накрыла фольгой и поставила на огонь. Затем принесла из гаража цементные бруски и вставила между ними дерево. Осталось найти украшения для елочки. Ева достала красные салфетки-»валентинки» и смастерила из них бумажные цветы.

В сарае она видела сухие кукурузные початки. Если в них остались зерна, они подойдут для украшения дерева. Она снова надела сапоги и куртку и отправилась к сараю.

В нос ей ударил запах конского навоза, и это внезапно напомнило ей о том, что младенец Иисус родился в яслях. Она подумала о Деве Марии, которая родила в таком месте, а потом о своей собственной матери. Как, должно быть, волнуется Сьюзен из-за того, что она не приехала утром! Родители будут ее искать, и это наверняка испортит им Рождество.

Ева чувствовала себя виноватой. Она очень любила отца и мать и сожалела о том, что причиняет им беспокойство. Но тут уже ничего не поделаешь.

Вернувшись на кухню, Ева выбрала зерна из старых початков и включила генератор, чтобы прожарить зерна на сковородке. Из ящика с инструментами Клинта она достала леску. Гирлянды получатся преотличные. Ева полила жиром фазана, убрала фольгу, чтобы он мог зарумяниться. Запах был божественный! Ева вознесла благодарственную молитву.